Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Масло в огонь. Градара. 27 апреля 1495 года. Поздний вечер » Ответить
Масло в огонь. Градара. 27 апреля 1495 года. Поздний вечер
Лукреция Борджиа:
Ответов - 17
Лукреция Борджиа: Комнаты башни, ставшие свидетелями разыгравшейся трагедии, теперь остались за спиной. Вперед уходил узкий закругляющийся проход, обрывающийся лестницами и освещенный редкими факелами и заглядывающей в узкие окна луной. Еще недавно, почти только что, Лукреция говорила Катерине, что не знает, как сможет вести себя с мужем так, словно ничего неожиданного не произошло. Ей и впрямь казалось, что она одеревенеет и будет скорее бездушной куклой в руках Джованни, чем женщиной, и что грядущая ночь потребует от нее искусного притворства. Но все складывалось иначе. Ожидание бурной ночи, распалившее ее, не пожелало отступить. Оно не могло заставить забыть о случившемся, но странным образом смешивалось с ним, придавая чувственности особенно острый оттенок. Двое мужчин, успокоившихся навеки, были жертвой. В висках стучало: мой герцог, я принесла ее ради вас. Признание это наполняло сердце ужасом, но то был ужас напополам с восторгом. Потом, утром, она совсем по-другому все увидит. Как каждое утро и каждый день после той ночи бурного примирения, когда все изменилось и она стала жить так, как этого хочет он, как он ждет, всегда, даже когда он ничего не требует и ни о чем не просит. Завтра ей станет страшно от очередного доказательства тому, самого яркого и самого страшного. Мой герцог, я принесла эту жертву ради вас... Но ночь не день... Ночью все выглядит иначе. И то, что пугает днем, в темное время суток обостряет чувства и дарит особенное наслаждение. И сегодняшняя ночь, как с ужасом понимала Лукреция, не станет другой. Какая бы черта не была перейдена. Но то был ужас, как уже говорилось, напополам с восторгом. Умершие погибли ради того, чтобы она, Лукреция Борджиа, была невинна и желанна своим супругом. Мой герцог, я принесла эту жертву ради вас... - Подожди, Джани, - Лукреция прислонилась спиной к шершавой стене и притянула к себе мужа. - Мне сложно идти. Знаешь, почему? Это все из-за твоих злых обещания, - она хрипло рассмеялась, и ее рука, лежащая на поясе мужа, скользнула чуть ниже. - Я вижу, что они не стали менее злыми. В нескольких шагах от места, где они стояли, находилась зловещая ниша, и герцогиня знала это. Было темно, а ниша была довольно глубокой, но необходимость пройти мимо нее была все-таки опасной. Лукреция вывернулась из рук Джованни, оставив в них плащ, и отбежала дальше. Миновав "ту нишу", остановилась около узкой бойницы. Лунный свет, бьющий из нее, залил тело герцогини. - Что же ты медлишь? От близости чужой смерти как будто пробежал по телу холодных поток. Оборачивая в себя ее тело, он вскипал, расходясь горячими кругами. - Мой герцог, вы обещали мне урок, - смех Лукреции был тяжелым и обрывающимся. Не сводя с Джованни взгляда, она медленно отступала назад.
Джованни Сфорца: - Моя герцогиня, ты его получишь. Сфорца не мог знать, что находится в нише, но он был полководцем и не один раз видел смерть. Кровь жертвенных агнцев на плитах, их тела в нише. Увлеченный погоней, он не осознал, что это за запах, только почувствовал что-то очень знакомое, но тут же забитое ароматом духов Лукреции. И даже это краткое "нечто" вызвало прилив возбуждения, которое просто кричало и требовало выхода. Он скрутил жгутом оставшийся в руках плащ и, шаг за шагом, начал теснить папскую дочь к узкой бойнице окна. - Выбирай сама себе наказание. То, во что превратился плащ, рассекло воздух. Джованни едва улыбнулся, гадая про себя, что сейчас думает его жена. Он подошел почти вплотную, но так и не смог разглядеть выражение ее глаз. Лунный свет четко вырисовывал абрис, но при этом оставлял в тени детали. Герцог знал, что будет делать дальше, но пока не двигался. Теперь они были одни, им некуда торопиться.
Лукреция Борджиа: Зато лицо Джованни, залитое лунным светом, хорошо было видно Лукреции. И она увидела новое, незнакомое ей выражение. И в глазах было что-то невиданное раньше и пугающее. Жесткое и злое. И это было не только и не столько игра, что хороша для любовной прелюдии. Лукреция не боялась нового, ведь именно в нем часто таилось неизведанное, особенно наслаждение. - Джани... Она чуть отступила к окну, посмотрела на жгут, в который превратился ее плащ, и расширила глаза в хорошо разыгранном испуге. Пока это была только игра. - Джани... Как если бы то, что тебе наговорили, оказалось бы правдой.
Джованни Сфорца: - Ты правда хочешь это узнать? Теперь он не улыбался. Лицо затвердело и стало похожим на маску. - Хорошо, я покажу тебе, но только потом не проси о пощаде. Джованни накинул скрученный плащ на шею Лукреции. - Знаешь... - задумчиво произнес он, не спеша затягивая петлю, - я слышал, что смерть через повешение слишком хороша, потому что последнее, что чувствует преступник - это наслаждение. Узел становился все теснее, он склонился к своей пленницы, ловя губами ее выдох... Вдалеке скрипнула дверь и раздались торопливые шаги. - Мы не одни, оденься! Уже не веревка, а плащ скрыли наготу. - В нашем замке не только эта башня, - Сфорца крепко взял Лукрецию за запястье. - Ты хотела устроить мне сюрприз, я хочу ответить тебе тем же, - и увлекая папскую дочь в темноту, коротко хохотнул. - Только не в спальне, дорогая, только не в спальне.
Лукреция Борджиа: Пока петля затягивалась на ее шее, Лукреция с недоумением и любопытством смотрела в глаза Джани. Как он сейчас не похож на любого себя, каким она его только видела. Это завораживало и пугало. Страх по-прежнему мешался с восторгом. Что будет дальше? Любопытство и желание узнать, волнение перед чем-то неизведанным. Стиснутое тканью горло затрудняло дыхание. В ушах зазвенело и она закашлялась. Неожиданно хватка ослабла, и Джованни ее куда-то потащил. Лукрецию немного шатало, но она устремилась за ним. Тихий голос шептал: опасно. Она не слушалась своих сомнений, ведь это был Джани. Что бы там ни было, это был ее Джани. Они почти пролетели несколько лестничных пролетов. Гладкая до этого глухая стена вновь почернела пятном очередной ниши. Такой же, как и та... Джованни втащил ее сюда. Пахло пылью, старой травой и гнилью. Узкий сноп света, попадающий из бойницы напротив, не мог разогнать тьму, кажущуюся особенно черной и мрачной у стен, куда свет не попадал. На какой-то момент в луч света попало лицо Джованни. В его глазах как будто отражалась бездна, в которую так стремилась заглянуть Лукреция.
Джованни Сфорца: Он выпустил руку Лукреции и хрипло рассмеялся. Она была в его власти, полностью. Теплая, беззащитная, доверчивая. В нише царил непроглядный мрак, но герцогу и не нужен был свет. Он сдернул с плеч жены плащ, хотел бросить его на пол, но передумал, перекинул через свою руку. - Ты хотела узнать, что бы я сделал, если бы сказанное было правдой? - Сфорца отступил на пару шагов к выходу и медленно, смакуя каждое слово, ответил. - Я бы завел тебя в заброшенную комнату, раздел бы донага и оставил одну. Как сейчас... Ему казалось, что он слышит, как бьется сердце папской дочери. Помедлив, он вновь ступил на узкую полоску света. Лицо было казалось мертвенно-бледным. - Нет, я передумал, я не хочу, чтобы на тебя глазели другие, не можешь же ты прятаться вечно, - он улыбнулся, вроде как шутил. - Я бы замуровал тебя в эту стену, так, что никто бы и никогда не смог бы тебя найти. Плащ все-таки упал на пол. - Я сейчас покажу тебе, как я это сделаю. Лукреция не была пушинкой, но у Сфорца силы словно удесерились. Он приподнял ее за талию и, мимоходом успев подумать, что сейчас ей делает больно, впечатал жену в стену. Ненадолго, ровно настолько, чтобы она смогла почувствовать, чем ей может грозить измена. ...Все бы ничего, но сейчас герцогу чертовски мешала собственная одежда.
Лукреция Борджиа: Игра или не игра? Лукреции стало страшно, что ее и впрямь оставят здесь, совершенно обнаженной. И пугала не только возможность возвращаться в собственную спальную потом в таком виде через весь замок, но и вопрос: что значит жена, с которой так поступают? Неужели Джани считает ее виновной? Сомнения ее не были развеяны. И страх усиливался. - Джани, - успела прошептать Лукреция. Шершавая стена как будто вонзилась в обнаженную спину и проехалась по ней, оставляя ссадинами следы. Плечи горели огнем. Лицо Джованни теперь было скрыто тенью и оттого казалось еще страшнее. - Нет, пожалуйста, не надо. Мне больно. Я не виновата. Это была шутка. Шутка. Пожалуйста... В шепоте ее зазвенели слезы. Она молила, как просят о пощаде. Не зная сама, по-настоящему или не всерьез, но уверенная, что именно так сейчас и надо делать.
Джованни Сфорца: Поднявшаяся после слов Вероники тягучая взвесь ярости, было задремавшая при виде мирной картины ожидающей жены, пробудилась с новой силой. В ушах зазвенело и сквозь этот шум до Джованни донесся почти плачущий голос Лукреции. Мутный поток схлынул, оставляя после себя сожаление и чувство вины. То, что началось, как игра, зашло слишком далеко, но была еще возможность перевести все в затянувшуюся шутку. - Тебе больно? - огорчение в голосе было неподдельным. - Прости, я увлекся. Сфорца осторожно поставил жену на ее плащ, коснулся исцарапанной спины, с той же нежностью поцеловал повлажневшие щеки. Эта мягкость давалась нелегко, желание обладать - именно обладать - не исчезло вместе с яростью, просто стало иным. - Это место не подходит для герцогини Пезаро, - прошептал, вновь становясь похожим на себя, будто и не было этой вспышки. - Я хочу тебя, Лукреция, но только не здесь, это место подходит лишь для тайного прелюбодеяния, я же имею полное право быть со своей женой. Имею право... Да, он имеет все права, теперь уже их у него никто не отберет. Нужно было раньше уехать из Рима, он и с самого начала это знал. Вдали от своей семьи Лукреция покорилась, и за эту ее покорность он готов стать ей хорошим мужем.
Лукреция Борджиа: - Нет, Джани, ничего страшного, - Лукреция испытывала не облегчение, а скорее досаду. Будто занавес, скрывавший что-то интересное, хоть и опасное, чуть подняли, но, только мельком дав увидеть скрытом им, вновь опустили. И на лицо Джани тоже как будто опустился полог. - Ты был только что совсем другим, - в голосе ее едва заметно звучало разочарование. - Пошли, здесь совсем холодно. Лукреция вновь завернулась в плащ, уже который раз за вечер, и они пошли по почти пустым залам к ее покоям. Почти чинно. В первой комнате в темном углу жарко стонало и возилось. - О, мои дамы почувствовали уже свободу, - прошептала Лукреция. - И одна из них решила осчастливить стражника. Она взяла со стола лежащее полотенце и бросила. В углу замерло. - Пошли, - засмеялась она и потянула Джани за собой. Они прошли, делая вид, что не замечают поспешно поднимающихся с сундуков и скамей заспанных дам. Лукреция плотно притворила дверь в спальную. От возбуждения уже болью подводило живот. Она прильнула к Джованни, дрожащими пальцами развязывала шнурки, обнаженная набухшая грудь терлась о его дублет. - Мой герцог, счастье герцогини принадлежать вам.
Джованни Сфорца: Он услышал едва заметные нотки разочарования и почувствовал, как глухой судорогой отозвалось его тело. Ему стоило немалых усилий продолжить целомудренное шествие рука об руку. Каждый шаг отдавался в виски: "сейчас, сейчас". Он понял, он угадал, чего на самом деле необходимо Лукреции, пусть она сама этого пока не понимает. И тут нет ничего странного - она привыкла подчиняться, только теперь она может забыть про власть отца и братьев, теперь она будет только его. Он поможет ей. А она ему. Его покорная жена. Джованни едва слышал, что происходит вокруг. Да, Лукреция испугалась, это без сомнения, но это только на первый раз. Он даст ей то, что ей недостает. И это будет окончательной победой Сфорца над Борджиа. Но не сейчас. Пусть она почувствует томление по тому, что едва не произошло. - Я возьму то, что принадлежит мне. Джованни балансировал между собой "тем" и "этим". Ему хотелось скрутить жену и вновь увидеть ее слезы. - Покажи мне свою спину, - он отстранился и сам развернул Лукрецию и провел ладьнью по широкой ссадине. - Это только задаток, ты помнишь? Или ты считаешь, что уже достаточно наказана? - спросил и сам не дал ответить. - Вот только я так не считаю, но ты была послушной девочкой и я разрешаю тебе выбрать самой себе наказание. Пусть она скажет сама... Я хочу, чтобы она сказала это сама... И тогда пути назад уже не будет.
Лукреция Борджиа: Теперь уже Лукреция не отступила. Она уже увидела, как этот, пока неизвестный ей Джани, увидев ее слезы, превратился в прежнего, умеющего быть нежным. Значит, это было не совсем по-настоящему и может быть прекращено. Можно заглянуть за запретную дверь, но тут же вновь захлопнуть ее, как только она захочет. Она снова почувствовала шершавую поверхность кирпичной кладки, и воспоминание это было сладким. Под ногами разверзлась бездна, ее с Джани на двоих бездна. Он ждал. Лукреция знала, что если сейчас дрогнет, то все закончится и не вернется никогда. Каким бы сильным не было уже разочарование. Повернуть обратно можно только однажды. И она не узнает, каким бывает Джани и что таится в нем, когда у него такое лицо. И что таится в ней, когда он такой. Против такого поворота протестовала дрожащая спина и набухшее, налитое желанием лоно. - О мой герцог, - прошептала Лукреция, поворачиваясь к мужу и становясь перед ним на колени. В ее расширенных зрачках был ужас. - Жена, совершившая проступок, заслуживает узнать, насколько тяжела рука ее мужа. Но я молю вас быть снисходительным... на первый раз.
Джованни Сфорца: Он ждал ответа, затаив дыхание, когда же услышал, едва сдержал торжествующий вопль, так празднует загнавший дичь охотник. Внутри все ликовало, но внешне герцог остался спокоен, даже бесстрастен. Сверху вниз он смотрел на жену и на этот раз в его глазах не было ни тени нежности, лишь только уверенность победителя. Склонившись, он пригнул голову Лукреции к полу: - Ты поступила дурно и должна быть наказана, но я буду аккуратен... на первый раз, - без единой эмоции в голосе подтвердил, но рука дрожала, когда он занес ее над коленопреклоненной папской дочерью. Первый удар был несильным, словно ласкающим, но оставил на нежной коже красный отпечаток ладони. Рубикон перейден, они вместе его перешли. Джованни простонал что-то неразборчивое. Может, это было то, что не хватало и ему? Отстранившись, он зажал голову жены второй рукой, не давая возможности остановить его, вырваться. - Два... три... Каждый оставлял свой след, и все сложнее было прекратить, приглушать силу удара. - Четыре... пять... Сдерживаться не было больше сил. - На первый раз достаточно, - ему нелегко дались эти слова. - Но знай, если что-то подобное повториться еще раз, я уже не буду так нежен. Он заставил Лукрецию поднять голову и взглянул ей в глаза. - А теперь стой и жди. Я - твой герцог и господин - намерен взять то, что принадлежит мне. Можешь посчитать это прощением.
Лукреция Борджиа: Она не чувствовала боли. Или нет, чувствовала, но совсем не так, как чувствовала ее обычно. Резкие удары оставляли следы на коже, и от них лучами расходилась дрожь, которая появлялась раньше только от нежности. Она глухо стонала и вскрикивала, уткнувшись лбом в деревянный настил. Испарина от накатывавших волн восторга стекала по спине и бедрам крупными каплями. Молила о пощаде и одновременно боялась того, что сейчас все оборвется. Как в сильном опьянении, все вокруг представлялось в другом свете. В полубреду виделись лица убитых. Она теперь знала, зачем все случилось в заброшенной башне замка Градары. В наступившей ненадолго тишине она замерла в ожидании, что будет дальше. Подняв взгляд, увидела, что это все еще тот, неизвестный до сегодняшнего ей дня Джани. Он тоже видит неизвестную до сегодняшнего дня Лукрецию? - Наказание и ваше прощение, мой герцог, - слова на языке были слаще меда; она облизала пересохшие, вспухшие губы и опустила взгляд, - вы посчитали, что я достойна и того и другого? Достойна быть орудием, служащим вашему удовольствию?
Джованни Сфорца: - Ты достойна того, чтобы служить мне. Для него это уже давно не было игрой. Он смотрел в глаза жены, видел в них стыд и восторг и был уверен - "такую" Лукрецию не знал никто. Как бы ни пыжился понтифик, он не смог бы дать дочери то, что теперь ей дал ее муж. Сфорца был уверен, никто и никогда бы не осмелился поднять руку на любимицу папы, даже сам Александр VI. - Ты будешь послушной, ведь теперь ты знаешь, чем тебе грозит строптивость. Ты ведь, правда, знаешь? Ты знаешь, что я от тебя жду? - Повернись и посмотри на себя. Это печать, это мое клеймо на тебе. Он встал, наслаждаясь видом Лукреции у своих ног. Сейчас он ее любил, был уверен, что любит. - Тебе нравится? - Джованни обошал и встал позади. - Мне - нравится. Опустившись подле, он провел рукой по начинающим бледнеть ягодицам, с силой сжал, возвращая краски. - Ты заслужила прощение, - путаясь в одежде, он освободился от преграды между ними и, моля небеса только об одном - суметь сдержаться, продлить наслаждение, под стон Лукреции простонал в ответ. - И я тебя прощаю.
Лукреция Борджиа: Нет, она не стала бы сравнивать наслаждение сегодня с тем, что было раньше, и говорить, что оно больше. Оно было другим, особенным, непохожим. Как сорванный запретный плод. Неожиданным откровением. Распластанная перед ним на полу, она захлебывалась стонами и слезами, извивалась, не забывая вымаливать себе прощение и благодарить за то, что он дарует ей его. Но вот схлынула последняя волна наслаждения. Вот, уже не застонав, а зарычав, тяжело лег на нее Джани. Опьянение проходило, игра заканчивалась. Все опять поменялось. Лукреция лежала, приходя в себя, становясь собой прежней. Она не могла поверить, что случившееся было правдой, а не наваждением. Тело было приятно гибким и благодарным за удовольствие. В нем пела легкость только что испытанного удовольствия. Может быть, даже более приятная и острая, чем всегда. Но одновременно наваливались стыд и неверие. Неужели все это было с ней? Неужели она правда хотела такого? Лукреция чувствовала себя грешницей, на время обратившейся ведьмой. Совершенно опустошенной, жаждущей раскаяния. Связь с братом казалась теперь почти невинной. Этого не может быть... - Джани, - наконец тихо позвала она, надеясь, что на призыв откликнется прежний Джани, которого она всегда знала.
Джованни Сфорца: Опустошенный... Он чувствовал себя выжатым, выкрученным, но при этом словно заново родившимся. То черное, что сидело в нем с того самого дня, когда Баланти очень прозрачно намекнул на истинную природу взаимоотношений герцогини Пезаро с ее братом, ушло, оставив после себя только удивление - как вообще в такое можно было поверить? Джованни откликнулся на еле слышный призыв, скатился, освобождая, лег подле и притянул влажную от испарины голову Лукреции себе на плечо. - Я здесь, - прошептал в макушку. Теперь он испытывал только нежность. Карающая ладонь горела, видимо, как ни старался он сдержать себя, наказание оказалось слишком сильным. - Тебе удобно? - спросил, гадая, каково же ей, придавленной его телом, было лежать на этом жестком полу, если у него уже все заныло, но все равно не двигаясь с места. - Моя доверчивая девочка, моя герцогиня. Сфорца взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. Благодаря и про себя улыбаясь. Лукреция сделала все, что он хотел. И сделает еще больше. Все-таки он будет ей очень хорошим мужем.
Лукреция Борджиа: - Да, ты здесь, - с облегчением прошептала Лукреция, чувствуя возвращение прежнего Джани. Теперь он был только нежен, и тем невероятнее казалось то, что происходило в ее спальной совсем недавно. Что случилось с ней? И с ним? Кем она была только что? А он? Теперь она чувствовала что-то, более сравнимое со стыдом. Неужели она правда хотела такого? Лукреция перебирала в памяти каждое свое и его движение и слово с того мгновения, как Джованни вошел в башню. Выходило, что она ответила на неясное предложение опасной игры и даже спровоцировала ее продолжение. Сомнений не было, она сама хотела этого. Она помнила жгучее и недвусмысленное желание и тайное опасение, что все вдруг прекратится. Как странно было теперь вспоминать об этом. У них с Джованни на двоих была теперь одна тайна. Хорошо, что они опять стали прежними. И еще одна тайна была ее личной - это жертва, которую она принесла ради герцога. Эпизод завершен
полная версия страницы