Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Краеугольный камень цивилизации. 15 апреля 1495 года, 5 часов вечера. Градара » Ответить
Краеугольный камень цивилизации. 15 апреля 1495 года, 5 часов вечера. Градара
Лукреция Борджиа:
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Лукреция Борджиа: Шла Страстная неделя, и Градара затихла в ожидании Пасхи. Потом намечалась целая череда праздников, бурных, шумных, в полную силу, которые были отложены по случаю Великого Поста. Где-то готовились крестины, где-то - первые весенние свадьбы, в замке - обильные пиры и танцы. Дамы уже шептались о новых нарядах. Но сегодня была еще Великая Среда, и все старались сохранить вид благочинный и серьезный, готовились к темной полунощнице* и даже говорили полушепотом. Впрочем, все это не мешало Лукреции готовиться к приезду долгожданной гостьи, и суета, неизбежно сопутствующая подготовке, заражала ее праздничным настроением. Джованни отсутствовал в Градаре уже несколько дней - дела требовали его присутствия в Пезаро - и Лукреция могла полностью посвятить себя обязанностям хозяйки, которые требовали сделать все, чтобы пребывание в городе Тигрицы Романьи было для той приятно во всех отношениях. Для Катерины Сфорца готовили комнаты, находящиеся недалеко от комнат самой герцогини Пезаро. Лукреция решила не выезжать из города, отчасти из нелюбви к верховым прогулкам (графиня Форли в седле держалась несравнимо увереннее и гармоничнее), отчасти из желания проследить за всем самой. Гостью должны были встретить и сопроводить в замок ее придворные. К вечеру в комнатах было жарко натоплено, пахло сухими травами и розовым маслом. Одеяла и подушки хранили свежесть воздуха и лучи весеннего солна, на котором сушились целый день. В бане замка пар стоял уже такой, что таскающие воду служанки едва видели друг друга. Герцогиня Пезаро, окруженная своими приближенными, стояла у окна, с которого хорошо была видна дорога. Наконец, вдали заклубилась поднятая с нетронутой уже много дней дождями дороги пыль. * служба, проводимая в полутемном храме по случаю Великой Среды
Caterina Sforza: Италийская весна пьянила, разливала в воздухе, вместе с запахом свежести, ощущение восхитительной вседозволенности. Градара была все ближе, и Катерина Сфорца смеялась все громче и все более нежные взгляды бросала на своего молодого любовника, Джакомо Фео, их любовь пережила зиму, ну а весна придала ей новые силы. Да и сама она чувствовала себя, как эта весна, пробудившейся к жизни, возродившейся, полной жажды жизни. - Ну же, плетешься, словно тебя ждут не праздники, а молитвы, - подзадорила она, смеясь, Джакомо. – Вперед! Вот увидишь, герцогиня Пезаро непревзойденная хозяйка, там, где она – там Рим, а Рим без нее всего лишь груда камней. Встреча была торжественной, но за этой торжественностью графине Форли слышался кристальный смех Лукреции Борджиа и виделся ее лукавый взгляд. Дочь Его Святейшества, направив навстречу графине целый эскорт, словно подтверждала свое обещание развлечений и праздников. Да, развлечения и праздники – именно то, чего всей душой жаждала Тигрица. Можно всю жизнь, день за днем, измерять свою жизнь суровой мерой, именуемой долг, но пока кровь в твоих жилах не остынет, сердце будет просить чего-то больше. … Но по городу ехали неспешно, благочинно. Хозяйка оказывала честь гостям – гости – хозяйке. Огненно - рыжие волосы Катерины горели орифламмой на закатном солнце. И каждый, кто жался по стенам домов, пропуская кортеж, многозначительно качал головой. Чем больше могущественных союзников, тем спокойнее жизнь за городскими стенами. Славно, что их хозяйка – дочь Родриго Борджиа. Славно, что у нее такие сильные друзья. - Монна Лукреция! Бархатистый, низкий голос графини Форли звучал торжествующе, словно она только что взяла Градару штурмом. - Итак, вы звали, и я здесь! Признаться, только второе пришествие могло бы меня задержать! И то ненадолго. Со смехом Катерина Сфорца протянула руки Лукреции Борджиа, прекрасной, как сама жизнь.
Джакомо Фео: Джакомо Фео отводилась роль молчаливого наблюдателя, но этому он был только рад. Хотя ему довелось увидеть Лукрецию Борджиа в Риме, в Градаре ему предстояло свести знакомство совсем в другом своем качестве с герцогиней Пезаро. Потому он и не торопился, хотя даже себе не признавался, что чувствует себя не в своей тарелке. В Форли противостоять завистливому шепотку оказалось проще, чем стать официальным гостем и сопровождающим правительницы Форли. - Надеюсь, наши спальни будут неподалеку, в противном случае я рискую заблудиться в этом замке, - широко улыбнулся он Тигрице. Его немного подтрясывало от волнения и какого-то странного ожидания. Сбылось все, чего он так хотел, и многое из того, о чем раньше он побоялся бы даже мечтать. С Оттавиано они теперь старались делать все, чтобы их пути не пересекались, хотя и сын Тигрицы, и ее любовник имели друг к другу немалый счет. Испытывая нечто вроде злорадства, Фео вспомнил, как скривился Риарио, узнав, что он едет в Градару вместе с его матерью, и успокоился. - Я не буду тебе мешать, но я рядом, - успел он сказать Катерине и, глядя в прямую, как натянутая струна, спину любовницы, снова почувствовал себя счастливым. Как бы там ни было, они рядом, им хорошо вместе. И будь, что будет. ... Когда-нибудь он все-таки добьется своего.
Лукреция Борджиа: - Мадонна, глядя на вас, я начинаю верить, что изобрели эликсир молодости. Лукреция, ожидавшая свою дорогую гостью, пряча под тенью портика лицо от весеннего, уже припекающего солнца, увидев, как та входит во двор замка, поспешила ей навстречу, стремительно преодолев ступени лестницы и оказываясь в объятьях своей старшей подруги. Слова про "эликсир" совпали с тем моментом, когда она посмотрела на Джакомо Фео. "Забавно получилось", - подумала про себя Лукреция, и глаза ее лукаво заблестели. - Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты. Она взяла гостью за руку и повела ее в замок, посвящая во все новости и планы. - Мы ждем приезда герцога только в субботу. Он обещался быть к самой Пасхе. Уже целых десять дней Градара - приют для женского общества. Некоторые находят это скучным, а я - вполне полезным, потому что за время праздников и пиров, когда здесь был Джованни со всеми своими приближенными, все успели уже до смерти надоесть друг другу. Ваши комнаты недалеко от моих. Вашего... сопровождающего... конечно, ему будет предложены комнаты, которые тоже близко. Лукреция понимающе пожала руку Катерины и повела ее дальше, по дворцовой части замка, показывая комнаты и рассказывая все о придворной жизни Градары. - Ну вот мы и пришли... Комната, отданная для спальни Катерины Сфорца, была большой и светлой. Солнце, проникая через квадратики окон, разрисовало каменный пол причудливым узором. Массивная кровать под богатым балдахином, стол, множество кресел и стульев и - много место для сундуков путешествующей графини. - Вы желанная гостья, и все ждут ваших указаний. Постель, если вы хотите немедленно лечь отдохнуть или баня, если хочется прежде всего смыть дорожную грязь. Она топится с самого утра.
Caterina Sforza: Баня! О, Лукреция Борджиа умела принимать гостей. Лениво отдавшись в умелые руки служанок, вдыхая влажный, теплый пар, обещавший отдых, тот особенный глубокий отдых после которого и душа и тело словно воскресают, Катерина Сфорца благодарно улыбнулась прелестной герцогине Пезаро. По правде говоря, графиню не слишком огорчило отсутствие кузена. Да, им есть о чем поговорить, в конце концов Сфорца были силой, и силой существенной, но только пока держались вместе… Но пока она была более чем довольна обществом Лукреции и тех, кого она изящно именовала «женским обществом». В Форли дамам, пожалуй, было скучно, хотя бы потому, что графиня предпочитала общество мужское. Женщин, особенно молодых, особенно красивых, Катерина Сфорца недолюбливала, исключением стала только дочь понтифика, и каким исключением! Светлые волосы Лукреции – предмет зависти темноволосых италийских красавиц, фигура женщины и лицо, сияющее как у невинной девушки… Графиня Форли могла бы с такой нежностью смотреть на родную дочь, только вот ее собственные дети никогда в ней не вызывали особенной нежности. Может быть, потому, что времени на любовь не было. Случись ей сейчас взять на руки собственное дитя, Катерина Сфорца, наверное, смогла бы дать ему больше тепла и заботы. Любовь Фео пробудила в ней что-то, чему раньше не было места в сердце суровой Тигрицы. - Дорога была недолгой, но, ради того, чтобы снова вас увидеть, я бы пустилась и в более длительное путешествие. Ваши письма были для меня настоящим утешением… Ловкие пальцы служанки расплели рыжие косы графини и те упали на плечи мягкой волной. - Но еще большим утешением для меня будет возможность побыть с вами. Беседы с другом ничто не заменит, как и дружеского совета. Графиня потянулась, по-кошачьи гибко. Да, ей нужен был совет Лукреции, как раз касающийся того самого «эликсира молодости» по имени Джакомо Фео.
Лукреция Борджиа: - Письма, письма... - мечтательно протянула Лукреция. - Они могут сделать счастливой, когда ты грустишь. Я надеюсь, вы привезли мне одно, мадонна? Нет-нет, я не буду его сейчас читать. Для этого найдется время попозже. Позвольте мне отвести вас. Ваша служанка принесет вам все необходимое. Лукреция взяла Катерину под руку и повела туда, где располагались бани. Они не были такими роскошными и просторными, отделанными мрамором, как в Риме, но все-таки достаточно впечатляющими. Каменные нагретые скамьи были покрыты подушками дорогого бархата. Большая купель, в которой обычно плескались все придворные дамы, соревнуясь в умении быть грациозными и соблазнительными, потому что не сомневались, что за ними подглядывают, теперь была наполнена горячей водой только для двоих женщин. В соседней комнате, где полагалось отдыхать от пара и горячей воды, можно было лечь на застеленные свежими одеялами и простынями скамьи. На невысоком сундуке были приготовлены вино, хлеб и оливковое масло. Две служанки помогли женщинам снять платья и облачиться в короткие прозрачные рубашки. - Прекрасно, теперь вы можете идти, - махнула рукой Лукреция. - Я позову, если вы будете нужны. Приятное тепло, идущее из парной, манило, и герцогиня Пезаро первой шагнула в жаркий туман, стелющийся по каменным ступеням и скамьям. - Идите же, мадонна. Мне не терпится выведать все ваши секреты. И попросить у вас целого моря советов.
Caterina Sforza: - Как хорошо! Признаю, мадонна, в том, что касается вкуса и умения окружить гостей всеми удобствами вам нет равных! Катерина Сфорца, мечтательно вздохнув, заколола волосы на затылке, и шагнула вслед за герцогиней Пезаро в ароматный туман. Кожа покрылась мурашками удовольствия. В Форли имелась небольшая комната, где графиня могла понежиться в горячей воде и позаботиться о своей красоте, которая требовала все больше и больше усилий, все-таки годы не шли – летели, но ничего подобного этой роскоши, конечно, не было. Тело медленно отдавало напряжение и усталость под лаской горячего – но в меру, чтобы не обжечь нежную кожу женщин – пара. Можно было не торопиться, не подгонять себя сотней дел, которые требовали решения, вмешательства, и немедленно, немедленно. Можно было пригубить вина, предвкушая день, отданный неге, а затем ночь, и снова день, который принесет с собой новые приятности. - Мои секреты в вашем распоряжении, - рассмеялась Тигрица. – Только, боюсь, они вам покажутся скучными. Сейчас у меня только один секрет, но и тот уже всем известен. Что касается советов, то буду счастлива, если мой жизненный опыт, который меня саму мало чему научил, окажется вам полезен. Он же, кстати, гласит – поступай, как хочешь, все равно о тебе будут судачить.
Лукреция Борджиа: - Я видела ваш секрет, вы привезли его с собой, - засмеялась Лукреция. - За время, которое мы с вами не виделись, он не поменялся. И смотрит на вас все так же. Мне было страшно, что он рассердится даже от того, что я поцелую вас. Как будто из-за этого я украду у вас вашу лучшую часть. Пар приятно обволакивал тело. Было уже жарко, стены комнаты чуть размывались в легком белом мареве, все теряло очертания реальности, которая сама оборачивалась иллюзией. Можно было позволить себе чуть больше. Лукреция с наслаждением вытянулась на подушках, предаваясь приятному расслаблению. - Мадонна, что бы вы делали, если бы судьбе было угодно разделить вас на неопределенный срок? Вы бы позволили своему сердцу тосковать или искали бы для него утешения?
Caterina Sforza: Катерина Сфорца улыбнулась в туман, туда, где белело лицо прелестной дочери Родриго Борджиа. Любопытный у них начинался разговор, пряно будоражащий сердце, в меру смелый, в меру откровенный. А приличия… пусть о них думают те, кто вынужден жить под их гнетом. Лукреция Борджиа и Катерина Сфорца могли позволить себе обойтись и без них. Особенно наедине, без любопытных глаз и ушей, готовых, услышав неосторожное смелое слово, подхватить его и истолковать совсем не к чести дам. - Мое дорогое дитя, я знала мужчин, достойных любви, но я не знаю ни одного, достойного долгого ожидания. Любите того, с кем разлучила судьба, если угодно… но не изводите себя напрасной тоской, - откровенно ответила Тигрица. Голова легко и приятно кружилась. Жизнь казалась легкой, тревоги далекими, а развлечения доступными. - Солнце не гаснет от света светляков, большая любовь не умалится от того, что рядом с вами будет какое-нибудь легкое увлечение, не дающее вам заскучать днем и уснуть ночью. Молодость проходит быстро, не тратьте ее на тоску и слезы, от этого мы старимся быстрее, чем от прожитых лет.
Лукреция Борджиа: - Ах вот как? - по губам Лукреции скользнула мечтательная улыбка. Она готова была согласиться с советом Тигрицы Романьи. Ему последовали бы многие женщины, и сама Лукреция уже пыталась идти этим путем, который, увы, не принес ей не только счастья, но даже тени удовлетворения. - Вы знаете какой-то секрет, мадонна, признайтесь? - тон папской дочери был шутлив, как приличествует для несерьезной болтовни. - Вы знаете, как можно понять, что кто-то может хотя бы отдаленно заменить того, кто дорог? Хотя бы ненадолго? Хотя бы как-то? Поделитесь со мной. Как, срывая покровы с прекрасного Адониса, не обнаружить под ними жалкого сатира? По мере того, как она говорила, голос Лукреции становился все более и более взволнованным, и терял шутливость. Она поднялась с подушек, на которых со всем удобством расположилась, и, подойдя к Катерине, опустилась рядом с ней на колени. - А я знаю ваш секрет, мадонна, ваш Адонис всегда вас сопровождает, не так ли? Поэтому вы лишены разочарования. А я... - Лукреция осеклась, вдруг поняв, что слишком заболталась, и разговор слишком быстро перестал походить хотя бы формой на отвлеченный, - вы, наверное, скажете, что мне надо больше времени проводить с мужем и не позволять ему надолго отлучаться или позволять сопровождать себя?
Caterina Sforza: В глазах юной женщины горело волнение, и Катерина тут же отбросила шутливый тон. Что бы ни терзало сердце герцогини Пезаро, видимо, это терзало его не на шутку. Тигрица бережно отвела от щеки легкую светлую прядь, и прижала палец к губам Лукреции, прерывая ее речь о муже. Да, Джованни Сфорца был ее родичем, но родство – родством, а дружба, связавшая двух женщин, тоже стоит дорогого, а именно нескольких секретов, спасенных жизней и отнятых жизней. - Мужья, мой ангел, даются нам для имени, для положения, для богатства. Но не для любви. Бывает так, что женщина сама выбирает себе мужа, и тогда любовь в браке возможна... Катерина Сфорца чуть помедлила, пробуя это слово – муж – на губах, и оно не показалось ей неприятным. - Бывает и так. Но редко. Чаще мы соглашаемся на то, что нам предлагает семья. В любви же не надо соглашаться, мадонна, в любви надо выбирать самой. Графиня налила в два кубка вина, подала один папской дочери, так похожей сейчас на юную, беззащитную девочку, жаждущую самого простого и, одновременно, самого сложного, что есть в этом мире – любви. - А ответ на ваш вопрос прост, и тут нет никакого секрета. Прежде чем срывать покровы с Адониса, или иного какого героя, убедитесь, что он готов пожертвовать ради вас самым дорогим, что у него есть. Но не ошибитесь. Кому-то дорога жизнь, кому-то честь, кому-то слава. Вот пусть он принесет это самое дорогое к вашим ногам. Тогда и только тогда вы можете быть уверены, что избранник вас не разочарует. О, Катерина Сфорца прекрасно понимала муки Лукреции. Не так страшно потерять мужчину, как разочароваться в нем. Прожить без мужских объятий можно, но как жить с мыслью, что самое дорогое что у тебя есть – себя самое ты отдала недостойному?
Лукреция Борджиа: - А если испытание окажется слишком тяжелым для избранника, то не стоит о нем и жалеть? Выбирать самой... Лукреция и выбрала сама. В некотором смысле это был тот выбор, который предлагала ее семья. Но, конечно, не в том, какой подразумевается. Если она выберет себе любовника, то это вызовет интерес или осуждение. Она может выбрать двух, и это вызовет неприятное удивление и еще большее осуждение. Три... три, пожалуй, будет почти то же самое, что два. Для окружающих. Даже если будут меняться с завидным постоянством. Ее муж будет зол и негодовать в любом случае. Но какими будничными покажутся все эти удивления, негодования и злости по сравнению с тем ужасом, которое обрушат на нее, узнав, о каком единственном мужчине все ее мысли. Лукреция посмотрела на Катерину Сфорца. Догадывается или нет? На безмятежном лбу Тигрицы Романьи не отражалось ничего, что могло бы об этом свидетельствовать. Смогла бы она притвориться? Наверное, да, но все-таки должна же была хоть как-то проявить свое отношение... Видимо, не знает... - Хорошо, я торжественно в вашем присутствии клянусь себе, что никогда не позволю себе увлечься недостойным, - здесь Лукреция поднесла к губам багрового цвета вино, как будто чтобы скрепить свою клятву. - А вы, мадонна, вы ведь можете сами выбрать себе мужа?
Caterina Sforza: Может ли она сама выбрать себе мужа? Катерина Сфорца задумчиво улыбнулась своей красивой собеседнице. - Мне кажется, могу. И, как знать, возможно, так и сделаю, мадонна. Я старше вас, милое дитя, и мне осталось не так много времени. Да, пока я желанна для мужчин и могу вызывать в них страсть. Потом ко мне будут относиться с почтением, возможно со страхом, но не с любовью. И я хочу прожить эти годы рядом с тем, кого сама выбрала. Конечно, графиня говорила не все, а только ту часть правды, которая будет понята и принята Лукрецией Борджиа. Другая же часть заключалась в том, что Катерина Сфорца была недовольна сыном. Юный Риарио проявил дерзость и непочтительность к матери, позволив себе не только громко осуждать ее молодого любовника, но и попытавшись затеять с ним ссору. Мальчишку нужно было поставить на место. Когда… нет, не так. Если. Если Джакомо Фео станет ее мужем, Оттавиано придется относиться к нему с должным уважением. Ему, и всем остальным, кто стоял за его спиной. А таких было нимало. Многих не устраивала твердая рука Тигрицы. Оттавиано Риарио в качестве правителя – послушного, безвольного, устроил бы их куда больше. - Что вас тревожит, милое дитя? Поделитесь, мы придумаем, как быть. Вы – одна из самых желанных женщин, о вашей красоте ходят легенды. Вам стоит только улыбнуться, и любой будет у ваших ног. Не познав в своей жизни мучительной сладости недозволенной любви, Катерина Сфорца не знала и е терзаний. Она брала то, что желала брать и не задавалась вопросом: «А можно ли?». Можно, и нужно.
Лукреция Борджиа: - Ну тогда сделайте это непременно, мадонна. Сделайте ваш выбор. Хотя мне кажется, что вы лукавите, и вы это уже сделали, не правда ли? И теперь скрываете от всех, - Лукреция шутливо погрозила Катерине пальцем, рассмеялась и... задумалась. Пусть она и не знала всех трудностей и сложностей, с которыми столкнулась в нелегком деле собственного выбора владетельница Форли, но догадывалась, что они были. В деле супружества всегда заинтересованных лиц больше, чем двое. Герцогиня вспоминала собственное сватовство... когда между Миланом и Римом гонцов и посредников было предостаточно, и каждый шаг в договоренностях праздновался почти как военная победа. И это было для всех важнее, чем день, когда она впервые увидела своего будущего мужа. Да... наверное, это важное для нее событие для других было всего лишь будничным в череде гораздо более серьезных. Интересно, как же это может происходить по-другому? Любопытство и искренняя симпатия к Катерине все больше и больше способствовали тому, что, несмотря на юный возраст, Лукреция Борджиа все больше и больше проникалась любимой ролью замужней женщины - способствовать устройству супружеского счастья другой пары. - Обещайте, что я обязательно буду на вашей свадьбе, а если... - Лукреция опять задумалась, напомнив себе, что в деле свадьбы, особенно той, о которой она сейчас говорила, не могло не быть сложностей, и тщательно подбирала слова. - А чтобы у вас не было никаких сложностей с подготовкой... доверьте это дело мне. Почему не устроить ее в Градаре, когда вам пожелается? Этот город будет счастлив стать местом обретения вашего счастья. Лукреция поднялась и подошла к наполненной водой купели, опустила в нее руку. Та была теплой и приятно пахла маслами. - Вода как раз такая, как надо. Разрешите, мадонна Катерина, я сама вымою ваши прекрасные волосы. Вы расскажете мне, как вам мое предложение, а я о своих печалях.
Caterina Sforza: Казалось бы – всего лишь разговор двух женщин, связанных друг с другом взаимной симпатией, сходством вкусов и несколькими общими воспоминаниями. Но на самом деле больше, гораздо больше. Густые рыжие волосы Катерины Сфорца – ее законная гордость, были отданы в ловкие руки мадонны Лукреции. Графине можно было не опасаться сравнения с дивными белокурыми локонами дочери Родриго Борджиа, пусть тем и завидовал весь Рим, но ее собственные были не хуже, и седины в них не было – редкий дар Евы своей, очевидно любимой, дочери. Сама же графиня задумалась над словами Лукреции. Изящнейшая герцогиня Пезаро была права, Катерина Сфорца уже приняла решение. Единственное, что ее останавливало – мысль о том, как известие о свадьбе примут знатные семьи Форли, ее сын, многочисленные союзники и еще более многочисленные враги. Не найдутся ли среди них такие, кто объявит этот барк недействительным? Но предложение любимой дочери Его Святейшество обещало неожиданную помощь. Кто осмелится чернить брак, заключенный при ее участии и в ее присутствии? - Это было бы чудесно – весенняя свадьба в Гардаре, - улыбнулась она Лукреции. – Но для начала, может быть, спросим согласия жениха? Без него нам свадьбы не сыграть! Право же, мы бы хорошо повеселились, не так уж часто мне удается выйти замуж! Катерина шутила, но в каждой шутке есть достаточная доля истины. - Итак, если мы решили сделать из меня честную, замужнюю женщину, то я требую в ответ рассказать мне о ваших печалях, милый друг. Делая счастливыми других, не забывайте о себе.
Лукреция Борджиа: - Да, спросить жениха никогда не бывает лишним, мадонна, - вынуждена была согласиться Лукреция. - Но я безмерно удивлюсь, если окажется, что его не радует такой поворот событий. Она стояла на коленях перед купелью, в которой нежилась графиня Форли, и уверенными и одновременно нежными движения взбивала мыльную пену, хлопьями ложившуюся на рыжие пряди Катерины. От мыла шел нежный запах оливкового масла и почти заглушавший его - терпкий чего-то еще. Лукреция заботилась о своей гостье и одновременно мечтательно болтала. - Да-да, мы устроим пышную свадьбу, как только закончится Пасха. Вам сошьют обязательно новое платье, для этого мы соберем лучших мастериц Градары и Пезаро. Венчать вас будет сам кардинал Асканио, а во время церемонии меч над вами будет держать мой муж. А потом будет пир, и мы заставим столами весь двор Градарского замка, и повсюду будут гореть светильники и факелы. И потом будут танцы всю ночь. Вы знаете, что его святейшество обожает смотреть, когда танцуют? - мечтательная улыбка герцогини Пезаро стала чуть грустной. - А потом... о, потом будет все, чего вы только пожелаете. Струи чистой воды сполоснули волосы графини, и Лукреция заколола их. - Вот с самым важным и закончено. Она оглядела свою работу и, по всему было видно, осталась довольна, потом тоже забралась в купель и, свернувшись под водой почти в клубочек, вздохнула. Голос Катерины был нежен и обещал понимание. Как мучительно носить в себе тайну, которой невозможно ни с кем поделиться! Нет ничего, что нельзя было доверить хотя бы кому-нибудь - хотя бы родственнице, хотя бы доверенной своей даме, хотя бы служанке, молчаливой помощнице. Но у тайны, которую носила в сердце папская дочь, не могло быть доверенного лица. Только сообщник или свидетель. - Иногда я хотела бы забыть, кто я такая, - горько усмехнулась Лукреция. - Вы счастливица, мадонна. Даже если у вашего избранника есть недоброжелатели или те, кто не одобряет его, вы все-таки можете не таиться. И наверняка есть те, кто понимают вас. А бывает... бывает, что нет в целом свете никого, кто испытает хотя бы тень сочувствия или понимание, и ждать можно только осуждения или даже суеверного ужаса.
Caterina Sforza: - Давайте-ка теперь позаботимся о вас, милое дитя. Катерина Сфорца, скрутив жгутом огненные пряди, улыбнулась ласково своей собеседнице. Тонкая камиза Лукреции белела в маслянистой воде, розовыми мазками, как на картине лучших художников, светилось тело. Нашелся бы хоть кто-то, кто устоял бы перед соблазном влюбиться в это юное живое совершенство, полететь, как мотылек на пламя, и неважно, что крылья вспыхнут, главное хоть на мгновение соприкоснуться с обжигающим огнем. - Мы вымоем ваши волосы, а потом разотрем куском шелка, тогда они станут особенно мягкие и блестящие! Сильные пальцы графини могли касаться и нежно, она, выбравшись из воды и обойдя купель, устроилась за спиной Лукреции и теперь поглаживала ей голову, как гладят маленького котенка. - Вы это вы. Вы – Лукреция. И вас запомнили бы, даже если бы вы родились в хижине угольщика, а не в семье Борджиа, - тихо проговорила Тигрица. – И почему вы считаете, что ни от кого не увидите сочувствия в своей беде? Господь предназначил нас не для нелегкой жизни. Возможно, в этом и проявляется Его мудрость, и в этой жизни возможно все. Замолчав, Катерина Сфорца вспомнила глаза тех, кто умирал от ее руки или по ее приказу. - Для наших врагов мы всегда будем исчадием ада, для наших друзей мы всегда останемся правы, даже если это не так. Но что значит правота, и кто ее нам отмерил? Нет, моя прекрасная герцогиня, жизнь слишком коротка, чтобы мерить ее такими мерками. Улыбнувшись, графиня мазнула душистой пеной по носу дочери понтифика. - Вот так-то! И если вам нужна будет моя помощь… как бы ужасно ни было то, что вы совершили в глазах всего мира – вы ее получите, обещаю.
Лукреция Борджиа: - Жизнь никогда не щадит нас, когда подходит со своей меркой, - возразила Лукреция. Только что под нежными и успокаивающими движениями Катерины она закрыла глаза и, казалось, уснула. Теперь же обратилась как будто натянутой струной, которой суждено сыграть трагическую мелодию. Она сама не ожидала, что ее могут сильно задеть такие простые слова. - И сильнее всего удар будет со стороны тех, кто любит. Может быть, так и должно быть. Прощать проще равнодушному... Моя мать почти прокляла нас, а отец изгнал из города. Лукреция не заметила, как сказала "нас" вместо "меня". Ей казалось, что она достаточно иносказательна, и не видела, что уже почти подошла к порогу полной откровенности. - Мадонна, вы бы так когда-нибудь поступили? - она широко распахнула глаза и, резко повернувшись, оказалась лицом к лицу с Катериной. - Обещайте, что если у вас будет возможность помочь мне вернуться в Рим, то вы обязательно сделаете это.
Caterina Sforza: Пусть в голове Катерины Сфорца мысли обгоняли одну другую, и, кажется, она уже догадывалась, о ком говорила Лукреция Борджиа, и за какую провинность ее сослали в тихое семейное счастье с герцогом Пезаро, но ее лицо было безмятежно и невозмутимо. Да, она догадывалась. Но молчала, давая возможность своей юной подруге самой определить границы откровенности. Была ли графиня возмущена, поражена, взволнована мыслью о том, что Лукреция, возможно, переступила не только через супружеское ложе, но и через родство крови? Ничуть. Судя по тому, что она видела и знала, в жилах детей Родриго Борджиа кровь была горячая, как кипящее вино. Ничего удивительного, что обладая таким нравом, они не признавали никаких границ и условностей. Но понимала она и отца, отправившего дочь от греха подальше. А если она заведет себе утешение, или пару – какая разница, лучше пусть так, слухов меньше, а тем, кто осмелится громко порицать дочь понтифика мигом укоротят языки. Только, похоже, Лукреция так и не утешилась. Кувшин теплой, чистой воды с лимонным соком – верное средство, чтобы придать светлым волосам Лукреции блеск и мягкость – вылился на голову этого ребенка, женщины, грешницы и святой. - Я обещаю вам, что сделаю все, чтобы вы могли вернуться в Рим, - тихо проговорила Катерина Сфорца. – Думаю, это возможно. Кто лучше вас позаботиться об интересах вашего мужа? Кого выслушают? Кого послушают? Главное, внушить это моему кузену. Иногда он бывает упрям, очень упрям. Но мы попробуем. Мокрые волосы ловко были обмотаны куском шелка, и Тигрица улыбнулась, глядя на творение рук своих. - Что касается вашего отца, то он простит вас, я думаю, что простит. Отцы снисходительны к дочерям. С матерью вам будет труднее, матери прикипают сердцем к сыновьям.
Катерина Гонзага: Мало на свете существует вещей, подобных совместному женскому купанию. Невинное в своей основе, при этом оно является одним из самых чувственных таинств, не терпящим ни посторонних глаз, ни чужого присутствия. Вместе с одеждой часто исчезают и покровы самых тщательно оберегаемых секретов, при этом сама обладательница может и не догадаться, что разоблачилась не только телом. Лукреция Борджиа и Катерина Сфорца наслаждались обществом друг друга и не подозревали, что одна из гостий уже готовит им приятный сюрприз. Катерина Гонзага стояла, придерживая руками волосы, чтобы они не мешали расшнуровать ее платье. Ведь надо же такому случиться, что днем ее сморил сон! Хотя оно и к лучшему, а то от бесконечных веселий у нее под глазами уже появились тени, зато теперь она посвежевшая и отдохнувшая. Говорят, приехала правительница Форли, будет любопытно посмотреть, на самом ли деле у нее такие рыжие волосы, как о том говорят. Как всегда мысли графини порхали, как бабочки, надолго на одном предмете не задерживались. Это похвальное умение позволяло Катерине думать обо всем сразу. Не каждая на это способна. Графиня переступила через сорочку и нетерпеливо повела плечами, ожидая, когда ей откроют дверь в святая святых. Могли бы и пошустрее. Бедняжка герцогиня Пезаро, наверняка она не раз посылала за ней и, без сомнения, ужасно расстроилась. Нисколько не сомневаясь в том, что ее общество желанно, Афродитой из морской пены в молочной дымке пара возникла графиня да Монтеведжо.
Лукреция Борджиа: Чудесное чувство близости, возникшее между Катериной Сфорца и Лукрецией Борджиа, почти стало причиной полной откровенности. Папская дочь слишком давно и слишком в одиночестве хранила свою тайну. Единственный человек, с которым она несла ее вместе, был слишком далеко, письма от него были очень редки и полны возмутительной откровенности о том, как он живет без нее. Тайна не просто тяжелым камнем лежала на сердце, она сдавливала его железным обручем. Иногда Лукреции казалось, что она не выдержит и, поймав первого встречного, расскажет, чтобы освободиться от тяжести. И вот теперь Катерина показалась ей самым желанным хранителем ее секрета. Она сможет поведать не только о нем, но и о том, сколько боли и страхов принес он с собой. И каким далеким и недолгим было счастье. Но вдруг в тепло купальни ворвался холодный поток воздуха. Лукреция вздрогнула и замолчала. Ей показалось, что это знак, но ветер не был призрачным, у него было вполне материальное объяснение. Объяснение выплыло из облака пара. Красивая обнаженная фигура, длинные каштановые волосы и широко распахнутые глаза. Лукреция нежно относилась к Катерине Гонзага. Та была добра, всегда в добром настроении и даже ее очаровательная непосредственность и недалекость казались милыми. Но сейчас папская дочь менее всего ожидала ее увидеть. И менее всего хотела. Как она вообще здесь оказалась? - Мадонна, я не звала ее, - прошептала Лукреция Катерине Сфорца, - но она может появляться сама, по собственному желанию. Чужие нежелания по доброте она может не заметить, - папская дочь откашлялась и сказала уже громче, - Катерина Гонзага, супруга графа де Монтеведжо.
Caterina Sforza: Не сказать, чтобы графиня была терзаема грехом праздного любопытства, скорее ей двигало искреннее желание помочь юной подруге, но все же на лице ее проступило явное неудовольствие от того, что разговор их был так некстати прерван. Впрочем, неудовольствие быстро сменилось сдержанным любопытством. О красоте Катерины Гоназага она была наслышана. Но италийская земля щедра на похвалы женской привлекательности, иногда даже слишком щедра, так что Катерине Сфорца любопытно было самой вынести вердикт. - Если ничего поделать нельзя, будем получать удовольствие от того, что есть, - смешливо шепнула она Лукреции и скользнула в воду гибким движением, только огненная медь волос полыхнула в влажном тумане, поднимающемся от купели. - Как мило, что вы решили присоединиться к нам, графиня, - бархатистый голос Катерины Сфорца был мягок и нежен. Даже слишком мягок и нежен для тех, кто хорошо ее знал. Существо, появившееся из жемчужной дымки пара, выглядело обворожительно, впору почувствовать ревность, но пока еще Тигрица не чувствовала себя настолько старой, чтобы ревновать к молоденьким и юным. Недолюбливать их красоту и юность – да, но не ревновать.
Катерина Гонзага: Представшая глазам картинка была чудесной. Из-под тюрбана, укрывавшего голову герцогини Пезаро, выбилась потемневшая от воды прядь, кудрявые же локоны второй женщины были именно рыжими, и графиня по этому признаку уверенно предположила в незнакомке правительницу Форли. Ах, как это все-таки мило! Грозная Тигрица Романьи по-кошачьи грациозно скользнула в воду, но Катерина успела заметить, что та не так высока, как она ожидала, но прекрасно сложена, что другая (но не графина да Монтеведжо!) могла бы только позавидовать. Теперь Катерина особенно пожалела, что не приняла участия в омовении с самого начала, это могло бы стать незабываемым впечатлением. И было бы что потом рассказать Оттавиано. Но, если подумать, то с другой стороны вдруг ей бы не так обрадовались, если бы она пришла вовремя. Нет, все-таки иногда бывает совсем неплохо немного опоздать. Стараясь двигаться не менее плавно, чем незадолго до того ее тезка, графиня присоединилась к купальщицам. Погрузившись в воду по подбородок, она выразила всю свою радость от знакомства и замолчала только тогда, когда увидела ожидаемый отклик в глазах своих визави. Как замечательно, что она выбралась в Градару! Она приветливо улыбнулась Катерине Сфорца, на правах старой знакомой более интимно Лукреции и сладко потянулась: - Нет ничего лучше, чем горячая вода в прохладный день. Вы же знаете, как плохо влияет на кожу холодный ветер? - вдруг обеспокоилась она. Ей показалось, что обе дамы как-то слишком легкомысленно относятся к своей красоте. Она не увидела на бортике ни баночки, ни пузырька. Нет, положительно, сам бог послал ее сюда. Благо, что в ее волшебном сундучке достаточно притираний для всех троих и какая удача, что она сейчас захватила его с собой. Сейчас она только немного понежится и обрадует дам тем, что им обеим предстоит.
Лукреция Борджиа: - Да, теплая вода лечит тело и даже душу, - улыбнулась Лукреция. По правде говоря, назвать погоду прохладной было бы несправедливым, да и доносящийся до замка средиземноморский бриз говорил уже больше о лете, чем об ушедшей зиме, но герцогиня решила простить Катерине Гонзага ее незамысловатую хитрость, даже если это была она. "Правда", - тут же подумала Лукреция, - "в умении хитрить графиня де Монтеведжо пока не была замечена". - У нас получилось здесь чудесное маленько общество, - Лукреция подмигнула Катерине Сфорца, с наслаждением погрузилась в теплую воду по самый подбородок и глубоко вдохнула поднимающийся с ее глади розовый аромат. - Мадонна Катерина, мы как раз с ее светлостью говорили о супружеской любви и верности. Мне кажется, вам есть что сказать и о том и о другом. Ваша светлость, моя гостья Катерина Гонзага настолько преданная жена, насколько это только возможно представить себе. Если вы разговариваете с ней, то постоянно слышите имя ее супруга.
Caterina Sforza: - Да, супружеская любовь и верность именно тот вопрос, который нас с герцогиней волнует сегодня больше всего, - с тихим смешком подтвердила Катерина Сфорца. Супружеская верность, или ее отсутствие – это уже такие тонкости, которые несущественны. Под сводами купальни женские голоса звучали то громко, то приглушенно, ароматный полумрак приятно кружил голову. – Значит, вашему мужу повело, мадонна Катерина, обрести в вашем лице не только красивую, но и преданную супругу! И что же, надеюсь, он ценит то сокровище, которое ему досталось? В том, что каждая женщина, от последней прачки до королевы считает себя «сокровищем», с которым мужу повезло необычайно, и который не ценит выпавшего ему на долю счастья, графиня не сомневалась. Бросив на Лукрецию лукавый взгляд, Тигрица весело закусила губу. Интересно, что из себя представляет эта щебечущая прелесть – Катерина Гонзага.
Катерина Гонзага: - Конечно же ценит! Изумление Катерины было сколь искренним, столь и беспредельным. Нисколько не сомневаясь в любви Оттавиано, в самых-самых тайных мыслях она считала, что не каждому мужу так везет с женой. Она может часами слушать, как он рассуждает на все эти скучные тему, а если и зевает, то деликатно и украдкой. Было несколько раз, когда она придумала, как ему лучше поступить, и была в восторге от той горячей благодарности, с которой он отнесся к ее советам. - Ах, Ваша светлость, если бы вы знали, какие Оттавиано мне дарит подарки, а я ведь почти о них не прошу, только чуточку намекаю. Самую-самую. Воодушевленная, она вскочила на ноги, обрызгав обеих слушательниц. - И к моим услугам целая комната с притираниями, Оттавиано такой деликатный, он туда даже не заходит, хотя я и пыталась его позвать. Подождите! Я сейчас вам покажу! Не выдержав больше и мига, графиня да Монтеведжо выскочила из купели и, оставляя на каменном полу мокрые следы, бросилась к заветному сундучку. Не успели Лукреция Борджиа и Катерина Сфорца и глазом моргнуть, как баня стала напоминать мастерскую алхимика, благо, что каменные бортики очень походили на полки. - Сейчас, дамы, я согреюсь - пол холодный, и все-все вам расскажу. Поежившись, Катерина опустилась в купель. - Особенно это будет интересно вам, Ваша светлость, - повернулась она к правительнице Форли. - В вашем возрасте просто необходимо следить за собой.
Лукреция Борджиа: - Думаю, благодаря своему возрасту, ее светлость все-все знает обо всех хитростях, - с улыбкой заметила Лукреция. Последние слова Катерины Гонзага можно бы было счесть обидными, и Лукреции пришлось бы гораздо сильнее задуматься о том, как их смягчить, если бы... если бы они не были сказаны тем, кем были сказаны. Катерина не умела вызывать злость и обиду, и решительно у всех вызывала желание защитить и опекать, даже у герцогини Пезаро, которая была моложе ее на восемь лет. - Мадонна Катерина сама непосредственность и порывистость, - шепнула она правительнице Форли, пока графиня де Монтеведжо шлепала босыми ногами за ящичком с притираниями. - С ней никогда не знаешь, что услышишь в ответ. Я очень к ней привязалась еще с прошлого посещения Пезаро. - Мой бог, мадонна Катерина, неужели всем этим вы пользуетесь? - Лукреция, еще не подключившаяся к гонке за ускользающей молодостью, была по-настоящему удивлена, увидев частокол пузырьков, и поежилась, чтобы стать меньше и не задеть случайно одно из волшебных средств. - Ваша светлость, вы видели когда-нибудь столько всего?
Caterina Sforza: - А можно я ее утоплю, - тихо вопросила графиня Форли, провожая взглядом Катерину Гонзага. Недобрым таким взглядом. – Быстро и не мучительно, обещаю. А вам я подарю котенка. Он милый, как она, но не говорит глупостей! Сильные пальцы Катерины Сфорца даже сжались под водой в кулак, словно мечтая сомкнуться на нежном горлышке прелестной мадонны. Но, не выдержав, Тигрица расхохоталась. Кажется, она начинала понимать привязанность Лукреции к этому существу. Непосредственность Катерины Гонзага ошарашивала, злила… но потом неизбежно смешила. - Сколько всего, поразительно, - провозгласила Тигрица уже громче, кусая губы, чтобы не рассмеяться, разглядывая пузырьки и баночки с притираниями и бог знает еще с чем. Ей, пишущей на досуге трактат о женской красоте и ее хитростях, было забавно слушать рассуждения гостьи герцогини Пезаро, но посему бы и не подыграть ей для веселья? В конце концов, они собрались здесь для развлечения. - И что вы посоветуете мне, с моей… гм… немолодой кожей? Шутить графиня могла сколько угодно, Джакомо Фео, если бы он был тут, мог бы подтвердить, что графиня Форли вполне могла притязать на то, на что могут не все юные красавицы.
Катерина Гонзага: - Запрокиньте голову, Ваша светлость, - строгая от осознания важности своей миссии, приказала Катерина Гонзага и положила для удобства Тигрицы ей под шею в несколько раз сложенную простыню. - Здесь темновато, - произнесла она через некоторое время с видимым сожалением. Довольно бесцеремонно приподняв лицо модели за подбородок, она, помогая себе подушечками пальцев, долго всматривалась и, наконец, удовлетворенно вздохнула. Конечно же, в столь почтенном возрасте нельзя рассчитывать на безукоризненность, но... - Все не так и плохо, - светясь от радости за новую подругу, сделала она вывод. - Но если вы будете щуриться, вот как сейчас, морщины неизбежны. Учтите, Ваша светлость, - это уже к Лукреции, - ничто так не портит нашу внешность, как дурная привычка много думать. К тому же мужчинам нравится считать нас глупышками, так пусть и считают, - закончила графиня да Монтеведжо с видом заговорщицы и зачерпнула из одной баночки маслянисто-черный крем. В бане пахнуло конюшней: - Сейчас мы будем делать вас красивой! - с этими словами Катерина начертила жирную полосу на щеке своей тезки.
Лукреция Борджиа: Хотя кое-кто в сердцах и называл иногда Катерину Гонзага "бестолковой", Лукреция знала очень хорошо, что сбить ее с толку довольно сложно, и если она что-нибудь задумала, то к осуществлению идеи будет идти напролом. - Ее светлость - правительница Форли и Имолы. Она не может позволить себе такую роскошь, как не думать, - резонно возразила подруге Лукреция. - Тогда ничего не останется от владений. Она тихо икнула от решимости, с которой Катерина Гонзага ринулась в бой за красоту Тигрицы Романьи. Что-то подсказывало ей, что от бури Катерину Сфорца удерживает только сильная огорошенность. Она больше времени проводила среди мужчин, и наверняка отвыкла от непосредственности женщин, чья жизнь крутилась исключительно вокруг своей внешности. - Мадонна Катерина, - обратилась она к графине де Монтеведжо, решив, что лучший способ отвлечь ее от Тигрицы - это сильно озадачить. - Вы прекрасная жена, но что бы вы стали делать, если бы узнали, что ваш муж все-таки предпочитает вам другую женщину?
Caterina Sforza: «Беги», - прозвучал в голове Катерины Сфорца тихий, предостерегающий голос. – «Беги пока не поздно». Когда ее щеки коснулось нечто странное и весьма подозрительно пахнущее, графиня ретировалась единственным доступным ей способом – нырнув с головой под воду, и вынырнув уже на безопасном расстоянии от деятельной Катерины Гонзага, поближе к Лукреции. - У меня морщины будут от такой заботы, - тихо пробормотала она. – И седые волосы. Противника стоило отвлечь, запутать, пустить по ложному следу. Что угодно, куда кгодно, только бы прелестная монна держалась со своими снадобьями подальше от немолодой кожи Катерины Сфорца. - Да, мадонна, и не просто предпочтет вам другую, но она будет еще и красивее вас… и умнее. Последнее было добавлено не без тайного злорадства. Око за око.
Катерина Гонзага: - Мне? Оттавиано?! - от абсурдности этого предложения Катерина замерла, даря надежду своим слушательницам. Обожающий ее муж и вдруг изменить? Нет, она конечно же знала что где-то существуют всякие там дурные женщины, но для того они и существуют, чтобы давать мужчинам то, что ни один уважающий себя муж не смеет потребовать от своей жены. Так зачем Оттавиано что-то дурное, когда он каждый день говорит, что лучшей для себя женщины он не встречал? Ой! Значит, он сравнивал?! На миг забыв о том, что от этого появляются морщины, графиня нахмурилась, но потом ее лицо прояснилось. Какая же она глупая, что сразу не догадалась! Мужчины же устроены совсем иначе, им же недостаточно просто слов. Они, как маленькие дети, так и тянут в рот всякую гадость, не могут, чтобы не попробовать. Она должна быть снисходительна к этой слабости, и раз уж Оттавиано все это не понравилось, значит, следующего раза не будет. Пока Катерина некоторое время размышляла над этим вопросом, в бане стояла почти полная тишина. Ее подруги, если и переговаривались, то шепотом. Явно они не хотели сбить ее с мысли. Милые, милые... Графиня так растрогалась, что не стала еще раз объяснять и так понятные вещи - если женщина красива и ухожена, всегда в добром расположении духа, то ни один здравомыслящий мужчина не будет смотреть в сторону. А ее Оттавиано очень здраво мыслит. - Что думать о том, чего не может быть? - резонно возразила она. - Вот вы, Ваша светлость, - обратилась она к тезке, - лучше бы подумали над тем, зачем вам вдруг понадобилось нырять. Ведь из-за этого вы смыли почти весь крем! Катерина с грустью и даже сочувствием посмотрела на правительницу Форли, гадая, как та может управлять эти самым Форли, если не понимает простейших вещей, и повернулась за поддержкой к Лукреции: - Ваша светлость, вы ближе. Прошу вас, помогите ее светлости размазать остатки снадобья, а после этого я всем нам троим нанесу чудесный эликсир на руки. От него кожа становится просто изумительной. Вот видите, какая у меня?
Лукреция Борджиа: - Мадонна Катерина в некотором смысле опаснее целой неприятельской армии, - тихонько засмеялась Лукреция выплывшей к ней из водных глубин владетельнице Форли. - Берегите ваши лицо и волосы. Лукреция подвинулась, давая Катерине Сфорца возможность устроиться рядом с собой, подальше от решительно настроенной графини де Монтеведжо. Уверенность, с которой та отмахнулась от ее вопроса, привела герцогиню в настоящее восхищение. Пожалуй, у мадонны Катерины есть чему научиться, а мужчины могут проникнуться к Оттавиано неподдельной завистью. Все, что может не понравиться его жене, для нее просто не существует. - Действительно, давайте не будем думать о всяких глупостях, - поспешно согласилась Лукреция, - а то за такие разговоры ваш муж не преисполнится ко мне благодарностью. А теперь... - Лукреция сделала вид, что втирает крем в кожу Катерины Сфорца, сама же смыла его остатки, - ваше снадобье как раз на месте. И эликсир для рук... мы обязательно вернемся к нему, но потом. После вина и закусок. Вы никогда не замечали, что в бане всегда особенно хочется есть? Лукреция поднялась из воды и вернулась к нагретым каменным ступеням, чтобы высохнуть. Разумеется, после жара голод ее совершенно не мучил.
Caterina Sforza: Сейчас Катерина Сфорца согласилась бы с чем угодно и на что угодно, только бы держаться подальше от нежной заботы Катерины Гонзага. А ведь наверняка это щебечущее существо обожают мужчины! Красивая, глупенькая, добрая. Рядом с такой каждый почувствует себя полубогом. Графиня улыбнулась этой мысли. А когда милейшая Катерина Гонзага становится утомительной для мужа, ее можно поцеловать в лоб, и, сказав» «Дела, мое сокровище, дела», ретироваться. Но дамы – не мужья, правила вежливости предписывали улыбаться собеседнице, какую бы прекрасную чушь она не несла, а потому, выбравшись вслед за Лукрецией, Тигрица налила себе вина – для подкрепления сил, дабы хватило терпения. Потому что Катерина Гонзага, похоже, была полна благого рвения сделать прекраснее все, до чего дотянется. - И что, ее муж правда счастлив, имея подле себя такое сокровище? - с долей недоверия осведомилась она у радушной хозяйки. – Помилуйте, это каким же терпением нужно обладать. И, повернувшись к героической Катерине Гонзага, приветливо улыбнулась: - И правда, идите к нам, мадонна, выпейте вина, оно весьма полезно… гм… для кожи. Для всего полезно.
Катерина Гонзага: - Ой, вы правы! - ни на миг не забывая о том, что ее называют не только одной из самых красивых, но также и одной из самых грациозных женщин Италии, Катерина выбралась из купели и присоединилась к желающим заморить червячка дам. Фи, какая все-таки ужасная аллегория! Эти червяки, они же так ужасны, противные, в земле, а еще ходят слухи, что они едят цветы. Гадкие, гадкие! Но именно так часто говорит Оттавиано, когда во время их беседы вдруг чувствует желание перекусить. Что еще остается хорошей жене? Только смириться с этой странной причудой, тем более, что это едва ли не единственный недостаток ее мужа. А, еще и рассеянность.. Да-да, рассеянность. Надо будет ему еще раз напомнить в письме (вдруг он опять забудет, о чем она писала ему в трех последних), что по возвращении Катерине было бы приятно получить в подарок ожерелье с изумрудами. Вот только как бы так незаметно посчитать, сколько камней в украшении герцогини Пезаро, с тем, чтобы намекнуть Оттавиано, что ей бы хотелось хотя бы на один камень больше? - А еще лучше на два, - произнесла графиня уже вслух и мило смутилась. Требовалось как-нибудь сменить тему и сначала Катерина немного растерялась. Но Оттавиано не раз говорил, что у него на редкость сообразительная жена. И как только Катерина об этом вспомнила, сразу нашла нужные слова. - Я так проголодалась. Ваша светлость, вас не затруднит передать мне эту ароматную булочку? И, получив желаемое, деликатно отломила самый краешек. Ведь и о том, что она считается одной из самых хорошо сложенных женщин Италии, графиня тоже никогда не забывала.
Лукреция Борджиа: - Я не знаю, счастлив ли ее муж, - шепотом ответила Катерине Сфорца на вопрос Лукреция и многозначительно посмотрела на собеседницу. - Я его никогда не видела. Графиня де Монтеведжо навещает меня всегда одна. Хотела бы я научиться у нее безмятежности и невозмутимости. Когда к ним присоединилась Катерина Гонзага, Лукреция подмигнула своей старшей подруге и замолчала. Какой бы хорошей мишенью для шуток ни была жена Оттавиано, Лукреция не собиралась оттачивать на ней свое мастерство шутить. - Меня тоже мучают голод и жажда, - согласилась герцогиня Пезаро, устраиваясь в кресле, - и я уверена, что пришло время их утолить. Эпизод завершен
полная версия страницы