Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Между молотом и наковальней. 27 апреля 1495 года, вечер. Градара. » Ответить
Между молотом и наковальней. 27 апреля 1495 года, вечер. Градара.
Франческо Морияди:
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Франческо Морияди: Вечер накрывал Градару багряной пеленой заката. Франческо нетерпеливо поглядывал на небо и, с заговорщицкой ухмылкой, на приятеля. Им обоим день, угасающий во всем своем великолепии, принес кое-что куда более приятное, нежели выигрыш в кости или дружеская попойка на щедроты герцога Пезаро. Письмо, вернее два, по одному на каждого, настолько многообещающим содержанием, что Франческо день провел как на иголках. - Я вот все думаю, кто они, - задумчиво проговорил он, оглядывая замковый двор и пристройки, словно ожидая на каждом углу увидеть по вожделеющей поклоннице. – Я думаю, что знатные дамы… красивые, наверное, молодые. Из тех, у кого старые мужья. Увидели тебя и меня… ну и… Франческо красноречиво развел руками, демонстрируя приятелю новый дублет и собственную неоспоримую привлекательность. Сердце нетерпеливо колотилось в предвкушении приключения, того, о котором хранят память до конца жизни, о котором снова и снова рассказывают друзьям и врагам, наслаждаясь их завистью. Фантазия уже расцветила то, что должно случиться самыми красочными подробностями. Оставалось дождаться их воплощения в жизнь.
Ромео Дзанери: Собеседник Морияди хмыкнул в ответ. Он, хоть и был лишь на два года старше, в глубине души считал себя куда опытнее, потому всячески показывал, что не слишком удивлен явному признанию заслуг и не проявлял восторг так открыто. - Ты все о красотках грезишь, - поправляя безупречно сидящий берет, самодовольно ухмыльнулся он. - Дурнушки, кстати, мой друг, куда более страстны. Сказано же - приходите в масках, наверняка и наши дамы будут прятать свои лица. Так что даже если щеки оспой поедены, мы все равно этого не увидим. Про себя Ромео решил, что в конце ночи обязательно лишит даму покрова тайны. Не из любопытства, а из куда более прозаичных соображений: если незнакомка будет хороша так, как туманно обещало ее письмо, то грех будет не искать дальнейших встреч, если же на словах ее горячность и закончится - от такой любовницы лучше бежать, как черт от ладана. - Тебе не кажется, что мы уже давно стоим? - он нарочито зевнул. - Если бы я знал, то прихватил бы с собой кувшин с вином - скрасить ожидание. Дзанери примерил маску и остался вполне доволен результатом - оставалось дело за малым. Где же ты, проводница в чертоги Амура?
Вероника Капротти: Вероника торжествовала, но, как подобает доброй христианке, торжествовала в самой глубине своей благочестивой души. То, что сегодня должно было случиться, иначе, чем воздаянием за грехи вавилонских блудниц, Катерины Сфорца и Лукреции Борджиа и назвать было нельзя. А разве истинно верующий будет стоять на пути воздаяния? Нет, истинно верующий воздаянию поможет. И своей причастностью к этому Вероника Карпотти гордилась особо. Увидев, что двое свитских герцога Пезаро толкутся на назначенном им месте, монна позволила себе неодобрительно покачать головой. Вот еще два грешника, и куда, спрашивается, катится, мир? Люди охотно продают свои души Сатане! А, спрашивается, за что? За похоть, за мгновения грешной радости, которую Веронике в этой жизни так и не удалось познать. - Вы готовы, мессеры, - сухо вопросила она, появившись как тень воздаяния возле двух мужчин. – Если готовы, то следуйте за мной. Скоро я завяжу вам глаза, потому что мои госпожи очень высокопоставленные особы и берегут свою репутацию. Надеюсь, вы оцените оказанную вам честь и проявите скромность. Вероника, слово в слово повторив то, чему ее научил Сципионе, этот милый мальчик, повела за собой двух мужчин в башню, где уже все было приготовлено согласно распоряжениям герцогини Пезаро и графини Форли. Гореть им за это в аду вечно.
Лука Барбато: Добрая христианка Вероника давно уже занимала мысли Луки, правда, надо заметить, что ни одна из этих мыслей не смогла бы оскорбить мадонну в ее благочестии. Не настолько оголодал наемник, чтобы прельститься перезрелыми прелестями красотки, но, пожалуй, не было еще в жизни придворной дамы настолько внимательного поклонника. Барбато не забыл, как ему легко было уговорить женщину, и только недоумевал, почему она до сих пор в свите графини. В свое время он прямо рассказал Тигрице, кому из окружения обязана "приятным" визитом в таверну, но по снисходительной усмешке понял, что и это не было новостью. Тогда почему? Или это был очередной каприз Катерины? Почему она не потребовала, чтобы предательницу убрали хотя бы из свиты? Но мадонна Вероника с ее незапятнанной репутацией по-прежнему состояла при особе. Сильным мира сего лишних вопросов не задают, потому Лука решил, что сам будет следить за жадной до денег дамой. Единожды предав, предашь еще раз. Хотя, если не замечать вечно поджатые губы, пока монну нельзя было ни в чем упрекнуть. Или ей просто больше никто ничего не предлагал? Вот и сегодня наемник только скользнул по ней взглядом, мимоходом отметив, что монна Вероника едва не светится. "Уж не появился ли какой не слишком разборчивый любовник?" - торопясь по своим делам, ухмыльнулся он про себя и поспешил прочь. Во дворе его ждал Пес и мысленно Лука был уже рядом с любимцем, но, проскочив один пролет, резко остановился. Слишком уж ликующий вид был у женщины, даже ее знатная бородавка излучала торжество. Вот где пригодились прежние навыки. Бесшумно, словно на его ногах были одни чулки, Барбато повернулся и последовал за пышнотелой Ариадной.
Франческо Морияди: Слова приятеля о дурнушках заставили Франческо недовольно поморщиться, но ответить он не успел, за ними явилась служанка, особа настолько выдающихся достоинств, что Морияди толкнул в бок Ромео, дескать, черта упомнишь, он тут как тут. Но от язвительных замечаний воздержался. Известие о том, что таинственные незнакомки «высокопоставленные особы» приятно польстило самолюбию сердцееда, и, пока они шли за дородной мадонной, он перебирал имена знатных дам, гостящих сейчас в замке. Дело бесполезное, но все же приятное. Приятное дело стало таинственным, когда кавалерам завязали глаза. Опираясь рукой о пухлое плечо «купидона», Франческо шел, пытаясь понять, где они находятся. Судя по гулу шагов, по холоду, идущему от стен, они были в каком-то коридоре, но вот дверь скрипнула, и на жаждущего амурных приключений Морияди пахнуло теплом, ароматом благовоний. - И что дальше? - осведомился он, осторожно опускаясь на подушки и снимая с глаз повязку, осматриваясь и едва сдерживая восхищенный вздох. Любовное гнездышко было устроено не то что со вкусом – с роскошью. – Кажется, мы попали в рай, Ромео.
Ромео Дзанери: "Надеюсь, дамы не под стать своей наперстнице", - Ромео потер бок после тычка приятеля. Что бы он не говорил о дурнушках, а все-таки прижимать к себе красавицу поприятнее будет. - Они считают, что мы с этих повязках привлечем к себе меньше внимания? Лучше было бы просто зажмуриться, - повернув голову в ту сторону, в которой по его мнению находился Франческо, произнес он вполголоса. Любезно подставленное плечо провожатой возмущенно дернулось и Ромео живо замолчал. Еще не хватало, чтобы за дерзость его назад развернули. Скрип двери ознаменовал, что они, наконец, достигли цели. Интересно, попалась ли кому на глаза их таинственная группа? Хорошо бы. Будет лишнее доказательство словам. В том, что завтра будет о чем рассказать, Дзанери нисколько не сомневался. Он считал себя философом и уже решил: если дама окажется достойной внимания - обязательно похвастается победой, если же дурна - с ничуть не меньшим удовольствием над ней посмеется. - Возможно, - он осмотрелся по сторонам. - Во всяком случае, нас ждали. Что ж, не будем медлить - надевай скорее маску, мне уже не терпится узнать каковы на ощупь здешние ангелы, - Ромео покосился в сторону мадонны Вероники и чуть понизил голос. - Как ты смотришь на то, чтобы ближе к утру поменяться местами? Мы с тобой в равных условиях, оба не знаем, кто нас сюда позвал. К чему лишать себя половины удовольствия?
Вероника Капротти: Птички были в клетке! Монна Вероника едва не приплясывала от удовольствия. Все шло, как и замышлялось, оставалось только дождаться прихода дам, и бежать за герцогом Пезаро и Джакомо Фео, пусть полюбуются на то, чем занимаются их жены и невесты! Позор-то! Уже направляясь к двери, Вероника расслышала слова одного из мужчин и схватилась за сердце. Прав был мессер Сципионе, ой как прав. Гнездилище порока – вот чем стала Градара. Ничего, они выжгут порок недрогнувшей рукой! - Ждите, - бросила она двум грешникам, и заботливо поправила свечи в шандале. Вероника была дама старательная, а потому подрезала свечи так, что те должны были погаснуть через некоторое время. А красноватый свет жаровен не позволит дамам понять, кто перед ними. Пока не будет поздно. Уже в коридоре достойная сводня во имя праведности пробормотала короткую молитву. Осталось ждать совсем немного.
Лукреция Борджиа: Лукреция, как хозяйка Градары, сжимая в руке лампу, шла впереди. Остаток пути до башни и наверх, по заброшенному пока крылу замка, им с Катериной Сфорца предстояло преодолеть вдвоем, даже без служанок. У Лукреции сжималось сердце при одной мысли, что кто-нибудь из случайно встреченных слуг или гостей замка захочет выяснить, что за фигура в плаще крадется, стараясь быть незамеченной, и узнает, что это сама герцогиня и что под плащом у нее находится только прозрачная, почти невесомая рубашка, а на лице - маска. Картина подобной встречи была тревожной, и оттого волнение предвкушения свидания становилось еще острее. Герцогиня Пезаро уже решила, что подобные приключения ей придутся по вкусу, и мысленно благодарила свою подругу за идею и помощь в ее воплощении. Наконец, подъем закончился, и они оказались перед низкой притолокой. Поборов в себе желание пропустить вперед гостью, Лукреция толкнула тяжелую дверь. Та со скрипом - смазать петли никто не догадался - отворилась. Герцогиня почувствовала, как сердце комком подступает к горлу, как будто и впрямь ждал ее здесь не муж, а тайный любовник, и вошла внутрь. В тусклом свете ее лампы и не больше, чем еще двух светильников, проявились результаты усердия доверенной служанки. Стены и пол были голыми, каменными, хранящими следы очень давней росписи, местами стертой, а местами осыпавшейся. Чего еще ждать от заброшенной части замка? Но пол был выстлан свежей травой, на которую были брошены несколько шкур, а недостаток в постелях щедро был восполнен множеством подушек, которые, похоже, собрали со всего замка. Пахло розовым маслом и вином. Лукреция увидела, что те, кому этим утром они слали фривольные письма, уже здесь. Устроенных комнат было две, и она чуть удивилась, что оба мужчины решили остановиться в одной, но подумала, что это может быть частью их игры. Она вышла на середину комнаты, сбросила плащ и, оставшись в одной прозрачной рубашке, опустилась на колени. Потом повернулась к Катерине и, улыбнувшись, кивнула ей. Ее смутило, что беглого взгляда на мужчин оказалось недостаточно, чтобы понять, кто из них ее муж, пялиться же, как Лукреции показалось, было бы для затеянной ими игры слишком неподходяще, поэтому она ждала, что скажет или сделает ее подруга.
Caterina Sforza: - Так-так, кажется, у нас небольшое затруднение, - Катерина Сфорца рассмеялась, низко, чуть хрипловато. И, правда, затруднение. В одном углу свечи уже погасли, в другом трещали, угрожая полной темнотой. Лампа в руках герцогини Пезаро бросала желтый, масляный отблеск на шкуры и подушки, на тела двух мужчин, вольготно на них расположившихся, но оставлял в тени лица, скрытые масками. Странно, она отчего-то была уверена, что узнает Джакомо в любой маске. Но выбрать, кто из двух твой, не так уж сложно, даже если ошибешься, то только один раз. Графиня дернула завязки плаща, под которой была только длинная рубашка из алого шелка и нож, висящий на шее на витом шнуре. Кто знал Тигрицу, тот не удивлялся тому, что даже в опочивальню она входит с оружием. Слишком много достойных женщин и мужчин отдали богу душу, часто в мучениях, когда всего лишь пили, ели, спали или занимались любовью, Катерина Сфорца пополнить их сонм не спешила. - Что скажете, мадонна, может быть, предоставим право выбора нашим кавалерам? Ну же, господа, подайте голос! Скажите нам, кто вам больше по сердцу, и так тому и быть. Правительница Форли рассудила, что так будет разумнее всего. Джованни Сфорца, разумеется, выберет Лукрецию, а ее Джакомо Фео – свою Тигрицу. Дальше все пойдет так, как дамы и задумывали, и игра не будет нарушена.
Ромео Дзанери: Сердце бешено колотилось, от ожидания пересохло во рту. Это было приключение, Приключение с большой буквы, и Ромео был намерен в полной мере насладиться победой. Он бросил многозначительный взгляд на Франческо - дамы предоставили им право выбора, но он сумел услышать то, что не было произнесено вслух. Этой ночью они познают обеих, по очереди или одновременно - неважно. Таинственные дамы не будут против, они и сами этого хотят. Он в этом уверен. Но всему свое время. Дзанери на миг замешкался и уверенно шагнул навстречу к той, что смелее. Она казалась старше другой, но легкая хрипотца в ее голосе, волнующая плавность движений - все это обещало бездну наслаждения. Подхватывая игру, он прижал палец к губам. Нет, не будет произнесено ни звука - в этой комнате место только женским стонам - и поманил незнакомку. Он не собирался медлить или прятаться. Напротив, то, что рядом были еще двое, возбуждало до головокружения. Маска скрыла улыбку предвкушения - наконец настал тот миг, когда он возьмет то, что ему так открыто предлагают.
Франческо Морияди: Франческо едва заметно усмехнулся. Его приятель быстро определился с выбором, но его это вполне устраивало. Красавица, стоящая на коленях в прозрачной рубашке была похож на ангела, но ангела, жаждущего чувственных удовольствий, и он уже предвкушал, как это тело, манящее через полупрозрачную ткань, изогнется в его руках. Вряд ли дамы, решившееся на такое приключение могли быть скромницами, решил он, и, подхватив свою избранницу на руки, уложил ее на подушки, нетерпеливо лаская, мечтая скорее получить все, о чем говорилось в письме. По примеру Ромео он не произнес ни слова, а только жадно целовал нежные, сладкие губы незнакомки в маске. Когда попадаешь в рай, то наслаждаешься. А не спрашиваешь, как имя ангелов, которые подносят к твоим губам нектар и амброзию. На мгновение оторвавшись от своей добычи, он заговорщицки подмигнул приятелю. Эту ночь они долго не забудут!
Вероника Капротти: Вероника торопилась так, что пару раз споткнулась, и изрядно запыхалась, пока не добежала до места, где, по уговору, ее ждали мессеры Оттавиано и Сципионе. Очень уж ей нетерпелось посмотреть, хотя бы издали, как герцог Пезаро и Джакомо Фео обнаружат, что их благоверные резвятся в объятиях других мужчин! По правде сказать, когда Вероника думала об этом, в глубине ее праведной души шевелилось что-то вроде неправедной зависти. Все же непонятно, отчего кому-то должно доставаться все, а кому-то ничего. Но, как добрая католичка, она отгоняла от себя эти мысли. - Все готово, - выдохнула она, и даже бородавка ее лучилась ликованием. – Все произошло так, как вы и сказали, они сейчас там, милуются, экая пакость! Ох мессеры, какой разврат, то есть я хочу сказать, какой позор! Но, надеюсь, все виновные будут наказаны, не так ли? Приняв на себя вид строгий и взыскательный, монна Вероника вперилась взглядом в двух братьев. Нет, она не сомневалась, что так и будет, просто ей хотелось еще раз это услышать. Предвкушение, как известно, часть удовольствия.
Лука Барбато: Не так уж трудно было остаться незамеченным, а вот догнать шуструю мадонну оказалось гораздо сложнее. Кто бы мог подумать, что в ее возрасте и при такой внушительной фигуре она умеет так быстро двигаться! Одно хорошо - можно не волноваться, что отстанешь - шумное дыхание дамы было слышно издалека. - Путеводная одышка, - сплюнул себе под ноги наемник, - я знал, куда ты меня приведешь. Законный сын Риарио и его же ублюдок. Один стремится к власти явной, второй удовольствуется тайной. Лука обернулся, нет ли никого рядом, и бесшумно шагнул в пыльную нишу. Боясь себя выдать, он не решился подойти ближе. Если бы не торжествующая Вероника, ему бы пришлось туго, сейчас же он был готов расцеловать даму за ее визгливый голос. Нет, одной расстроенной свадьбой тут не обойдешься. Бывший наемник не понимал полумер. Если Джакомо увидит Тигрицу в другим мужчиной... Власть может поменяться от одного удара кинжалом слепого от ревности убийцы. - Вот и пришло время вернуть долг, Ваша светлость, - беззвучно прошептал Барбато и, предоставив заговорщиков самим себе, растворился в полумраке.
Оттавиано Риарио: - Ты смотри, кто бежит, - криво усмехнулся Оттавиано, кивнув брату на дородную фигуру Вероники, торопящуюся к ним. Впечатление было такое, будто поднявшееся тесто ради смеха втиснули в женское платье. – Торопится! Право, Сципионе, мне все больше нравится твоя идея подсунуть матушке и монне Лукреции одних кавалеров вместо других! Дальше пришлось замолчать и сурово смотреть на приближающуюся к ним даму, изображая из себя судью строгого, но справедливого. - Какой позор, - эхом откликнулся он, сдерживая сардонический смех. Дама была неподражаема в своем праведном гневе, глупая гусыня. – Бегите, мадонна, бегите скорее к герцогу Пезаро, расскажите ему все! Я уверен, вы не останетесь без щедрой награды за свои добрые дела, а если герцог поскупиться, то я и Сципионе найдем, как вас отблагодарить. Юный Риарио бросил на брата многозначительный взгляд. Они уже решили между собой, что дама знает слишком много, а значит, может быть опасна. - Идите скорее к герцогу, а потом к этому мальчишке, Фео, и, мадонна, будьте уверены, никто не уйдет от наказания. Уже сегодня грешников поразит кара Божия, а праведники возликуют! Это был еще один урок, который Риарио хорошо выучил, и запомнил на будущее – с фанатиками договориться куда легче, чем с людьми разумными.
Вероника Капротти: Что такое несколько лестничных проемов, внутренний двор и галерея в сотню шагов, когда ты размышляешь о каре Господней? Монна Вероника преодолела их, напутствуемая словами Оттавиано, и не заметила. Остановилась перевести дух, и чуть не всхлипнула от счастья. Пословица, что на ловца и зверь бежит, иногда оказывается верной! Неподалеку от покоев герцога Пезаро, куда она бежала со всех ног, монна увидела Джакомо Фео. Повезло так повезло! - А мессер Джакомо! Служанка зашипела жирной гадюкой, истекая ядом, преграждая путь юному (но, без сомнения, уже погубившему свою душу) любовнику Катерины Сфорца. - Вы тут гуляете? Ну, гуляйте, гуляйте, конечно… я вот к герцогу иду, сообщить ему, что ваша невеста и его жена сейчас в старой башне с двумя любовниками развлекаются. Собственно, на этом стоило бы остановиться, но Веронику несло, несло безудержно. - Двое молодых мужчин, постарше вас, конечно. Когда я уходила, один уже вашу графиньюшку ну так ласкал, так ласкал. Да вы постойте тут, скоро герцог свою кузину и супругу погонит палками, вместе с их любовниками, вы все и увидите! Обязательно погонит, и обстрижет им волосы, и в монастыре запрет! Дебелая матрона, не знавшая в жизни других радостей, кроме как подглядывать и подслушивать, только что не кричала во весь голос, закатывая глаза, трясясь как в падучей. Она была счастлива. Как никогда в жизни.
Джакомо Фео: Чем ближе был день бракосочетания, тем меньше верил Джакомо в реальность происходящего. Все ему казалось, что что-нибудь обязательно должно случиться, что может помешать свадьбе. Вроде бы и не было к тому предпоссылок - все шло полным ходом, но Фео знал, что успокоится только после слов "Объявляю вас мужем и женой". Заняться было нечем, все вопросы решались без участия жениха, ему же оставалось только слоняться по замку и ждать, когда же они переступят порог церкви. Тигрица Романьи очень сблизилась с мадонной Лукрецией, чтобы было совсем неудивительно, учитывая, сколько времени женщины уделяли подготовке, потому Джакомо стал искать общества хозяина Градары. Тот чаще был занят делами, но в другое время довольно благосклонно принимал общество юноши. Вот и сейчас, придумав какой-то не выдерживающий никакой критики повод, Джакомо направился в покои герцога Пезаро. Еще днем Катерина, таинственно улыбаясь, предупредила его, что они с герцогиней будут очень заняты, потому он знал, что застанет Сфорцу в одиночестве. - Мадонна Вероника, - ошеломленный такой искренней радостью, Джакомо сначала не расслышал, что прошипела ему змеюка, когда же осознал, побагровел от злости. - Ты врешь! Но придворная дама едва не пританцовывала и Фео, чувствуя, как все холодеет внутри, понял - не врет. Слишком уж счастливый у той был вид, брызгая слюной, она смаковала каждое слово. И не было никакой возможности закрыть ей рот. Кроме одной. Фео и сам не понял, как так получилось, он и не знал, что в его руках может быть столько силы. Со всей ненавистью, которую он сейчас испытывал, он хорошенько приложил матрону по уху, так, что та не удержалась на ногах и, сшибая все на своем на пути, всем своим немалым весом ударилась о дверь, ведущую в покои герцога Пезаро.
Джованни Сфорца: Прошло больше месяца после их ссоры с Лукрецией. Перемирие оказалось непростым и Джованни знал, что долго еще будет чувствовать эхо случившегося, хотя в глубине души был рад - серьезный разговор расставил все по своим местам. Теперь все шло почти так, как и должно было быть с самого начала. Значит, он поступил правильно. Хотя многие гости уже покинули Градару, тише в замке не стало. Слуги сбились с ног из-за спешной подготовки к свадьбе, его жена денно и нощно решала какие-то проблемы. Куда чаще, чем рядом с собой, он ее видел, изучающей счета или таинственно хихикающей с Катериной. Тигрица Романьи... Сейчас его кузина больше была похожа на довольную жизнью кошку. Эту женщину герцог не смог бы представить во главе войска, такая никогда бы не рассмеялась в лицо врагам "я себе еще нарожаю". В новом облике правительница Форли ему нравилась куда больше, прежняя Катерина вызывала трепет, эта же - чисто мужскую снисходительность. Странно было осознавать, что все эти перемены лишь из-за какого-то юнца. Все-таки мужчина в любом возрасте - это мужчина, а женщины, даже самые лучшие из них - всего лишь женщины. Джованни довольно усмехнулся, вспоминая, какой стала и Лукреция. Нет, все-таки хорошо, что тогда так получилось. Теперь он не просто стал мужем, он и чувствовал себя им. Понтифик может съесть свою тиару, Сфорца все-таки взял вверх над Борджиа. Это заметил даже Лодовико Моро, а уж острому взгляду "дядюшки" можно верить. За дверью что-то грохнулось и это самое что-то верещало на такой высокой ноте, что даже через толстые стены заложило уши. До того мерно укладывающий дрова слуга выскочил наружу и едва удержался на ногах, споткнувшись о лежащиее подле самого входа тело. - Что это еще такое? - Джованни выглянул из-за спины слуги. Представшая глазам картина была на редкость живописной. "Тело" оказалось полной сил и просто очень полной дамой, возлегшей на цветочном ложе. Вокруг нее валялись черепки разбитой на мелкие осколки вазы. Не пытаясь подняться, она голосила так, словно наступил конец света. Рядом с ней с перевернутым лицом и сжимая кулаки стоял Джакомо Фео и, если Сфорца не ошибался, а он был уверен, что не ошибается, именно он и уронил виновницу разора. - Что здесь происходит? - еще раз спросил герцог и отодвинул замершего в очень неудобной позе слугу. - Мне кто-нибудь объяснит?
Вероника Капротти: Ах! О! Мерзавец, грешник, сын блудницы! Бить бедную, беззащитную женщину! Вероника, держась за ухо стонала и голосила, но стоны и вскрики мгновенно переросли в нечто более внятное, как только служанка увидела ноги герцога Пезаро и услышала его голос. - Ах, горе-то какое! Ваша светлость, горе-то какое, - запричитала она, пытаясь подняться, но, увы, самостоятельно это сделать не представлялось никакой возможности. Телесное дородство и пережитое волнение совсем лишили ноги мадонны Вероники держать ее бренное тело. Оставалось ползти по цветам и черепкам и скорее, скорее, пока никто не опередил, выливать на Джованни Сфорца поток слов. – Горе, моя госпожа, графиня, и ваша супруга, они такое делают, такое творят, я сразу к вам как узнала, больше ни к кому, там, в старой башне, с любовниками! Такое творят, стыд и позор! Голые скачут! На этом бурная фантазия служанки себя, было, исчерпала, но вовремя пришли на ум слова одного из тех, кто сейчас наслаждался, поди, прелестями дам в башне, и Вероника, торжествуя, выпалила: - Сама слышала, как они договаривались, сначала, мол, с одним, а потом поменяемся! Поторопитесь, Ваша светлость! Не допустите позора! Уф. Монна встала на четвереньки, потом, кряхтя, держась за косяк, приняла более достойное положение. Юбка была в пятнах от воды и цветов, лепестки, раздавленные грузом праведности, прилипли к рукам и груди, но это пустяки. Главное – она это сделала!
Лука Барбато: На обратном пути, как на грех, Барбато постоянно окликали, чего-то хотели, и все эти дела не терпели отлагательств. Показать же, что он очень спешит, наемник не хотел, это и стало причиной заминки. Если бы он знал, какое чудное представление устроила монна Вероника, был бы спокойнее, но он и не подозревал, что драгоценная монна сейчас валяется среди глиняные осколков, и затылком чувствовал, что промедление смерти подобно. Увы, на этот раз все могло быть больше, чем громкая фраза. Отмахнувшись от очередного просителя, Лука схватил факел и буквально взлетел к двери, ведущей в тайное убежище. Крыло казалось совсем нежилым и если бы он своими ушами не слышал, что именно здесь любовное гнездышко, никогда бы не поверил. До того действующий решительно, возле самого входа Барбато замешкался. Если все происходило так, как надеялась придворная дама, то его появление может смутить и, может, даже разозлить и графиню, и ее подругу. Начало истории осталось для наемника тайной, знал он лишь то, что две женщины по какому-то капризу решили предаться пикантному удовольствию. Зачем это нужно Лукреции Борджиа, чей брак был явно счастливым, и уж тем более собирающейся под венец Тигрице, Лука так и не понял, но ни на миг не усомнился в том, кому он служит. Возможно, он совершает ошибку, но лучше жалеть о сделанном. чем о несделанном. Стучаться Барбато не стал и слегка толкнул дверь, не особо надеясь, что она откроется. Боги мои, чем они думали, если даже не заперлись! Если до этого момента Лука просто недоумевал, то сейчас просто потерял дар речи. Он ворвался в комнату, отпихнул попавшуюся под ноги подушку и поднял вверх факел, освещая помещение. Здесь были все четверо. На деликатность не было времени, потому он не стал ни зажмуриваться, ни, тем паче, отворачиваться, а вот что сказать - растерялся. Не кричать же: "Одевайтесь, сюда идут ваши мужья!".
Caterina Sforza: К тому мгновению, как Лука Барбато появился в покоях старой башни, отданной под развлечения дам, для Катерины Сфорца задуманная игра подрастеряла часть своей заманчивой чувственности. А все потому, что Тигрица никак не могла отделаться от ощущения неправильности происходящего. Откуда возникло это ощущение, а, главное, отчего так не вовремя, она понять не могла, но все же оно было. Зверь, сидящий глубоко внутри поднял голову и оскалил зубы в беззвучном рычании. Мужские руки, ласкающее тело, раздражали, и Катерина с неудовольствием отстранилась было от своего любовника, когда случилось явление бывшего наемника. Приподнявшись на подушке, поправив сползшую с плеча рубашку, графиня скорее с удивлением, нежели с беспокойством посмотрела на Луку. Если тот нарушил так внезапно уединение, должно быть и причины для этого весьма весомы. Пальцы сомкнулись на ноже, скорее инстинктивно, нежели осознанно. - Что произошло? – осведомилась она, имея виду не само появление Луки а его причину. Бросила быстрый взгляд на Лукрецию. Может быть, герцогиня, или тот, кого Катерина Сфорца ошибочно считала ее мужем и своим кузеном, знают, в чем может быть дело? – Да говори же скорее! Если уж ты вламываешься без стука и поклона туда, где находятся герцог Пезаро и его супруга, то не стой как столб!
Лука Барбато: Короткий поклон был данью вежливости, но даже тогда Барбато не опустил факел. Наемник не смотрел ни на герцогиню Пезаро, ни на ее любовника, сейчас он видел только полуобнаженную Тигрицу, на чьем плече лежала чужая рука. Никогда даже в тайных мыслях он не смел оскорбить графиню дурными мыслями, для него она была недосягаемой, и дело тут было не только в титуле. Но сейчас перед ним возлежала земная женщина, чей мимолетное увлечение мог стоить очень дорого и прежде всего для нее самой. - Ваша светлость, - одновременно с Катериной начал он и услышал, как унисон охнули оба любителя приключений. Похоже, ни один, ни второй не знали, с кем имеют дело. Или все-таки здесь был только один чужак? Все еще больше запуталось и Лука, отчаявшись понять женские капризы, выкрикнул: - Сейчас сюда придут герцог Пезаро и ваш жених. Эта жаба Вероника... Но ведь по словам графини герцог уже был здесь! Нет, все-таки не силен он был в словах. Решив, что снявши голову по волосам не плачут, он подскочил к Ромео и со словами: - Простите, Ваша светлость, за дерзость, но нет времени разбираться, - сорвал скрывающую его лицо маску. Последнее, что он успел подумать, перед тем, как взглянуть на выбранного Катериной мужчину, было: "Только бы это не был сам герцог Пезаро!".
Франческо Морияди: Что поразило Франческо больше – вторжение в их любовное гнездышко неизвестного мужчины, выглядящего зло и опасно, обращение «Ваша светлость», заявление дамы, что тут находятся герцог Пезаро и его супруга, слова незнакомца, что сюда идут муж и жених, или общая нереальность происходящего. Скорее всего, последнее. Все начинало напоминать кошмарный сон, обрывочный, странный, где образы сменяются один за другим и мучают тем, что между ними нет связи. Но еще страшнее было бы проснуться, и обнаружить, что в его объятиях… кто? Сама герцогиня Пезаро? Лукреция Борджиа? Нет, так высоко в своих мечтаниях он не взлетал. - Это, должно быть, какая-то ошибка, - осмелился он подать голос, уже без желания, но со страхов вглядываясь в женщину, которую целовал еще недавно. Если бы можно было вернуть все назад, весь сегодняшний день! – Мы получили записки от двух дам, нас привели сюда… мы никогда бы не осмелились… мы сейчас уйдем! Мы будем молчать, клянемся нашими жизнями!
Лукреция Борджиа: Лукреция почувствовала подвох, когда Франческо, которого она считала скрывающимся под маской мужем, стал ее целовать. Если бы она пригляделась к нему повнимательнее, то поняла бы это значительно раньше, но, будучи уверенной в том, что знает, что и как будет происходить этим вечером, Лукреция совершенно не думала о таком возмутительном нарушении планов. Мужчина сам подошел к ней, и кто же это еще мог тогда быть, как ни Джованни Сфорца? Поцелуй изменил все, он был совершенно не таким, каким были поцелуи герцога. Тем не менее, Лукреция ответила на него, по инерции, не веря в собственное недоумение. Но тут же нашлось множество причин, по которым было понятно - здесь какая-то ошибка. Человека знаешь по тысяче признаков, и вот теперь все они кричали, что это не Джованни Сфорца. Движения, которыми он гладил ее тело, запах, даже дыхание - все принадлежало кому-то другому. Лукреция растерялась и вывернулась из объятий. - Подожди, - кокетливо сказала она, отползая дальше от предполагаемого любовника, - мне надо поправить маску. Тесьма дергает волосы. Она отвернулась и сделала вид, что пытается справиться с завязками, в то время как лихорадочно соображала, что же теперь делать. Что-то не позволяло пока закричать и запротестовать, видимо, растерянность. Если это не Джованни, то кто же это? Неужели Фео? Догадка, что Тигрица решила сыграть не только с мужчинами, а может, и вообще не с ними, а именно с нею, и поменяться мужьями на одну ночь, блеснула с ясностью грозовой молнии и отозвалась стуком сердца, сравнимым с ударами грома. Это что же? Джани с такой готовностью развлекается сейчас со своей кузиной под носом у жены? Лукреция знала, что хочет сделать и сказать очень много, но, совершенно ошарашенная, не чувствовала к тому никаких сил. Пришедшее впопыхах решение показалось ей очень умным. Что же... она тоже развлечется, так чтобы досадить всем. И она вернулась в объятия Франческо, готовясь с мстительным пылом разделить его желания. Появление Луки изумило ее, как и прочих, а сдернутая с того, кого теперь она считала своим мужем, маска, лишило герцогиню Пезаро дара речи. Услышав голос второго, она подняла дрожащую руку и открыла его лицо. Повисла пауза, во время которой Лукреция пыталась и не могла понять, как происходящее сейчас вообще могло случится. - Франческо и Ромео! Что вы здесь делаете? Что вообще происходит? - она повернулась к Катерине. - Они из свиты герцога. Этим было сказано все. Люди из свиты - это не случайные встречные. Можно ли держать возле себя таких людей и надеяться на их молчание длиной в жизнь?
Ромео Дзанери: С него сорвали только маску, а Ромео показалось, что полностью разоблачили. Не так его испугал ворвавшийся мужчина, как та, что только что со страстью отвечала на его ласки. Во взгляде несостоявшейся любовницы он прочитал свой приговор, но, еще надеясь все исправить, сбивчиво начал объяснять, что ни в коей мере не хотели они с другом оскорбить столь высоких особ, что это какое-то недоразумение, что они сейчас же уберуться отсюда подальше и сразу забудут то, что происходило за этой дверью. Зубы выбивали дробь, и не было надежды ни на свою убедительность, ни на красноречие Франческо. Дзанери по-прежнему не видел скрытого сумраком и маской лица "своей" женщины, но каким-то чутьем отчетливо понял, кто это. Он вздрогнул, молясь, чтобы не выдать себя, ведь и младенцу было ясно, чем может грозить подобная прозорливость. Герцогиня Пезаро показалась более милосердной, чем женщина, готовая отдать убийцам собственных детей. Ловушка, самая настоящая ловушка. И не сбежать из нее. Вдвоем они бы справились с Тенью Тигрицы Романьи - теперь он вспомнил, где видел эту кудлатую голову - про женщин и говорить нечего, вот только куда им потом деваться? Он бы и сам не оставил в живых свидителей. Непонятно только было одно - зачем? Зачем это было нужно и кому? И Катерина Сфорца, и Лукреция Борджиа явно ожидали совсем других людей. Значит, это не они. Ромео, по крохе пятясь назад, судорожно соображал, как бы все-таки выторговать свою жизнь.
Caterina Sforza: Осознание того, что нужно сделать, не принесло Тигрице радости или удовольствия. Но и колебаний тоже не было. Герцогу Пезаро, спешащему в гневе поймать распутную кузину и любимую жену на месте преступления не объяснить, что имеет место заговор. Доверить же честь Лукреции Борджиа, папской дочери, и свое благополучие двум каким-то проходимцам Катерина не могла. Стоит им напиться или расхвастаться, и комья грязи, сплетен и насмешек полетят в сторону женщин, и запачкают папскую тиару и герцогскую корону Сфорца. Что из этого следовало? Кивнув Луке, чтобы тот преградил путь тому, кто недавно держал ее в объятиях, Тигрица, не изменившись в лице, полоснула незадачливому любовнику по шее ножом. На лицо, на обнаженное плечо брызнула горячая кровь. Может быть, смотри она дольше на это лицо, довольно привлекательное без маски, а в предсмертной агонии юное и обиженное, оно бы и являлось ей во сне. Может быть. Но, одним кровавым росчерком оборвав жизнь одного мужчины, он повернулась ко второму. - Вы будете молчать, - улыбнулась она, даже немного печальной вышла эта улыбка. – Если тебя это утешит, те, кто виновен в вашей смерти, заплатят за нее. Быстрый взгляд на Лукрецию. Не поддастся ли жалости, не заступится ли? Катерина Сфорца поняла бы. Не значит, что пощадила того, кто знал слишком много, но поняла.
Лукреция Борджиа: Лукреция завороженно смотрела, как Катерина на ее глазах убивает незадачливого и неслучившегося любовника. Одно убийство уже их объединяло, но тогда это была защита перед нападавшим. Тело ее как оцепенело, но мысли же, наоборот, стремительно сменяли друг друга. В виске стучало так, словно бьющаяся под кожей венка хотела пробить тонкую преграду плоти. - Нет, не надо, - сдавленно сказала она. Несчастный повернулся к ней, в глазах его стояла немая мольба. Она судорожно сглотнула, но глотка в сдавленном спазмом горле не получилось. Она вспомнила о Джованни Сфорца. О том, как все изменилось за последнее время, к его удовольствию и ее глухому недовольству. Тогда он поймал ее на слабине и как-то все так ловко повернулось, что она стала... нет, не бояться, а чувствовать над собой его власть. И что будет, если он узнает? Если до него дойдут слухи? Раньше бы ее это не испугало, она бы отмахнулась, что оправдается, что убедит его, что все будет так, как хочет она. Теперь же все было по-другому. Это будет очередной ошибкой, и она еще сильнее окажется в его власти. Выбор был быстрым и окончательным. - Ты, - она повернулась к Луке, кивнула на горе-повесу и сдавленно зашептала, - убей его, слышишь? Скорее же. Тела можно будет спрятать потом в конце коридора. Там никто не ходит. Она сама не замечала, что говорит о живом уже только как о теле, которое надо будет куда-нибудь убрать.
Франческо Морияди: Он все еще не верил. Даже когда его приятель упал, так безжизненно и равнодушно, что сразу стало ясно – мертв, Франческо все еще не верил, умоляюще глядя на ту, которая оказалась герцогиней Пезаро. Если женщина в красном, с ножом в руке, казалась ему демоном, пришедшим по его душу, то Лукреция скорее была похожа на ангела. - Пожалуйста, не надо, - прошептал он, падая на колени, хватаясь руками за подол ее рубашки. – Прошу вас… пощадите! Я хочу жить, я ни в чем не виноват! Ему бы кричать, звать на помощь в надежде, что кто-нибудь окажется рядом, кто-нибудь хотя бы услышит, но в горле пересохло так, что он мог только хрипеть. Он хотел жить. Но осознание того, что жизнь его заканчивается накрывало с головой, как лавина, давя последние ростки надежды на спасение.
Лука Барбато: Как это ни странно для наемника, но Барбато не любил без дела марать руки кровью. До службы на правительницу Форли в своей деятельности он занимался скорее подготовкой, отдавая напарнику сомнительную честь последнего удара и вынимая свой кинжал только если не оставалось другого выхода. Вот как сейчас. Он загородил собой дверной проем, ни один мускул не дрогнул на лице, когда Тигрица Романьи положила конец своей ошибке. Этим вечером он отмолит грех графини... и свой грех. - Как скажете, Ваша светлость, - на фоне драмы голос прозвучал почти буднично. - Мне очень жаль, мессер. На самом деле жаль. Бессмысленные извинения убийцы будущей жертве. - Я буду молиться за вашу душу. Вряд ли Морияди его слышал, комкая подол рубашки Лукреции, несчастный хрипел и, кажется, плакал. С тяжелым чувством, что наказние несет не тот, кто согрешил, Лука достал узкий стилет... И потом, нарушая все мыслимые правила этикета, обратился к герцогине. - Простите, мадонна, боюсь, что ваша сорочка теперь нуждается в стирке.
Лукреция Борджиа: Пятна крови на ее рубашке... Отвращение оказалось сильнее стыда, и Лукреция сорвала с себя испорченную сорочку. Потом, как могла, завернулась в плащ. - Дальше по коридору, за поворотом, находится тупик. Нужно оттащить их туда и оставить... пока... пока не получится спрятать их получше. Потом Лукреция молчала. Боялась, что спазм, сжимающий горло, если только издать хотя бы звук, прорвется как-нибудь некрасиво. Труппы оттаскивали, кровь на полу закрывали шкурами и подушками. Умывались вином, чтобы смыть с кожи отвратительную липкую чужую кровь. Чтобы не думать о них, Лукреция думала, какого вознаграждения достоин Лука и какой благодарности - Катерина Сфорца. Наконец, все было закончено. Лукреции казалось, что она сейчас обязательно упадет в обморок. Но ведь это было еще только начало? - Они ведь скоро придут... мадонна Катерина, что мы будем делать теперь?
Caterina Sforza: Пока Лука Барбато занимался телами двух несчастных, Тигрица, чуть побледневшая, но не растерявшая своей решительности, усадила Лукрецию на подушки и налила ей вина. Теперь начиналось самое трудное, и дочери понтифика понадобятся все ее силы и все ее мужество. Потому что вот-вот в башне появятся герцог Пезаро и Джакомо Фео, и все, что они должны увидеть – это своих женщин, довольных удавшейся шуткой. Катерина разложила по плечам своей юной подруги белокурые волосы, чуть потерла ее щеки, чтобы вызвать на них румянец. - Теперь мы должны улыбаться, - тихо проговорила она, усилием воли прогоняя нервную дрожь в голосе. – Мы специально подговорили служанку, пошутили, чтобы посмотреть, поверит ли ваш муж и мой жених этим сказкам… а потом, потом мадонна, нам придется быть очень убедительными и очень нежными. Последнее будет тяжелее всего, Катерина это знала. - А когда все закончится, я собственными руками вытрясу из служанки, кто ей заплатил за это предательство, - мрачно пообещала она. – И кто бы это ни был, клянусь вам, он дорого заплатит.
Лукреция Борджиа: - Да, - послушно повторила Лукреция, - очень нежными, очень. Неужели я смогу? Выпив предложенного Катериной вина, она почувствовала, что перестала дрожать. Это было уже хорошо, потому что только что у нее зуб на зуб не попадал, хотя в башне было не так и холодно. Она знала, что должна смочь. Никакого подозрения не должно закрасться в голову Джованни Сфорца. Нельзя быть перед ним виноватым. Нет, не так - нельзя, чтобы он считал ее в чем-нибудь виноватой. Это даст ему над ней дополнительную власть, а она этого совершенно не хочет. - Мне надо встретить мужа так, чтобы быть убедительной, - как заклинание повторила Лукреция. Лука уже ушел. Они с Катериной Сфорца остались вдвоем. Лукреция развязала завязки плаща и осталась обнаженной. Потом подобрала маску и надела ее. Так она чувствовала себя гораздо увереннее. Наряд ее, если так можно его назвать, напомнил ей о совсем другой ночи и другом мужчине. Воспоминание надо было задержать, оно прибавит ей убедительности. - Мадонна, только давайте перейдем в другую комнату. Я не хочу быть здесь. И тогда и они здесь не задержатся и ничего не заметят.
Вероника Капротти: Вероника торопилась. Очень торопилась. Так, что ей удавалось не отставать от герцога Пезаро и Джакомо Фео, а иногда даже забегать вперед, не столько чтобы указать путь – она ясно назвала Джованни Сфорца место, где его жена предается самому отвратительному блуду, сколько чтобы убедиться, что на лице герцога нет сомнения, или, упаси бог, жалости. Не для того она старалась, чтобы две грешницы отделались легким испугом. Нет, их наказание должно соответствовать тяжести их преступления! Будь Вероника поумнее, она бы сообразила, что опасно стоять на пути лавины, которой, без сомнения, является гнев могущественных людей. Но добродетельная матрона и подумать не могла о том, чтобы устраниться в самый разгар происходящего. - Вот, теперь вы сами все увидите, Ваша светлость, - воскликнула она торжествующе, и распахнула дверь, ведущая в покои, приготовленные для свидания Лукреции Борджиа и Катерины Сфорца. Не выдержала, заглянула первая, желая насладиться ужасом и замешательством дам (ну и картиной прегрешения). И замерла, некрасиво открыв рот.
Джованни Сфорца: Мрачнее грозовой тучи. Герцог Пезаро шел настолько быстро, насколько было возможно, чтобы бег еще можно было назвать шагом. Не будь разговору с придворной дамой свидетелей, он сам бы заткнул ей рот и только после этого сто раз бы подумал, стоит ли идти в башню. Для чего? Для того, чтобы лично убедиться в измене? Но за проступком должно следовать наказание, а мир между правителями Пезаро был еще хрупок, чтобы, не задумываясь о последствиях, ловить жену за руку. Когда мадонна Вероника забегала вперед, Джованни ненавидящим взглядом смотрел в ее затылок и мечтал, чтобы куда-нибудь испарился идущий следом Джакомо. Тогда все было бы просто - всего-то лишь дождаться, когда поборница нравственности в очередной раз отстанет, и легонько толкнуть ее вниз, а все остальное доделала бы за него крутая лестница. Но, увы, раздувающий ноздри жених и не думал задерживаться. Неизвестно о чем только думал Джакомо, но то, что рассуждать он не мог, было видно сразу. Вряд ли он смотрел вперед, иначе бы сразу понял, что для него не так страшна измена Тигрицы, как то, что он о ней узнает. Перед тем, как войти в любезно распахнутую дверь Сфорца набрал в легкие воздуха и это помогло ему не задохнуться. Он и сам не знал, что ожидал увидеть, но уж точно не то, что предстало его глазам. Если бы не слабый запах духов, можно было подумать, что здесь несколько лет не ступала нога человека. Герцог прошел вовнутрь, еще раз осмотрелся по сторонам. - И что все это значит, мадонна? - обманчиво спокойно поинтересовался у Вероники. Очень схожая с выброшенный на берег рыбой, та беззвучно открывала рот и зачем-то вращала глазами. - Если вы решили так пошутить, то можете не сомневаться, эта шутка мне совсем не нравится, - он сделал шаг к придворной даме, но остановился, услышав негромкий смех. Лукреция - все-таки она была здесь, только... только он так ее и не увидел.
Caterina Sforza: Все же, если вдуматься, капризная госпожа Судьба была на стороне женщин. Лука мог появиться чуть позже, герцог и Джакомо Фео могли появиться чуть раньше, и весь хрупкий маскарад, которыми дамы прикрыли свои пусть невольные, но прегрешения, рухнул бы, увлекая за собой дочь понтифика и графиню Форли. А от такой грязи, да еще с кровью, быстро не отмываются. Но если уместно говорить об удаче, держа в памяти все, что случилось в башне и два тела, спрятанных неподалеку, то все сложилось удачно. Прислушивающаяся к шагам и голосам Катерина только усмехнулась, услышав отповедь кузена. Наверняка она предназначалась Веронике. Ничего, с ней разберутся. Так, что служанка пожалеет, что появилась на свет. А пока… В тон тихому смеху Лукреции (чего он ей стоил можно было только догадываться) раздался хрипловатый смешок Тигрицы. - Мы здесь! Право же, неприлично заставлять нас так долго ждать, мессеры. Затеянная игра, как нить, запутавшись, разорвавшись, кое-как вернулась в свою канву. Если не думать о том, что произошло, можно притворяться. Столько, сколько потребуется для того, чтобы убедить двух весьма разгневанных мужчин в своей совершенной невинности.
Джакомо Фео: Джакомо казалось, что и Сфорца, и их "очаровательная" проводница еле передвигают ноги. Он мысленно подгонял то одного, то другую, но когда настало время войти в комнату, сам же и остановился. До этого не мучили сомнения, подобные тем, что терзали герцога Пезаро, он всего-то и хотел, что посмотреть в глаза любовницы. Посмотреть, развернуться и уйти. Гордо, но не быстро. Давая ей возможность догнать, объяснить. Он так явственно себе все это представлял, но только почему-то в своих мыслях видел только рыжеволосый затылок, когда же изменница поднимала голову, то у нее было чье угодно лицо, только не Тигрицы Романьи. В самых смелых мечтах он не мог представить правительницу Форли вымаливающей прощение. Скорее, она засмеется ему в лицо. Даже если "тот" мужчина для нее ничего не значит, даже если она сама потом об этом пожалеет. Как сейчас жалел и он, зная, что не сможет простить измену. Тяжело ступая, словно на ногах были вериги, Фео зашел в комнату. Облегчение накрыло горячей волной - это была какая-то ошибка, за которую ему одновременно захотелось и убить, и расцеловать Веронику. Хотя, пожалуй, в этом случае лучше расцеловать герцога Пезаро, пусть это пикантно, зато не так противно. И в этот миг откуда-то из стены донесся тихий смех и чей-то голос - о, этот голос он узнал бы из тысячи! - позвал с таким веселым недовольством, будто их только и ждали. Джакомо первым подскочил к гобелену, дернул за скрывающую арку тяжелую ткань и внутренне подобрался, не зная, что именно он сейчас увидит, но будучи готовым ко многому.
Лукреция Борджиа: За габеленом раздалось легкое "Ах!", в котором было нечто от смущенного визга. Услышавшая голос мужа, Лукреция, на которой из одежды была только маска и небрежно накинутый плащ, выступила вперед, но оказалась перед лицом совсем другого мужчины. Она растерялась, но ненадолго - за спиной Джакомо Фео угадывалась фигура Джованни Сфорца. Лукреция знала, что защищает сейчас, и была полна решимости довести начатое до конца. В конце концов, нельзя же было допустить, чтобы жертва, принявшая вид двух незадачливых и несостоявшихся любовников, оказалась напрасной. Страшно было ожидание. Теперь же осталась только уверенность, что она все делает правильно. - Джани, - Лукреция убылнулась, шагнула вперед и, взяв мужа за руку, втянула в комнату. - Вероника совсем не шутила. И я не шутила, - она прижалась к мужу, плащ как бы случайно скользнул вниз, - это было желание изменить вступление к нашей пьесе. Ты же не сердишься?
Джованни Сфорца: - Это... Что это было? Сначала Сфорца растерялся, слишком резкой была перемена, но мало-помалу начал понимать, что к чему. И какому бы мужчине не польстило, что он стал объектом подобной фантазии собственной жены? - Что это значит, герцогиня Пезаро? - он нарочито нахмурился и сокрушенно покачал головой. - Плохая девочка. Я злюсь, я очень злюсь. Вопреки словам, губы кривились в усмешке. - Мне придется тебя наказать, но здесь слишком много народа. Короткий поклон в сторону кузины - наверняка, пикантная идея пришла именно ей. - Думаю, Ваша светлость справится и без нас. Он чувствовал спиной взволнованное дыхание любовника Тигрицы и, с резко возникшим чувством собственника потуже запахнув на Лукреции плащ, прикрыл ее собой от возможного любопытства Фео. - Пойдем же, мне не терпится преподать тебе урок, как неосторожно с твоей стороны так вот шутить с мужем. Мигом забыв о Веронике и не обращая ни на кого внимания, Сфорца довольно чувствительно шлепнул жену пониже спины и севшим от возбуждения голосом пояснил: - Это только задаток.
Вероника Капротти: Когда мимо достопочтенной матроны прошествовали герцог и герцогиня Пезаро, счастливые и вполне довольные, Вероника, наконец, начала понимать, что все пошло не так, совсем не так, как задумывалось. Где крики, проклятия, угрозы, где те двое, которых она привела дамам под видом мужа и любовника? Начав было свои причитания «Тут такое творилось, мессеры», служанка прикусила язык. Ясно было, что ей уже никто не поверит и слушать ее не будут. «Бежать», - возник в голове голос, будто бы даже не ее. Бежать, но куда? Разумеется, к тем, кто все затеял, к сыну и пасынку Тигрицы, они спасут ее от гнева матери и герцогини Пезаро! А каким может быть гнев Катерины Сфорца Вероника и представить себе боялась. Один раз она уже толкнула ее под нож Барбато, но та уцелела, да еще и наемника прикормила, но по какому-то капризу пощадила служанку. Так, наверное, щадят муху, не потому что жаль, а потому что слишком мала и ничтожна. Боком, боком, стараясь слиться со стеной, стать невидимой, Вероника Карпотти отступила в коридор. Где-то впереди звучали голоса Лукреции Борджиа и Джованни Сфорца. Попадаться им на глаза служанке было не с руки, и она озлобленной крысой шмыгнула в боковой коридорчик, переждать, пока о ней забудут. И споткнулась об то, что еще недавно было живым, дышащим, а, главное, желающим жить. Теперь было ясно, что случилось с свитскими герцога Пезаро… Закричать бы, но горло перехватило так, что даже вздохнуть было трудно. - Пресвятая Дева спаси нас и помилуй, - выдохнула она, поспешно делая шаг назад, и с ужасом замечая, что край ее платья испачкался кровью.
Лука Барбато: Конечно, было бы лучше спрятать улики подальше, но стены башни услужливо отразили дробный топот. Лука едва успел затащить в боковой коридор отяжелевшее тело Дзанери и без подобающего уважения к покойному свалил его прямо на Морияди, соединив тем самым приятелей не только в смерти, но и прощальном объятии. Теперь оставалось только молиться, что оставленный на полу кровавый след будет незаметен на каменных плитах пола, и уповать на женскую ловкость. С момента убийства соучастники обменялись едва ли парой фраз, но и без слов было понятно, что чем скорее в башне не останется народа, тем дальше будет возможность разоблачения. В коридоре, более похожем на глубокую нишу, было темно как в склепе, но глаза уже привыкли к сумраку. Томиться неизвестностью оказалось хуже всего, но риск выдать собственное присутствие был слишком велик, поэтому замерший Лука не шевелился. Все, что можно было себе позволить - это только слушать и буравить взглядом стену, если бы Барбато только мог, то перестал бы и дышать. Проем загородила чья-то внушительная тень. Наемник подобрался и шагнул навстречу... - Тише, мадонна, не надо шуметь, - ладонь намертво запечатала рот Веронике. Барбато едва разжимал губы, но не сомневался, его очень хорошо слышат. Был более верный способ обеспечить тишину, но наемник не был уверен, что удержит одной рукой пышную монну. Падение же тела в его планы совсем не входило.
Вероника Капротти: Вероника вздрогнула, затрепыхалась, как перепелка, попавшая в силки, но, услышав голос Луки, вздохнула с облегчением. Все-таки ничему не научила монну жизнь, во всяком случае, ничему полезному. Она столько времени потратила на размышления о том, каким хорошим мужем был бы бывший наемник (после хорошего церковного покаяния, конечно), что прониклась уверенностью в том, что и он к ней не так уж равнодушен, как ей иногда кажется. Если бы только он дал ей возможность сказать! В голове служанки пронеслась тысяча мыслей, вступающих с собой в явное противоречие, тысяча образов. Предложить мессеру Луке бежать, предложив себя и все свои сбережения, и потребовать от него немедленно позвать стражу, уверить наемника, что она никому ничего не скажет и закричать в голос. Но рука мужчины лишила ее возможности не только сказать что-то, даже вздохнуть толком, а волнение от того, что в полушаге от нее лежали тела тех, с кем она сегодня говорила, кого собственными руками привела на смерть, и вовсе теснили грудь истерическими всхлипами. Чтобы как-то дать себе возможность вздохнуть, Вероника укусила наемника за ладонь и попыталась его оттолкнуть. Только бы он дал ей возможность сказать хоть слово! Перед внутренним взором проплыл домик с маленьким виноградником, запах свежеиспеченного хлеба, синева полуденного неба…
Лука Барбато: - Кошка драная! Мадонна Вероника если и была похожа на какое животное, то больше на жабу, но Лука некогда было подбирать слова. Он коротко, но сильно ударил запятьем пострадавшей руки даму в лицо, затем, не давая опомниться, захватил голову в замок и резко дернул. Хруст позвонков - не прибежал бы кто на шум! - положил конец небывшимся мечтам. Лука не успел перевести дыхание, как к имеющимся телам прибавилось еще одно, в смерти обрюзгшее, придавившее своим весом незадачливых любовников. Мадонна Вероника должна была умереть счастливой. То, что ей так и не удалось испытать при жизни, оказалось с лихвой восполнено. Ни один мужчина не был ей так близок, как сейчас Дзанери, на долю же Морияди досталась безвольно свесившаяся пухлая рука. - Простите, мессеры, надеюсь, там у вас будет более приятная компания, - одними губами прошептал Барбато и, успокоив совесть таким извинением, вновь приготовился ждать. К завтрашенго утру здесь не должно остаться и воспоминания об этой неприятности.
Caterina Sforza: Лукреция безупречно разыграла свою роль, теперь Катерине Сфорца предстояло справиться со своей. Впрочем, ее роль была проще, поскольку мужа у Тигрицы не было, только жених, и тот был не такого знатного рода, как герцог Пезаро, при желании способный любую семейную дрязгу превратить в событие политическое. - Чего вы, интересно ждете, мессер Джакомо? Бархатный, с хрипотцой голос Тигрицы дразнил, но Катерина Сфорца размышляла, насколько мальчик Фео готов знать правду, и должен ли он ее знать. Вольно расположившись на подушках, графиня поманила к себе своего суженого. Не странно ли? Раньше она меньше всего думала о том, что чувствуют ее любовники. Каждый из них обладал определенными достоинствами и каждый мог быть с успехом заменен другим. Каждый, но не Джакомо Фео. - Если вы расскажете мне, что вы тут ожидали увидеть, я, так и быть, расскажу вам, что ожидаю увидеть я! Обвинитель или защитник? Какую роль предпочтет тот,кого она выбрала будущим мужем, и, пусть еще он об этом не знал, отцом ее будущего ребенка?
Джакомо Фео: - Я? - переспросил Джакомо. От боевого настроя не осталось и следа и он сейчас просто выигрывал время. Катерина вела себя так, как могла бы себя вести обманутая в лучших ожиданиях любовница. Откуда ей знать, что им наплела придворная дама, ей было от чего прийти в насмешливое недоумение. Еще бы, ведь тот, кого так ждали и ради которого она и устроила этот маленький сюрприз, стоит как вкопанный. Да, все было именно так, как должно было, и все-таки что-то было не так. Ощущение было необъяснимым, но настолько ярким, что казалось почти болезненным. Фео не хватало опыта Джованни Сфорца - умение искренне не видеть то, что не хочешь видеть, оно приходит с годами, и то не ко всем. Он попытался улыбнуться, но пока еще не поднаторел в способности лицедействовать. - Я... мне... нам сказали... Я был уверен, что ты не одна. Я хотел увидеть это и уйти... Навсегда, - но тут же покачал головой. - Нет, я лгу. Я шел убить тебя и умереть самому. Возможно, сказав это, он сделал ошибку. Пусть. Пусть лучше так, чем мучиться неизвестностью. Или все-таки лучше мучиться? Он взглянул в лицо любовницы и почувствовал, как перехватывает дыхание. Что он будет делать, если увидит в глазах Катерины признание?
Caterina Sforza: Катерина поднялась с подушек, лениво, томно, поднесла руки к узлу волос на затылке, вытащила шпильку и встряхнула ими, укрывая плечи огненной волной. Маленькой чувственное вступление, прелюдия… перед тем, как воплотить задуманное. Тигрица рассудила так, если она выбрала мальчика Фео на роль своего мужа, то ему придется еще не раз столкнутся с заговорами и подлостью и предательством. Завистников у него будет достаточно. Ей нужна не просто красивая игрушка, пылкий любовник и нежный обожатель. Ей нужен помощник. Соратник. И графиня, неплохо разбирающаяся в людях, видела у Джакомо к тому все задатки. Подойдя совсем близко, она обняла за шею своего нареченного, вынуждая того наклониться к ней. На губах Тигрицы блуждала улыбка, загадочная и немного жестокая. - Сегодня утром я написала тебе письмо, что буду ждать тебя здесь. Такое же письмо монна Лукреция написала герцогу Пезаро. Но эти письма попали не в те руки. Моя служанка, Вероника, вместо того, чтобы отдать письма вам, вручила их совсем другим людям. А потом позвала вас. Как думаешь, Джакомо, кому был бы выгоден такой скандал? Каковы были бы его последствия? Катерина Сфорца ставила перед своим возлюбленным задачу, небольшая головоломка, которых ему предстоит решить множество, если он хочет, чтобы с ним считались, чтобы его совета спрашивали. У Тигрицы на уме было несколько имен, но все же ей было интересно, что скажет Фео. - Кто бы выиграл, убей ты меня сегодня, Джакомо?
Джакомо Фео: Он позволил себя увлечь, поймал дыхание ее поцелуя. Хриплый шепот и возбужденный блеск глаз. Это была его Тигрица, это была его женщина. Он нисколько не усомнился в словах, и не потому, что хотел обмануться, просто он знал, что на этот раз он слышит правду. Его, Джакомо Фео, почтили доверием, в то время, как герцогу Пезаро предоставили возможность заблуждаться. Или это потому, что хозяин Градары просто не стал ни о чем спрашивать? Каменея от каждого слова Катерины, Фео опустился на пол подле ноги своей любовницы. В этом порыве не было ничего от самоуничижения. Он не просил прощения и не считал себя виноватым. Дело было в ином. Пускай это назовут святотатством, но сейчас он готов был молиться на правительницу Форли. - Спасибо, что не стала лгать. Теперь я знаю... Теперь я знаю, что я для тебя действительно не каприз. - Я больше всего на свете хотел бы сейчас остаться с тобой, но боюсь, что меня ждет - не дождется еще одна дама. Ты с ней хорошо знакома. Он хотел пошутить, а получилось на изломе и Джакомо, почувствовав это, встал. - Я не позволю никому и ничему встать между нами, - пообещал сразу всему свету и, отвечая на незаданный вопрос, с непривычной для себя жесткостью добавил. - Даже если это будет твой сын.
Caterina Sforza: - Об этой даме можешь не волноваться, - пальцы Катерины коснулись волос любовника. Почти мужа. Он ее не разочаровал, красивый, умный мальчик, и Тигрица испытывала к Джакомо в это мгновение не только нежность любовницы, но и гордость учителя. Она прекрасно поняла, о ком идет речь. Но для всего свое время, и для всего свои руки. Лука Барбато знал, что нужно делать, и графиня не тревожилась. Кто бы не ткал нить жизни для Вероники Карпотти, сегодня ее обрежут. Обычный порядок вещей. Кто-то уходит с этого света, кто-то появляется. Улыбнувшись, Тигрица позволила себе роскошь – заглянуть в будущее, свое и Джакомо Фео. Там присутствовал еще кое-кто. Может быть, девочка, с такими же рыжими, как у нее волосами. Может быть, мальчик, похожий на своего красивого отца. - Пойдем. Уведи меня отсюда, это место мне противно, - Тигрица подняла своего возлюбленного, улыбнулась мечтательно, глядя в его лицо. – А когда окажемся в наших покоях, я скажу тебе кое-что. Думаю, ты обрадуешься новости.
Оттавиано Риарио: Разумеется, юный Риарио с братом не могли пропустить финал всего действа, и заняли места поблизости. Оттавиано горел злорадным нетерпением, предвкушая, как его мать проведут мимо опозоренной, а, может быть, даже пронесут мертвой. Герцог Пезаро и Джакомо Фео, прошествовавшие за Вероникой в башню, были мрачны и казались настроенными весьма решительно. - Недолго осталось, - самодовольно рассмеялся он, положив руку на плечо сводного брата. – Все же ты все здорово придумал, Сципионе. Когда я стану настоящим правителем Форли… Что будет, когда наступит это счастливое время, сын Тигрицы сказать не успел. В дверном проеме, зияющем темнотой, показались двое. Мужчина и женщина. Но это была совсем не та картина, которую Сципионе желал и ожидал увидеть. Словно хлыстом рассек воздух смех Катерины Сфорца, словно хлыстом ударило по плечам, по лицу, выбивая мучительную, болезненную красноту. Любовники прижимались друг у другу, улыбались, и никаких следов ссоры Оттавиано не мог заметить, даже при всем своем желании. - Дьявол… - со свистом выдохнул он воздух. – Дьявол и преисподняя. Что это такое? Ты видишь это, Сципионе? Умоляю, скажи, что мне это мерещится! Подавшись вперед, Риарио в ярости рассматривал мать и ее юного любовника, но отпрянул, поймав взгляд графини. «Она знает. Она знает, что это мы», - уверенность пришла мгновенно, как и обреченность. Такого Катерина Сфорца не простит.
Сципионе да Имола: - Судя по твоему изумлению, я вижу то же самое, - скорее прошипел, чем прошептал Сципионе и на всякий случай взял Оттавиано за плечо, словно тот собирался выбежать навстречу матери и ее довольному жениху. Темнота ниши надежно прятала братьев. Они были скрыты от чужих глаз, в то время как никто из проходящих в башню не мог минуть их незамеченным. - Погоди, не торопись с выводами, давай дождемся следующих. Еще не все было потеряно. Сципионе не удивился бы, что Катерина смогла уболтать этого мальчишку, которому слишком захотелось стать мужем правительницы, чтобы быть слишком требовательным и ждать от Тигрицы верности. Но герцог Пезаро, вот на кого была вся надежда теперь! Уж ему-то незачем было закрывать глаза на похождения супруги. Если он выгонит графиню, как подругу герцогини по сомнительным приключениям, из замка, то свадьба хотя бы точно не состоится здесь, в Градаре. А отменившуюся в одном месте свадьбу не так просто возобновить в другом. По крайней мере, они бы выиграли время. Послышались шаги, и появилась следующая пара. Герцоги Пезаро шли гораздо медленнее и тихо разговаривали. Если бы монахиня услышала их беседу, то покраснела бы от стыда. Сципионе к монашествующему сословию не принадлежал, и краской залился от едва сдерживаемой досады и неприятного недоумения. Они с Оттавиано еще долго сидели, шепотом перебрасываясь соображениями о том, что же могло произойти, но никто больше не появлялся. Ни один из горе-любовников, ни Вероника, с которой Сципионе бы с удовольствием побеседовал. Наконец, когда показалось, что уже минула вечность, послышались вновь медленные, усталые шаги, и в мелькнувшем силуэте Сципионе узнал Луку. После чего стихло совсем, и бастраду из Имолы показалось, что он кожей чувствует, что там, наверху, больше никого нет и ждать им уже нечего. - Чертовщина какая-то, - передернувшись от пробирающего его озноба, прошептал Сципионе Оттавиано. - Зашло восемь человек, а вышло пять. А остальные где? Растворились? Обернулись призраками? Через непродолжительное время братья ввалились в занимаемую ими комнату. Из понятного в этом мире осталась только необходимость унять беспокойство самым старым из существующих способов, для чего в кухню за вином был послан слуга. Эпизод завершен
полная версия страницы