Пир во время поста, 20 марта 1495 года. Градара.

Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Пир во время поста, 20 марта 1495 года. Градара. » Ответить

Пир во время поста, 20 марта 1495 года. Градара.

Джованни Сфорца:

Ответов - 66, стр: 1 2 3 4 All

Лодовико Баланти: Баланти вернулся с герцогом в Градару минувшим утром. Тот по каким-то причинам не торопился в замок. Как догадывался Лодовико, Джованни Сфорца просто до смерти надоели постоянные подготовки к увеселениям, и он решил хотя бы раз нагрянуть непосредственно к началу праздника. Его приближенный отнесся бы к этому спокойнее, если бы не одно "но" - он не видел Адриану уж почти десять дней. Да-да, целая неделя, проведенная в - будь оно неладно - Пезаро, и еще три дня, которые Лукреции Борджиа, видите ли, не хотелось ее от себя отпускать. Сейчас обе светлости - герцог Пезаро и герцог Миланский - пожелали переговорить с глазу на глаз. Давно не виделись родственнички. Баланти не сомневался, что обоим есть что сказать друг другу. Неожиданно предоставленный сам себе, Лодовико ходил по замку, наблюдая за последними приготовлениями. Праздник, как говорили, будет довольно скромным, потому что нельзя не отметить приезд Лодовико Моро, но Великий Пост все-таки идет. Так что все наперебой соревновались в постных лицах, не иначе как чтобы не осквернить святое время, что не мешало заглядываться на столы. Те не изобиловали сластями, да и не бродили по замку дурманящие мясные ароматы. - Рыба-рыба, - пропел Баланти, брезгливо сморщившись. - Вино-то хоть не из нее? - Нет, мессер, - откликнулся подозрительно веселый слуга. - Хорошее, хоть и разбавленное. - Прямо все разбавленное? - со значением спросил Лодовико. - Все-не все, а наверное и все, - уверил слуга и поспешил ретироваться. В следующей зале устроено было место для танцев, а в следующей - для спектакля. Чуть не забыл! Не мудрено за давностью. Он же должен был Адриане кое-что рассказать. И где ее искать? Вероятно, затягивает пояс на платье своей госпожи, и появится уже только сопровождая ее.

Адриана делла Скала: Женщина, не доверявшая воспитание своих детей нянькам, женщина, сумевшая найти общий язык со свекровью, женщина, считающая своим долгом позаботиться сначала о муже, а потом уже о себе, вряд ли могла бы пожаловаться на избыток свободного времени. Но сейчас Адриане казалось, что никогда она не была так занята, как с той поры, когда Лодовико представил ее герцогине Пезаро. Стоило ей только немного перевести дух, как тут же следовало новое распоряжение и надежда на небольшую паузу исчезала, как и ни бывало. И дело совсем не в том, что обязанности новой придворной дамы были так уж обременительны, просто Риана никак не могла привыкнуть к тому, что отныне она у всех на виду и каждое движение могло быть замечено, оценено, обсуждено и, возможно, осуждено. Но и это не тяготило так, как мысль о том, что Лодовико совсем рядом и все-таки так далеко. Случалось, что Адриана слышала его голос со двора, и ей очень хотелось подбежать к окну, крикнуть, что она здесь, но она не осмеливалась. При редких встречах в замке их как специально оттесняли друг от друга, и бывали недели, когда супруги не могли перемолвится ни единым словом. Иногда в ее душу закрадывалось подозрение, что Лукреция Борджиа нарочно удерживает ее при себе - ни одна дама не проводила так много времени с папской дочерью, но Риана тут же себя уговаривала, что ей все мерещится. И в самом деле, зачем это хозяйке Градары? На этот раз очередное поручение Адриана встретила с затаенной радостью. Она была почти счастлива покинуть покои герцогини, насладиться кратким мигом свободы. Сейчас ей предстояло придумать, по какому пути отправить гулять "призрак", и хотя многие из свиты знали градарский замок гораздо лучше, выбор мадонны Лукреции пал на свою новую даму. Кругом сновали слуги, их бестолковая со стороны суета придавала замку сходство с муравейником. Один из тех, кто таскал с кухни тяжелым подносы, споткнулся, но сумел бы удержаться на ногах, если бы его в спину не подтолкнул идущий следом, и вот два огромных блюда - одно с запеченной на углях рыбой, а другое с постным хлебом, с грохотом опрокинулись на пол. Адриана подхватила юбку, чтобы не испачкать подол, но подумав, что не так уж и важно, в какую сторону она пойдет, повернула в сторону той залы, где шли приготовления к спектаклю. Она хотела просто пройти мимо, но рядом с импровизированными подмостками увидела затылок мужчины, которого она узнала бы и из тысячи. Сердце забилось с такой силой, что Риана едва не задохнулась. - Лодовико, - тихонько позвала она и, уже нисколько не заботясь чистотой своей юбки, побежала через всю комнату. - Лодовико!

Лодовико Баланти: Адриана?! Лодовико, только что поднесший к губам вино, чтобы удостовериться в его достаточной разбавленности, даже поперхнулся от неожиданности и резким движением поставил бокал на стол. Обернулся. Конечно, Адриана. Ему не почудилось, хотя если вспомнить, сколько не виделись, могло уже и пригрезиться. Он стиснул ее в объятиях и, приподняв, закружил. Со стола посыпалось что-то, небрежно задетое ее юбкой. С лица Баланти исчезло все ироничное и скептическое, бывшее следствием того, что он думал о разговоре двух Сфорца, уступило место нежности и радостному удивлению. А чего бы и не удивиться? В этом замке в преддверие праздника случайно столкнуться им было сложнее, чем двум купцам, колесящим в разные стороны по Италии. - Это все-таки ты? - Лодовико поставил наконец жену на пол, но продолжал крепко держать ее. - А то вдруг ты так вжилась в роль призрака, что сама превратилась в него и теперь исчезнешь? Кажется, я должен был кое-что для тебя устроить? Я готов показать тебе путь, достойный Ариадны. Возьми свечу и пойдем.

Адриана делла Скала: - Это все-таки я. И совсем не бестелесна. Адриана закрыла глаза, представив, что рядом никого нет, но сдержанные смешки за спиной не дали забыть о том, что на самом деле они не одни. - А это ты... Ты... наконец-то, - она безуспешно пыталась сдержаться, вести себя подобающе придворной даме герцогини Пезаро, сама же прижималась все сильнее. Ее нисколько не смущали ничьи любопытные взгляды, за эти дни она настолько соскучилась, что ей ничего не могло помешать. Ничего, кроме распоряжения Лукреции Борджиа. - Мы с тобой тут все испачкали, - ни капли не расскаиваясь в содеянном, Риана кинула быстрый взгляд на осколки от разбившейся тарелки и, прижавшись губами к самому уху мужа, быстро прошептала: - Я готова доказать тебе, что я не призрак, но потом, чуть позже. Мне нужно кое-что тебе рассказать, а ты уже сам решай, мелочь это или нет. Я тут случайно обнаружила... Она сама не знала, чем так привлек ее внимание этот наполовину сгоревший листок, но с того самого момента все время носила его с собой. Может быть, он и принес ей удачу - до сих пор, как бы горячо она не молила бога, ей ни разу не удавалось встретить мужа, но стоило в ее руках оказаться чему-то возможно важному, как небеса смилостивились. И в этом тоже был знак. - Пойдем куда-нибудь подальше отсюда. То, что я хочу тебе показать, у меня здесь, - Адриана прижала руку к своей груди и, заметив смешинку в глазах мужа, не удержалась, чтобы его слегка не поддразнить. - И это то, что ты еще точно не видел.

Лодовико Баланти: - У тебя есть новости? Я думаю, что знаю место, где никто не помешает тебе их рассказать. Я жажду увидеть то, чего никогда не видел. А ты запоминай, куда идти. Тебе пригодится, когда ты будешь призраком. Лодовико повел Адриану из зал, где вовсю шли приготовления. Пройдя их, они свернули в маленькую комнату с низким сводчатым потолком, где почти ничего не было, из нее в еще одну, такую же. Там Лодовико шагнул в самый темный угол и отодвинул занавесь, скрывающую нишу с дверью. За ней оказалась маленькая комната, узкое окно которой выходило во двор. Никакой мебели здесь не было. Совершенно пустая, вся кривая и косая, стены расходились под разными углами друг к другу. - Если ты пройдешь через ту дверь, - Лодовико указал на противоположную от той, в которую они вошли, дверь. - То пройдешь через три комнаты и выйдешь в углу той, где будет представление. Мы потом проделаем этот путь, но сейчас задержимся здесь. Он огляделся. Было совершенно пусто, если не считать небольшой ниши в стене, больше похожей на каменный стол. Лодовико усадил на него Адриану. - Ты мне что-то хотела рассказать. Сейчас самое время.

Адриана делла Скала: В ответ Адриана притянула к себе Лодовико. Мешала юбка и от каменной плиты шел холод, но ей казалось, что она сидит на раскаленной печке. Меньше всего ей хотелось сейчас о чем-либо разговаривать, но тон мужа был слишком серьезен, поэтому Риана вполоборта повернулась: - Помоги мне с завязками, - попросила и едва не простонала, почувствовав прикосновение его ладоней к своей спине. - Все, вот так будет хорошо, - совсем не того желая, сама остановила руки Лодовико и достала спрятанный у груди полуобгоревший листок. Утром, уже испачкав сажей одно платье и не желая зачернить весь свой гардероб, Риана положила его меж двух обрезков ткани и теперь торопливо разворачивала. - Вот это я нашла в камине, поднеси поближе свечку, так лучше будет видно. Пламя осветило рисунок и, хотя Риана уже не раз рассмотрела его во всех подробностях, она в очередной раз покраснела. Небрежными штрихами была изображена женщина, чье лицо было скрыто маской. И это была единственная ее одежда. Рядом с ней угадывались очертания обнаженного мужского тела, но зато рука, ласкающая грудь незнакомки, была выведена четко, словно неизвестный художник трудился над ней дольше всего. - Ты ведь понимаешь, чей это рисунок? - спросила она и, видя, как окаменело лицо Лодовико, встревожилась. - Я зря тебе это показала?

Лодовико Баланти: Менее всего Баланти ожидал увидеть что-нибудь подобному тому, что его жена держала сейчас в руках. Даже жизнь придворного оставляет место удивлению. Рисунок он взял с интересом, потом удивился и не поверил своим глазам, наконец, скрипнул зубами и едва удержался, чтобы не выругаться. И даже приятное тепло кожи Адрианы, до которой он только что дотронулся и которое как будто осталось на кончиках его пальцев, мгновенно забылось. Он сам просил Адриану не упускать из виду ничего, что она заметит странного, необычного или недозволенного в поведении, словах или жестах герцогини Пезаро. Кто бы мог подумать, что его предусмотрительность даст такие скорые плоды? Прямо яблоко с древа познания добра и зла. - Красивый рисунок, - наконец после продолжительного молчания процедил сквозь зубы Лодовико. - Но я предпочитаю живое нарисованному. Не двигайся. Пользуясь тем, что шнуровка платья Адрианы была ослаблена, он потянул его вниз, чтобы обнажилась ее грудь. Одобрительно хмыкнул и чуть отодвинулся. - Так вот рисунок красивый, но это не спасло его от огня. Он ведь принадлежит герцогине, не так ли? Не волнуйся, ты все сделала правильно. Вещица эта знания хранит больше, чем любое признание. Но кто же его подарил герцогине? Ошивающийся тут художник, как его... никак не могу запомнить его имени. Или этот... - Баланти щелкнул пальцами, - который только и говорит, что терцинами? Или, может быть, она получила его с письмом

Адриана делла Скала: От прохладного воздуха кожа Адрианы покрылась мурашками, немного тяжеловатая после трех материнств грудь напряглась, как у юной девушки, все ощущения обострились. Полуобнаженная, пусть и наедине с мужем, но в комнате, куда мог войти каждый. Риана совсем не хотела, чтобы кто-нибудь застал ее в таком виде, но при всем бесстыдстве было в этом что-то волнующее. Лодовико увидел нечто, что его поразило и поразило неприятно. Не столько зная, сколько чувствуя, что сказанное ею может огорчить мужа, Адриана сжала его локоть и, опустив глаза, словно в том виновата она сама, ответила: - Ее светлость нарисовала это сама. Мысль о том, что родные брат и сестра могут быть любовниками, не приходила да и не смогла бы прийти ей в голову, в жизни каждого есть что-то, недоступное пониманию. Но она слышала, что в семье папской дочери чересчур сильны родственные чувства и подозревала, что это и не нравится Лодовико, ведь это нарушало интересы герцога Пезаро, с которым несмотря на разницу в положении он был дружен. Потому последние слова она произнесла шепотом, еле слышно: - Как раз после того, как она получила письмо из Форли. Два письма. Как всегда в письмо мадонны Катерины было вложено еще одно. От Его светлости герцога Гандии.

Лодовико Баланти: - Ее светлость получает письма от герцога Гандии, и приходят они с почтой из Форли? Лодовико настолько не в силах был поверить услышанному, что ему пришлось повторить сказанное Адрианой, и не один раз. - Ее светлость решила вести тайную переписку. И старалась быть такой хитрой, что обманула сама себя, - недобро усмехнулся Баланти. Письма, если герцогиня их писала в Гандию, еще не могли бы рассматриваться как преступление. Брат и сестра обмениваются посланиями, и пусть будет стыдно тому, кто думает об этом плохо. Но переписка через Форли - это очередное признание. И какое красивое. Не хуже рисунка. Баланти был бы только оскорблен за друга, если бы узнал о любовных похождениях его жены. Кстати, уже болтают о художнике и поэте. Но герцогиня поддерживает любовную переписку с братом. Любовная связь, помноженная на семейную, помноженная на измену - это уже заставляет задуматься, будет ли ее светлость действовать в интересах той семьи, в которую ее отдали. Некоторое время, надо признаться, Баланти смотрел на жену отрешенно. Слишком поразило его то, что он узнал. Наконец, ему пришлось признать, что услышанное действительно было сказано, что оно значит то, что значит, и что с этим надо будет что-то делать. - Ты очень хорошо все сделала, Риана, - всякая недолгая отрешенность слетела с Лодовико. - Надеюсь, тебя не мучают угрызения совести? Не стоит. Все хорошо. И ты хороша. Ты очень хороша. Он с силой притянул ее к себе, и теперь Риана сидела на самом краешке стола, смял ей юбки, жадными движениями пробираясь от лодыжек вверх, по бедрам, от ее дрожи чувствуя еще сильнее нарастающее нетерпение. Теперь Риана была почти обнажена, и одежда, сбитая складками, не скрывала, а добавляла наготе неприличия.

Адриана делла Скала: Угрызения совести если и мучили Адриану, то лишь немного и совсем недолго. Если бы требовалось выбирать между верностью герцогине Пезаро и интересами Лодовико, она бы, не задумываясь, предала первую в угоду второму. - Я узнала об этом совершенно случайно, - срывающимся голосом ответила Риана. Какое ей дело до Лукреции Борджиа, сейчас гораздо больше Адриану занимал ее собственный муж. Ее трясло, как в лихорадке. О деле они поговорят потом, но эти мгновения принадлежат только им. Яркость ощущений, до болезненной остроты, до звона в ушах. Прохлада воздуха и жар его рук. И шероховатое прикосновение его одежды к ее обнаженной коже. Она выгнулась дугой, зная, что Лодовико ее удержит, и подалась вперед, покоряясь и покоряя. Казалось, эта ниша и была создана для занятий любовью, эта ниша словно была создана как раз для них. - А если бы кто-нибудь зашел? - торопливо приводя одежду в порядок, спросила Адриана немного погодя и засмеялась. - Мы с тобой как любовники, везде ищем укромный уголок. Она не придала значения шутливым словам, не от излишней наивности, а именно потому, что ей никогда не приходилось желать другого. В объятьях мужа ей было уютно и лишь немного тревожило, что они согрешили во время Великого поста. - Так вот, я узнала о том совершенно случайно, - продолжила Риана свой рассказ и поправилась. - Нет, не совсем случайно, я наблюдала. Когда в первый раз принесли письмо из Форли, я обратила внимание, что в него был вложено еще одно. Запечатанное. Возможно, я бы не придала этому значения, мало ли, может, с оказией, но если бы ты увидел то, как изменилась в лице Ее светлость, то понял бы, о чем я. Она потупилась (ей и на самом деле было неловко) и с еле заметной заминкой продолжила: - Я постаралась незаметно заглянуть через плечо, благо, что стояла совсем рядом, и мне это удалось, но только все напрасно - я не знаю языка, на котором оно написано. И я бы никогда бы не узнала, от кого это, если бы не подпись - Хуан Борха. Адриана почувствовала, как вздрогнул при этих словах Лодовико, и не без колебания спросила: - Скажи мне, что плохого в том, что брат переписывается с сестрой?

Лодовико Баланти: Во время близости он был то нежен, то требователен и зол. Никогда не сомневался, что на свое желание найдет отклик, но опять темнело в глазах, когда видел тому подтверждение. Адриана была так откровенна, даже бесстыдна в удовольствии, и он любил ее, то прижимая к себе, чтобы чувствовать ее жар, обжигающий его даже через рубашку, и впиваться губами в тонкую кожу на ее шее, оставляя на месте поцелуев темные следы, то чуть отстраняясь, чтобы видеть изгибающееся, покрытое легкой испариной, блестящее при свете свечи тело. В углу комнаты, у двери, мелькнуло чье-то движение, но Лодовико, хотя лицо его и смотрело прямо туда, ничего не увидел. Вряд ли он вообще уже что-нибудь видел теперь, когда от нахлынувшего наслаждения вокруг не осталось уже ни звуков, ни цвета. - Это могло бы быть всего лишь прелюдией, - с сожалением выдохнул Лодовико, осторожно опуская Адриану обратно на каменную поверхность. - А так это все, чем приходится довольствоваться. Он помрачнел. Игры с "поисками темного угла", сначала казавшиеся забавными и пикантными, теперь оставляли сильный привкус неудовлетворенности. - Если бы сюда кто-нибудь зашел, то был бы сильно удивлен. Придворная дама первой блудницы Рима задирает юбку, и для кого? - Баланти усмехнулся. - Для мужа. Лодовико быстро привел в порядок одежду, слушая рассказ Адрианы и коротко кивая. Он был благодарен ей и ценил то, что она сделала. И его мучили угрызения совести за то, что он втягивает ее в опасную игру. Если герцогиня что-нибудь заметит, то последствия могут быть самыми тяжелыми. При этой мысли Лодовико передернуло, и он притянул Риану к себе. Пора было ей узнать больше. - Я не говорил тебе раньше, чтобы в своих наблюдениях ты не была пристрастна. Ты сама можешь ответить на свой вопрос. Представь, что ты получаешь письмо, и читая его, рисуешь вот этот рисунок. Вспомни, как твоя госпожа читала его? Могу предположить, что краснела. Или томно вздыхала. В конце концов, в ней было заметно волнение. Представь, что это все происходит с тобой, пока ты читаешь письмо. И ответь на вопрос, что в нем.

Адриана делла Скала: Первой блудницы Рима... Адриана вспомнила все, что ранее слышала о герцогине Пезаро. Многое из того, что о ней говорили, могло быть правдой, но чему-то Риана верить решительно отказывалась. Она еще раз внимательно посмотрела на рисунок. Даже небрежно написанный, набросок дышал чувственностью, обжигал желанием. И, скрываясь, как преступник от чужих глаз, едва не сгорел в огне настоящего пламени. И все-таки Риана никогда бы не смогла поверить в то, что такая страсть возможна - ведь должен же быть предел людским порокам. Но Лодовико не сомневался, значит, так оно и было. Возможно, он не был прав, но он был уверен в своей правоте. Адриана зябко повела плечами, представив своих детей: - Ты это знаешь. Ты все знал уже тогда, когда предлагал мне стать придворной дамой герцогини. Откуда ты это знал, Лодовико? Она склонилось, чтобы муж не увидел ее лица. Риана и сама не могла понять, что она сейчас чувствует, она должна была бы разозлиться, но злости не было, только растерянность и какое-то детское удивление. - Ты хочешь, чтобы я продолжала следить за Ее светлостью? Ей совсем не нравилась эта роль, но грех папских детей был настолько велик, что в сравнении с этим ее греха и будто и вовсе не было. И это было важно для ее мужа, значит, это должно быть важно и для нее. - Я сделаю все, что ты скажешь, - чтобы он не усомнился в ее словах, Адриана прижалась к его груди и прислушалась к быстрой дроби его сердца. - Я сделаю все-все, что ты мне скажешь, Лодовико.

Лодовико Баланти: - Я это знаю точно. Ты ведь знаешь, мне чертовски везет оказываться в нужное время в нужном месте. Все никак не могу понять, везение это или проклятие. Лодовико рассеянно гладил волосы и плечи Адрины, обращался к ней и одновременно думал о чем-то своем. - Я даже рассказал об этом герцогу, но, как я понял, был неубедителен. Баланти так и не понял, почему из того разговора не последовало вообще ничего. Не понял, но сам с герцогом Пезаро о том не заговаривал. В то, что тот легко принял как данность связь своей жены с братом, надеялся, что их приезд в Градару полностью перечеркивает прошлое, не верил. Джованни был зависим от родственников, и не в его власти было требовать развода, но в его власти было жить с женой так, как он находил нужным, и кажущееся понимание между герцогом и герцогиней сбивало Баланти с толку. В том, что его друг не поверил ему, Баланти был готов поверить скорее, но неужели герцога Пезаро не посещали даже сомнения? Лодовико уже не думал о том, чтобы понять, но не мог не думать о возможных последствиях и том, какую роль эта неприятная история сыграет в жизни его господина и друга. И для целого герцогства, если уже на то пошло. - Самое главное - это то, чего я не хочу, Адриана. Ты не должна слишком рисковать. Если есть хотя бы малейшая возможность, что твоя хитрость или уловка будут замечены, даже не думай проявлять их. Но замечай все, что тебе покажется странным, непонятным или предосудительным. Кто знает, какие еще интересы у нашей герцогини, если сердце ее так далеко отсюда. Лодовико взял Адриану за плечи и чуть отодвинул от себя. - Сегодня пир и веселье. Герцогине должно понравиться то, как ты выполнишь ее поручение. Попроси, чтобы она отпустила тебя сегодня.

Адриана делла Скала: - Если Ее светлость будет в хорошем настроении, возможно, она меня и отпустит, - согласилась Адриана. - Но для этого мне нужно все очень хорошо продумать. Сожаление, что она своими словами прерывает их уединение, сменилось надеждой на скорую встречу. - Пойдем, ты обещал еще раз провести меня тем путем. Лодовико помог ей привести себя в надлежащий вид и то, что придворная дама герцогини Пезаро только что была занята еще кое-чем вместо подготовки праздника, выдавал лишь легкий беспорядок прически. Последний поцелуй - особенно жаркий от предчувствия близкой разлуки. - Нам пора, - нелегко дались Риане эти слова, но она хотела избавить Лодовико от необходимости самому их произносить. - Пойдем же, у нас с тобой осталось совсем немного времени.

Лодовико Баланти: - Да, нам пора, будь оно все неладно, - пробормотал недовольно Баланти. - Рисунок я оставлю себе. Так будет безопаснее. У меня вряд ли его заметит тот, кому он знаком. Он нахмурился, мысленно возвращаясь к заботам и делам. - Запомни, за этой дверью вход в комнату, из которой ты попадешь прямо к той, где будет спектакль. Переодеться ты сможешь здесь. Никто тебя не увидит. Надеюсь, ты найдешь служанку, которая тебе поможет? Боюсь, я не смогу, - Лодовико криво усмехнулся. - Входи, когда услышишь слова "свечи погасли, свечи погасли". О том, чтобы они погасли, я позабочусь. А теперь пошли обратно. Наша часть эпизода завершена

Джованни Сфорца: Не то, чтобы Сфорца избегал разговора, просто не торопил его, не то, чтобы искал повод, всего лишь цеплялся за любую возможность. Он ждал приезда Лодовико Моро и все-таки оказался к нему не готов. Его семейная жизнь выглядела идиллической, и для многих являлось очевидным, что между супругами царили любовь и взаимопонимание. Его Святейшество также сменил гнев на милость, шепоток о том, что тот при живом муже уже ищет себе нового зятя, становился все тише. Все было прекрасно. Со стороны. И герцог Пезаро готов был на многое, чтобы все оставалось по-прежнему. Или хотя бы казалось таковым. Не трус на войне, сейчас он опасался, что Моро – чего-чего, а проницательности тому было не занимать – мог заметить то, что тщательно скрывалось. Самолюбие не позволяло признаться в том, что девочка, с которой, как он считал, справиться будет легче легкого, на самом деле окажется крепким орешком. Да, она послушной женой соглашалась с ним днем, со страстью куртизанки стонала в его руках ночью, но Джованни не мог избавиться от неприятного чувства, что при этом она была где-то еще, не с ним. Бог бы с этим, не будь она дочерью понтифика, который в ней души не чаял. Редкие браки заключались по любви, довольно и того, что супруги не противны друг другу. Но Лукреция Борджиа – это не Маддалена Гонзага, тут не просто брак между равными, здесь – любовь с интересом, неспроста же Лодовико Моро был так настойчив в своих уговорах. Александр VI сам благословил отъезд супругов в Градару, значит, все не так уж и плохо. А Лукреция… Что Лукреция… Она наслаждалась ролью хозяйки – в этом Сфорца мог поклясться, пусть тешится этой игрушкой. Женщина в политике - лишь пешка, его кузина, волею случая ставшая ферзем, лишь подтверждала это правило. Пусть герцогиня забавляется балами и нарядами, благо, что теперь, когда Его святейшество облагодетельствовал зятя кондоттой, тому стало куда проще удовлетворять капризы своей жены, для красавицы - это самое подходящее занятие. Гулкий звук шагов возвестил о том, что Лодовико Моро не стал откладывать разговор в долгий ящик. Что ж, на этот раз миланскому герцогу не удасться застать племянника врасплох.

Лодовико Моро: Уже пошел шестой день, как Лодовико Моро прибыл в Градару. После долгой дороги, скрашенной очаровательной непосредственностью Катерины Гонзага, они прибыли во владения его племянника. Джованни не было, он был в Пезаро. Градара расцветала исключительно женским обществом, и ничто не мешало герцогу Миланскому отправиться туда, где пребывал его племянник, но он остался. Во-первых, потому что приезда герцога Пезаро ждали со дня на день. Во-вторых, "пребывание в цветнике" давало возможность поговорить с Лукрецией Борджиа, и без сопутствующего внимания ее супруга. А на эту женщину у герцога Миланского были свои планы. Перед Лодовико Моро стояла большая задача: восстановить отношения с понтификом. Кем же стать в этой ситуации его белокурой дочери? Прелестной заложницей? Или посредницей? Именно этими вопросами задавался Лодовико Сфорца, когда говорил с ней о картинах Леонардо да Винчи или поэзии Петрарки. И однозначных ответов не было. В общем, Моро уже с большим бы удовольствием побеседовал с племянником, но тот явно не разделял его стремления. День накануне, когда Джованни вернулся, он сделал все, чтобы поговорить с глазу на глаз они не могли. Сегодня готовился большой праздник, когда возможностей поговорить было еще меньше, зато способов избежать беседы становилось опасно много. Лодовико решил, что ждать больше не намерен. - Градара настоящее женское царство. Как ей и следует. Тут все делается без тебя, и наилучшим образом, - без обиняков начал Моро. - Пусть там все шевелятся и бегают, а ты сейчас останешься здесь.

Джованни Сфорца: Оставалось только смириться с неизбежным. Разговора все равно не избежать, так пусть он лучше состоится сейчас, когда все в замке дышит праздником. Возможно, что его опасения напрасны и ему все только кажется. После родственного приема у Его святейшества и не такое может померещиться. - Я никуда и не собирался, - Джованни скупо улыбнулся. - Присаживайтесь, Ваша светлость. Если хорошо подумать, то теперь не только ему нужен Лодовико Моро, но и самому герцогу Миланскому придется считаться с племянником. Соблазн показать зубы был велик, но Сфорца слишком хорошо помнил, что бывает с теми, кто становился Мавру посреди дороги, к тому же, что греха таить, такими родственниками не разбрасываются. - Я вижу, вы уже вполне освоились в Градаре, надеюсь, герцогиня Пезаро не давала вам скучать во время моего отсутствия.

Лодовико Моро: - Я бы смог жаловаться на прием здесь только если бы был старым брюзгой. Тут хорошо заботились, и слава богу, не о моей заблудшей душе, а о моем бренном теле, - тяжело, как будто все обуревающие его мысли вдруг обрели физический вес, Моро сел в кресло и смерил герцога Пезаро долгим и внимательным взглядом. - Ну здравствуй, племянник. Он хмыкнул и ненадолго замолчал. - Твоя жена хорошая хозяйка. Меня это радует. Как ты догадываешься, не потому, что я волнуюсь о том, чтобы о тебе хорошо заботились. Меня, знаешь ли, занимает вопрос, кто она в первую очередь? Герцогиня в твоих владениях или дочь своего отца? Все было бы проще, будь у вас наследник. Если бы она была матерью будущего герцога, то о чем она думает в первую очередь, было бы несомненным. Моро без всякого сомнения прошелся по теме потомства, которая для многих Сфорца оказывалась неприятной. Без злости, конечно, просто говоря о фактах. Факты мешали Лодовико жить, так что ему было не до чувств племянника, бездетность отца которого возвела его в герцоги, но чья первая жена умерла в родах, а вторая за два года брака так и не родила. Жена Моро подарила ему первого сына тоже только через три года брака, всего полтора месяца назад появился второй законный сын, так что теперь герцог Миланский считал себя благословенным потомством, и суеверные мысли относительно себя его не посещали. - Ты мне объясни, с чего вдруг его святейшество благословил вас на долгую дорогу в Пезаро, Джани? В письме ты объяснялся туманно и обещал подробности.

Джованни Сфорца: Есть вещи, в которых не признаются даже духовнику, есть моменты, когда сомнениями лучше не делиться. Для себя герцог Пезаро решил, что Баланти все привиделось или он просто не так понял, и хотя сам временами искал в лице жены следы порока, все равно предпочитал верить в то, во что хотел. Он ответил не сразу. Прямой вопрос миланского герцога всколыхнул в душе все подозрения, благо еще, чьл в тот момент Сфорца наливал гостю вино и лицо его было в тени. - Наверняка вы не хуже знаете, что наши взаимоотношения с Его святейшеством довольно противоречивы. Но он - прежде всего политик, а как политику ему снова стал важен Милан, а, значит, и Сфорца. Джованни говорил правильные вещи, но прекрасно понимал, что при всей справедливости этих слов это - не причина. - Перед отъездом он мне весьма прозрачно намекнул, что был бы рад внукам. Мы с Лукрецией стараемся оправдать его ожидания. В свое время Лодовико Моро крайне рассердился на племянника, что тот отказался консумировать брак в присутствии свидетелей, и после довольно резкой переписки, где ни одна из сторон не стеснялась в словах, между ними практически не осталось закрытых тем. Градаре нужен наследник, Милану же необходимо, чтобы матерью этого наследника стала дочь понтифика. Тут интересы обоих Сфорца совпадали. Но это совсем не означало, что хотя бы в этот раз Джованни был готов пустить дядюшку в собственную спальню. Пусть тот считает, что внезапное решение Его святейшества исключительно политическое, а между правителями Пезаро царит любовь и взаимопонимание.

Лодовико Моро: - Старайтесь-старайтесь. Дело хорошее, - добродушно пошутил Моро. - Обзаводись законными наследниками, Джани. Ну и незаконными тоже, в промежутках, - он взял бокал с вином, задумчиво покачал в руке и отсалютовал племяннику, - дай Бог, чтобы всем им нам было что оставить, сколько бы их ни было. Могущество рода зависит от того, что мы делаем, это правда. Но и от количества людей в этом роду тоже, не стоит забывать. Должен же кто-то заботиться о свершениях ради могущества. Ни о каком пустом философствовании Моро не думал. Как у всех, у него были планы на Италию, и на изменение политической географии в ее пределах. Милан - это хорошо, но любые границы когда-нибудь начинают давить и казаться малыми. При таких стремлениях потомков не бывает много. - Я разорвал все отношения с французским королем, - Моро выпил в три глотка целый кубок и со стуком поставил его на стол. - Мало того, что он не собирался выполнять своих обещаний, так он еще, как мне сказали, решил, что Неаполь - слишком незначительный кусок Италии. Нехорошо так про помазанника божьего, но черт его подери, я потерял кучу времени на бесполезные хлопоты. Я поставил не на ту лошадь, а теперь еще вертись, чтобы восстановить все отношения. Объединение всех против короля Карла идет полным ходом, Джани. Его святейшество отнесся к моим письмам благосклонно. И даже испанцы не воротят от Милана нос. Всеобщая дружба - не то, что нам нужно, но раз уж она неизбежна, мне пришлось постараться, чтобы оказаться одним из тех, кто во главе. Я поэтому и приехал сюда.

Джованни Сфорца: Нельзя сказать, что известие застало Джованни врасплох - в изворотливости его дядюшке нельзя было отказать, но все равно он был удивлен умению Моро не просто чувствовать ситуацию, но и управлять ею. Все эти месяцы герцог Пезаро был как между молотом и наковальней: с одной стороны Его святейшество ждал от своего зятя и кондотьера полной лояльности, с другой стороны - интересы самих Сфорца. Теперь будет проще хотя бы здесь. Возможно, что недолго, но и краткая передышка - уже благо. Помимо воли втянутый в интриги по самую маковку, Джованни ненавидел политические игры. Он не умел лавировать и улыбаться недругам, как в свое время делал Родриго Борджиа - и именно это умение принесло тому папскую тиару, или переть напролом, кулаком затыкая глотки злопыхателям, так, что ни одна мышь пикнуть не смела, как это получилось у Лодовико Моро. Вовремя предать - не предать, а предвидеть - вспомнилось услышанное где-то, но Сфорца промолчал. Он кивнул, показывая, что все понял: - Градара сейчас самое подходящее место, эта война вымотала людей, праздник будет как никогда кстати. Мы можем ожидать еще кого-нибудь в гости?

Лодовико Моро: - Да, праздника нам всем очень не хватает, - согласился Моро, но, судя по его лицу, меньше всего он сейчас думал о веселье. - Под хороший пир и развлечения можно сделать уйму дел так, что никто и не заподозрит раньше времени. У меня было нехорошее чувство, что в Милане появились лишние уши, поэтому я решил, что в Градаре решить некоторые вопросы будет сподручнее. Я взял с собой только двоих людей, в которых абсолютно уверен. Старший Сфорца скрипнул зубами от неудовольствия, которое не мог не чувствовать, ведь он, герцог Миланский, вынужден ехать куда-то, чтобы знать, что его не подслушивают в неподходящий момент. - Дядюшка навещает племянника. Правда, время самое неподходящее, но разве есть преграды для родственных чувств? - хохотнул Моро. - Твое маленькое герцогство теперь вроде как центр мира. Лови момент, Джани. Да, я тут жду... Я жду вестей от венецианцев. От его святейшества письмо привезет мой брат Асканио. И еще должны быть испанцы. Да, представь себе. Хорошо, что здесь твоя дражайшая супруга, это должно прибавить им уверенности. Я надеюсь, что прибудет ее брат. Он сын понтифика, и его действия более чем весомы. И говорят, что он не сильно умен и разбирается, так что можно постараться повлиять на него.

Джованни Сфорца: Маленькая и в общем-то никому не интересная Градара преобразилась пока лишь только на словах, но даже на словах становилось понятно, что о тихом уютном мирке можно забыть. - Его Преосвященство? - переспросил Сфорца, чтобы сказать хоть что-нибудь. Случайным ли было упоминании о Хуане Борджиа? Не было ли тайного умысла? Но лицо Лодовико Моро выражало лишь озабоченность, не более. - Надеюсь, он привезет хорошие новости. И еще надеюсь, что послом Испании будет кто угодно, только не брат моей жены. Напряжение не спадало, а нужно было держать лицо. Пусть напротив него друг, а не враг, о том, что все может легко переминиться, забывать не следовало. - Значит, нам остается только ждать, - подвел он итог и сжал кубок так, что побелели пальцы. И мне, любезный мой дядюшка, тоже остается только ждать.

Лодовико Моро: - Да, только ждать, Джани, - согласился Моро, и по всему было понятно, что сделал он это вынужденно, вдруг переменился в лице, - я ненавижу ждать и не очень жалую тех, кого ждать мне приходится. Он вновь осушил залпом бокал и поднялся. - Но когда все соберутся, действовать нам придется быстро уже и без проволочек. Чтобы никто не опомнился. Да, и на твою жену у меня большие планы, Джани. Ей нравиться быть хозяйкой, вот пусть тешит себя тем, как у нее это получается. А мы этим воспользуемся, племянник. А теперь... негоже заставлять всех ждать, когда же можно начать есть и пить. Пошли. И да будет сегодня в Градаре весело, несмотря на пост

Джованни Сфорца: Факелы ярко освещали дорогу, пробегавшие в вечной суматохе слуги вжимались в стены, чтобы, не ровен час, не задеть правителя Градары и его высокопоставленного родственника. Перед украшенной богатой резьбой дверью Джованни остановился. Его жена должна уже быть готова, хотя даже от самой лучшей из женщин нельзя ожидать, что она успеет вовремя. После холода общего помещения в комнате казалось жарко, ярко горел камин и легкий беспорядок говорил, что к празднику готовились особо тщательно. Не слишком хорошей идеей было прийти сюда вместе с Лодовико Моро, изнанку семейной жизни посторонним не показывают. Будь они даже трижды родственниками. Нужно было проводить миланского герцога до его покоев, но задним умом мы все хороши. К тому же, не такой человек его дядюшка, чтобы пропустить визит туда, куда пойти он явно собирался. Лукреция сидела в окружении своих дам, к удивлению Джованни она была почти готова, оставалось только выбрать драгоценности, ларец с которыми стоял тут же, раскрытый. У Сфорца едва не закружилась голова от обилия ароматов; гул от возбужденных предстоящим праздником голосов постепенно стих, зато глаза загорелись. Пост - постом, а какой женщине не хочется покрасоваться перед гостями? Не каждый день в Градаре собиралось такое блестящее общество. - Похоже, Ее светлости нужно еще немного времени, - Сфорца кивнул Моро на кресло, у герцога Пезаро не выходили из головы слова о возможном приезде Хуана, потому, в отличие от многих, настроение было совсем не радостным.

Лукреция Борджиа: Герцогиня ждала прихода своего супруга, с которым они вдвоем должны были войти в главную залу дворца. Там уже наверняка ждали гости. Здесь же, в ее покоях, царили оживление и радостное ожидание. Хотя все, помня о Великом Посте, и старались сдерживаться, что проявлялось в неярком цвете нарядов, простых прическах и скромном облике. В глубине души каждый знал, что не от пышности и богатства зависит успех предстоящего веселья, а от тех, кто на нем присутствует. В общем, дамы были одеты, и уже с тщательно скрываемым нетерпением ждали, когда же сама хозяйка Градары, наконец, будет готова. Лукреция, облаченная в темно-зеленое платье, с волосами, скромно стянутыми на затылке под сеткой, на которой поблескивали не больше десятка камней, с радостью обернулась, услышав шаги, и чуть удивилась, что пришел не только Джованни Сфорца, но и его дядюшка. - Ты как раз вовремя, Джани, - улыбнулась она, - я никак не могу выбрать ожерелье. Пожалуйста, сделай это ты. Несмотря на искренность порыва, как истинная дочь своего отца, Лукреция сразу подумала о том, как правильно сделать так, чтобы Лодовико Моро оказался свидетелем чудесной семейной сцены.

Джованни Сфорца: Большая часть из того, что лежало в ларце, являлось подарками Его святейшества, кое-что Лукреции дарили ее братья. Герцог Пезаро был бы рад чаще баловать жену, но его доходов не хватало для того, чтобы соперничать с семейством Борджиа. Но в этот день ему хотелось, чтобы на герцогине был именно его дар. Он высыпал на стол все драгоценности - в свете свечей камни заиграли особенным светом. - Я выбираю вот это. Ожерелье из нескольких крупных изумрудов и в самом деле прекрасно подходило к зеленому платью. Сфорца оттеснил в сторону придворную даму и сам застегнул украшение на Лукреции. Семейная идиллия - вот, что должен увидеть сторонний наблюдатель. Рука скользнула вниз, задержалась на груди, показывая, что это - моя женщина. - Сегодня ночью я приду к тебе, - склонившись, прошептал ей в самое ухо, - жди меня и пусть на тебе не будет ничего надето... кроме вот этого, - он сжал одну из подвесок и добавил уже громче, для всех. - Ее светлость готова, так что нет смысла медлить.

Лодовико Моро: Герцогская чета шепталась под внимательным, понимающим, даже благословляющим взглядом Лодовико Моро. Судя по-всему, тут царит пылкий мир. Придворные дамы отводили глаза, но не удивлялись. Приятная сердцу картина, черт возьми. Молодые люди должны друг друга радовать. Это Лодовико подумал, когда рука его племянника по-хозяйски расположилась в декольте жены. Кстати, не очень молодые тоже. - Вы еще помните, что вас ждет половина Градары? - поинтересовался в нетерпении Моро. Он поднялся с места, с бесцеремонностью взял за руку невестку и, сопровождаемый племянником, его придворными и придворными его супруги, направился в главную залу дворца.

Лукреция Борджиа: Спускаясь по лестнице в главную залу, Лукреция с упоением ощущала тот трепет и радость, срывающуюся в восторг, которые всегда предваряли любое празднество. Она любила шум, гул, смех, веселые лица, покрасневшие от вина, саму атмосферу, когда в ней яснее проступали вседозволенность и откровенность. Конечно, празднику в Градаре по разнузданности будет далеко до папских пиров, и не только по той причине, что сейчас в самом разгаре Великий Пост, но она легко готова была простить веселью отсутствие излишеств. Потом, много лет спустя, она устанет от увеселений и замкнется от них. Но это будет нескоро, а сейчас юная Лукреция шла по лестнице, опираясь на руку Лодовико Моро, и с каждой ступенькой восторг предвкушения становился все сильнее, хотя, казалось бы, куда уже больше. Свечи ярко горели в покачивающихся, свисающих с потолка канделябрах. Стоял терпкий аромат корицы, на которую решили расщедриться по случаю праздника. В зале было гулко, но шум стих, когда ожидающие гости увидели приближающихся герцогов. Они прошествовали к столу, во главе которого занял место гость замка - Лодовико Моро. По правую его руку сел герцог Пезаро, по левую - хозяйка Градары.

Джованни Сфорца: Повара превзошли сами себя, хотя на этот раз их задача была не в пример сложнее обычного. Великий пост убрал со стола скоромную пищу, изрядно разбавил вино. И все равно это был праздничный стол, за который хозяевам не приходилось краснеть. Постепенно голоса становились все громче, глаза горели все ярче, слуги сбились с ног, поднося блюдо за блюдом. Звонкий женский смех заглушался раскатистым мужским, и становилось понятно, что с каждым часом становится все меньше тех, кто проведет эту ночь в своей постели. - Пить такое вино, все равно, что лакать воду, - осушив третий подряд кубок, обратился он к Моро, - право же, на кухне перестарались в своей заботе о нашей безгрешности. Стоявший за спиной герцога виночерпий напрягся и что-то тихонько шепнул на ухо одному из слуг. Кувшин, стоявший по правую руку Джованни, как по мановению волшебной палочки исчез, а на его месте появился другой. Сфорца так и не заметил подмены, он был слишком поглощен разговором с именитыми родственником и всячески вовлекал в становящуюся двусмысленной беседу . - Жаль, герцог, что вы приехали, когда меня не было дома, потому что я настоял бы, чтобы вы поселились в моих покоях. Я все равно практически не бываю в своей спальне, не так ли, Лукреция? Перед тем как осушить кубок, Сфорца поприветствовал им Моро. - Ваше здоровье! - и пробормотал чуть заплетающимся языком. - Пожалуй, я начинаю привыкать к этому вину. Или оно привыкает ко мне.

Лукреция Борджиа: Лукреция все-таки улыбнулась и ответила: - Конечно, да, Джани. Но ей стало немного не по себе. Она не следила за мужем все время, а с радостью болтала с сидящей рядом Катериной Гонзага и придворными дамами, беседовала с герцогом Миланским, и поэтому только сейчас заметила, что Джованни смотрит странно, движения его развязны, а обращенные к Моро слова, в которых он просил ее о подтверждении, уже несколько переходят границу вседозволенности в разговоре. Проще говорят, они были не к чему. Конечно, она не раз и не два видела Джованни достаточно пьяным - что и говорить, о его гульбе с ее братом судачил весь Рим -, и все-таки теперь нашла его необычно пьяным, как будто в нем начало проглядывать что-то безумное. - Ваша светлость, - она с трудом отвела тревожный взгляд от супруга, к которому теперь даже побаивалась обратиться, и повернулась к Моро, - откровенность моего мужа - это ведь лучшее свидетельство того, что он счастлив?

Лодовико Моро: - По крайней мере, это значит, что ему бывает довольно неплохо, - резонно ответил Моро и ободряюще похлопал невестку по руке и доверительно наклонился к ее уху. - Никто и не сомневается. - Праздник хорош, - громко гаркнул Лодовико, и вокруг стало тихо. Он поднялся. Не для того, чтобы его было слышно, ибо на это ему было решительно плевать. А чтобы проверить, насколько он держится на ногах, потому что мог поклясться, что некоторое время назад вино сильно поменяло свой вкус, и воды в нем стало значительно меньше. Ничего, он еще крепок. Зала не кружилась, и лица вокруг не расплывались. - Конечно, вино слабовато, а еще здесь не хватает каких-нибудь прекрасных обнаженных танцовщиц, который, как я слышал, тебя, Джованни, встречали, когда ты приехал в город, а? - он повернулся к племяннику и шутливо погрозил ему пальцем. - Ты хитрец. Ну ладно, я не сержусь, - Моро нарочито грустно вздохнул и повесил голову на грудь. - Понимаю, что время для излишнего веселья не подходящее. Так что скажу прямо... несмотря на это, мне в Градаре нравится. Раздался одобрительный ропот. - А скоро здесь будет еще интереснее. Обещаю, - ропот стал еще одобрительней, хотя и с оттенком удивления; Моро осушил очередной бокал и рухнул на место. - Не правда ли, Джани?

Джованни Сфорца: - А? Что? - предоставленный самому себе Джованни встряхнул головой и непонимающе уставился на родственника. Немного двоилось в глазах и за столом как-будто стало тесно. Чтобы вернуть очертаниям прежнюю четкость, Сфорца опрокинул кубок, словно в нем была вода. Захмелевший, он не замечал, что теперь вино разбавляли только для того, чтобы соблюсти приличия. Но порог, до которого человек понимает, что он пьянеет, был уже позади, и самому себе герцог Пезаро казался почти трезвым. - Веселье - это мы обеспечим, - ухмыльнулся он, вспомнив, наконец, что к нему обращались. - Для кое-кого - особо. Хорошо, что приедет Хуан - это положит конец неопределенности. Как отвратитетельно, если он и в самом деле приедет. Подозревать и знать - разные вещи. Нет! Не было ничего и точка! Но легко себе приказать забыть - забыть же куда сложнее. Перед глазами заплясали огни свечей, черты лица Лукреции расплывались, поэтому Сфорца перевел взгляд на миланского герцога. - Вы приезжайте сюда в другое время, тогда я обещаю, что обныж... обын... голые танцовщицы будут ждать вас сразу на подъезде к Градане, а не только в вашей спальне. Как это часто бывает, в зале внезапно наступила тишина и последнюю фразу услышали все, кто сидел неподалеку. Джованни недовольно хмыкнул - пожалуй, он сумел-таки набраться и уже тише продолжил: - Но сюрприз я обещаю уже сегодня.

Лукреция Борджиа: - Но сейчас позвольте сюрприз преподнести мне, - воспользовавшись паузой, встряла Лукреция. Она с возрастающим волнением следила за словами и поведением мужа. Как можно было так напиться, если подано только разбавленное вино? Она покосилась на кувшин, из которого наливали герцогу Пезаро, и кивнула на него слуге. Тот кивнул и поменял его, с такой же готовностью исполнив прямой приказ хозяйки, с какой недавно откликнулся на жалобу хозяина. Лукреция сделала знак одному из придворных, который кивнул и вышел распорядиться. Тут же зала пришла в движение. В нее внесли несколько стульев, покрывала и несколько грубо сколоченных досок, которые должны были, по-видимому, изображать дверь. За столом загудело предположениями о готовящемся. Посвященные многозначительно переглядывались. - Сегодня в Градаре будет рассказана одна очень трагичная и столь же поучительная история, - чтобы ее было лучше слышно, Лукреция поднялась со своего места. - У замка было много хозяек, но самой знаменитой была Франческа из Ровенны. Говорят, многие и сейчас иногда видят ее призрак - прекрасная и грустная молодая женщина, одетая в белое платье. Особенно везет на встречи с нею вновь прибывшим. Вам не посчастливилось, ваша светлость? - неожиданно прервала свой рассказ Лукреция, оборачиваясь к Лодовико Моро.

Лодовико Моро: - Посчастливилось? Мне? - от неожиданности Моро чуть не поперхнулся. - Мне встретить Франческу? Ну уж... благодарю. Нет, мадонна, подобного со мной не произошло. Он хохотнул, но ненадолго в его поведении - неприятно блеснувших глазах, дернувшейся щеке и самом смехе - промелькнуло что-то нервное. И было это неслучайно. Лодовико Моро, герцог Миланский, кондотьер и политик, никогда не боялся живых, но суеверно опасался мертвых. Они приходили к нему ночами во сне и предъявляли свои счета. Об этом он не рассказывал никому. Даже другу. Даже жене, с которой жил в полном понимании. Даже самой преданной любовнице. В глубине души он опасался, что когда-нибудь их визит придется не на сон, а на явь. Слова невестки застали его врасплох, и можно было увидеть, что задели лично. Он действительно думал, что это очень плохая шутка. Но, спохватившись, сделал вид, что нашел ее забавной. - Если правду говорят, что она была хороша, то я бы предпочел ее встретить живой. Какой с призрака толк? Женщины из плоти и крови, - он нашел глазами Джачинту и кивнул ей, - вот встречи с ними обещают действительно что-то стоящее.

Джачинта Марроне: Эти дни придворная дама Лукреции Борджиа видела свою госпожу куда реже, чем миланского герцога. Признанная на время его пребывания в Градаре любовница, сейчас она сидела среди остальной свиты на некотором отдалении - слабая дань приличиям. Помня свое место, она не пыталась поймать взглядом взгляд Моро, не смеялась громче обычного, привлекая его внимание, только искоса посматривала во главу стола, где веселились господа. Сама она старалась пить как можно меньше, зная, как отвратительна может быть пьяная женщина, потому едва ли не первой заметила, что взгляд у герцога Пезаро помутнел, отчего герцогиня то и дело с беспокойством посматривала на своего мужа. - Наверняка на тот стол подают другое вино, - с хмельным смешком закапризничала Джованна, но ненадолго замолчала под шиканье более трезвых дам. Она отпила из своего кубка, сморщилась и нашла себе более безопасную жертву. - А что это вы, дорогая Джачинта с нами сидите. Мы вас уже которую ночь дождаться не может. Или подушки у Его светлости требуют неусыпного внимания? Мадонна Марроне вспыхнула и уже открыто посмотрела в сторону почетного гостя. Она не слышала слов Лукреции, но зато очень хорошо увидела, как изменился в лице Лодовико. - Не только же вам простыни гостям перестилать, - не отрывая взгляда от любовника, процедила она сквозь зубы и победно улыбнулась. Скоро уже будет готово ее ожерелье и она с наслаждением предвкушала, как вытянутся лица у многих. Ожидание подарка было ничуть не менее приятным, чем все то, что ему предшествовало.

Лукреция Борджиа: - Тогда вы и встретитесь с Франческой из плоти и крови, - улыбнулась Лукреция Лодовико Моро. - Позвать сюда призрак не во власти даже хозяйки Градары. Внутри у нее все ликовало. Она предвкушала, какая тишина и трепет поселятся в этой зале, когда появится Призрак. Она надеялась, что Адриана справится с поручением так, как она задумала. - Сегодня мы увидим своими глазами историю Франчески из Равенны, вся вина которой была только в том, что, повинуясь обману родителей, она полюбила того, кого считала своим будущим мужем. И полюбила так сильно, что даже открывшийся обман не смог изменить этого. Лукреция махнула рукой артистам, давая тем знак, что можно начинать, и обернулась к Джованни. Тот сидел, уставившись на свои лежащие на столе, сцепленные в замок руки, как будто в них был заключен весь смысл существования.

Катерина Гонзага: Катерина Гонзага чувствовала себя в своей стихии. Немного жаль, что рядом не сидел Оттавиано - и для любящего супруга будет не лишним в очередной раз убедиться, каким успехом пользуется его половина. Зато теперь ей есть о чем ему написать, не забывая ни малейшей подробности, вплоть до того, как была одета каждая из придворных дам и гостий. Парадному платью хозяйки праздника Катерина решила уделить внимание отдельно и особо - премиленькому ожерелью, которое, как графиня уже выяснила, Лукреции подарил ее муж. Тоже не лишним будет. - Ах, как это все трогательно, - восхитилась Катерина на краткое предисловие к спектаклю. - Я всегда говорила, что обман - это очень нехорошо. И, знаете, Оттавиано здесь со мной полностью согласен. Лучезарность улыбки графини легко могла бы соперничать с огнем полусотни свечей. - Как же нам с вами повезло, Ваша светлость! Мы обе удачно вышли замуж, чего еще больше желать? Катерина на правах ближайшей подруги нежно сжала руку Лукреции. Она никогда не упускала возможности сказать что-нибудь приятное, если только речь не шла о внешности. Исключительно по доброте душевной, ведь мало какая из дам могла бы похвастаться тем, что она красивее самой графини да Монтеведжо. Оттавиано это всегда говорил, а уж он-то толк в этом знает, потому его жена в этом свято доверяла своего супругу.

Джованни Сфорца: Сфорца на миг отвлекся от созерцания собственных рук. Улыбка, адресованная Лукреции, быстро сменилось гримасой, стоило только ему отвернуться. Он отпил еще несколько глотков, с недоумением посмотрел внутрь кубка и что-то неразборчиво пробормотал. - По-моему, я перебрал, - привалившись к плечу Лодовико Моро, хмыкнул он и удивленно сам себя спросил. - Это как я умудрился-то? В голове трещало, словно все черти ада устроили свои игрища. Слуга, очень хорошо знающий, как и почему "умудрился" напиться его господин, почтительно подал чистую салфетку и встал за спинкой кресла. Застыв истуканом, он едва не заработал себе косоглазие, готовый в любой момент выполнить волю правителя Пезаро и одновременно посматривая на происходящее на импровизированной сцене.

Меркуцио: - Иппо! Ну, пожалуйста, ну, что тебе стоит, ты чего только не навидался, а я хоть один раз посмотрю! Меркуцио взял поседевшего на кухонной службе слугу за плечи, развернул к себе, заглядывая в глаза. Брови встали домиком, трогательно подчеркнув желание: - Я с тобой одного роста, да и блюда уже все внесли, осталась, одна перемена… Выйду, поставлю, и сразу назад, со всеми! Прошло еще некоторое время пока Ипполито, натаскавшийся подносов и, по возрасту своему, для подавальщика преклонному, действительно устав за вечер, наконец, позволил себя уговорить (впрочем, может, он и на пару монеток польстился, кто его упрекнет) и уступил юноше вестину герцогских цветов – сегодняшний наряд тех слуг, кто в трапезный зал вносили постные, изумительно изукрашенные блюда. «Молодец был тот, кто распорядился, чтоб все одинаково одеты были. И красиво: все как один в желтом, а чулки синие, и… проще мне меж них затеряться.» - Так думал Меркуцио, с полным подносом каких-то медовых пирогов на руках подстраиваясь под стройный шаг колонны. Ритмично покачивая бедрами под тяжелой ношей, в зал понесли последнюю перемену… *** Трапезная блистала только что обновленными свечами, искрами цветными вспыхивали драгоценности на плечах и пальцах пирующих… Ароматы отдельного блюда уже неразличимы были меж запахами пропотевшей одежды да благородной отрыжки… Застольную болтовню господ не нарушали звуки бряцающей посуды - слуги Градары, проворно снующие повсюду, а то и собственная дворня гостей, стоящая за плечами обедающих - все были внимательны к малейшему их взгляду или жесту. Приказов не требовалось, действо происходило как бы само собой, на самом же деле, муравьиной оравой прислуги деятельно руководили сразу несколько человек и каждый, взмокший от труда и ответственности, как проклятый, безмолвно жестикулировал из угла пиршественного зала и до хрипа бранился «о бестолочах нерасторопных», случись ему выйти прочь.

Verba volant: Надо сказать, что актеры были в ударе. Особенно хороша была женщина, изображавшая Франческу. Она была очень юна, красива в своей невинности, видно, что тяготы жизни еще не коснулись ее, не успели придать пошлости, потрепанности и вульгарности ее чертам. Движения и мимика казались настолько естественными, словно она жила на сцене, а не всего лишь играла эту роль. Спектакль начался с договоренности между двумя семействами, с того момента, когда главы домов Полента и Малатеста решают обмануть молодую Франческу и посылают свататься не настоящего жениха, а его брата. Все было сыграно очень правдоподобно, от сомнений "стоит ли?" до твердой уверенности "да, стоит!". Сцена же знакомства, когда юная Франческа впервые видит Паоло и влюбляется в него, получилась весьма трогательной, и это несмотря на то, что "Паоло" был не так уж юн и красив, как полагалось по истории, а скорее несколько потаскан и явно любитель выпить. Впрочем, вино на столах и слабое по тем временам освещение с лихвой окупало этот недостаток, потому зрители не слишком привередничали, тем более, что действие развивалось по всем законам жанра и не оставляло времени на излишнюю придирчивость. Под женское аханье и мужские смешки спектакль продолжался. Вот уже"влюбленные" приезжают на родину жениха, где состоялась свадьба, и молодая женщина, наконец, видит своего настоящего мужа. Ужас и отчаянье ее вышли опять же довольно убедительно, возможно, потому что артисты постарались на славу и у "мужа Джанчотто" была не только полагающаяся ему хромота и неприятное лицо, но и, для усиления трагизма, ему завязали один глаз, сделав полуслепым. Присутствовавшие на пиру дамы дружно наградили сцену вздохами и даже, кажется, всхлипами. Зато следующая сцена - когда состоялось объяснение Паолы и Франчески - была встречена бурным одобрением женской половины и гораздо более сдержанной реакцией мужской. Кто-то пытался даже выразить свое негодование. Наконец, финал был воистину трагичен. "Франческа" трогательно закрывала собою любимого и молила "Джанчотто" о снисхождении, но все было напрасно, и любовники, конечно, были убиты рукой разгневанного мужа. Живописная сцена застывшего над телами Паоло и Франчески Джанчотто вызвала бурю эмоций. Напрасно самые чувствительные из дам требовали переиграть финал, зря кто-то из мужчин выкрикнул, что слишком быстро все закончилось - финал был неизбежен. Для пущего эффекта неподвижное трио накрыли огромным полотном и было видно, что никто из актеров не пошевелился до того самого момента, пока не раздались первые робкие хлопки.

Лодовико Моро: - Прекрасные сцены, Лукреция, спасибо за это поучительное развлечение, - Моро несколько раз хлопнул в ладоши и поднялся со своего места. - Только я поспорю, что эта история рассказывает о вреде обмана, - он зорко огляделся. - По-моему, она о том, что брак, где невеста гораздо моложе и красивее своего жениха, весьма... кхм... неполезен. Раздались смешки, и один из женских получился особенно громким и нервным, пара мужских силуэтов почла за благо отодвинуться в тень. Кто-то показывал на соседа и многозначительно кивал. - Тому тьма примеров у Боккаччо и в легендах со сказками. На этом месте Моро подумал, что так недолго дойти и до пьяного философствования, решил сойти со скользкого пути, и сделать это с щедростью. Он отвязал кошелек от пояса, выгреб из него горсть серебра и кинул на полотно, закрывающее актеров. - Красота нашей сегодняшней "Франчески" заслужила награды. Да и остальные постарались. Эй ты, обманутый муж, возьми себе в утешение, - Моро расхохотался.

Лодовико Баланти: Никто не обратил внимания на то, что во время представления один из приближенных Джованни Сфорца неожиданно поднялся со своего места и, стараясь оставаться незаметным, вышел из залы. Мало ли, в самом деле, почему люди вдруг выходят? Далеко Баланти, правда, не ушел, а, встав за дверью, в оставленный немного открытым проем наблюдал за происходящим. Когда на покрывающую артистов ткань посыпалось серебро и медяки - среди гостей были как люди щедрые и благодарные, так и жадные, - он сказал себе "пора" и кивнул стоящему недалеко слуге. Тот поклонился и исчез. Потом Лодовико кивнул другому слуге, стоявшему у противоположной через залу двери. Тот тоже поклонился и куда-то выбежал. Через некоторое время, которое пирующие провели в суете, смехе и веселой возне, где-то в глубине замка раздался мощный грохот. Потом еще. В зале мгновенно воцарилась полная тишина. Тогда ведущие в залу двери вдруг несколько раз одновременно хлопнули, и ворвавшийся сквозняк качнул канделябры и затушил несколько свечей. Где-то во дворе завыла собака и в ставшей уже совсем гробовой тишине раздался пронзительный женский плач. Наконец, целый ряд тяжелых ударов обрушился на дверь, которая находилась в самом центре залы и давно уже стояла закрытой. Та несколько раз содрогнулась и начала медленно открываться.

Адриана делла Скала: Настал тот миг, ради которого все и затевалось. Даже у Адрианы, хотя сама она стояла по ту сторону двери, задрожало внутри, так правдоподобно все казалось. Скрип давно не смазываемой двери пробрал до самого нутра. Риана мелко задрожала от волнения, глубоко выдохнула. Сетчатое покрывало поверх простого белого платья, туфли на мягкой кожаной подошве создавали эффект бесплотности, стягивающий лоб обруч, из под которого по подобию тернового венца сочилась кровь, распущенные черные волосы, полукружья под глазами и до синевы бледные губы довершали картину. В мертвенной тишине раздался женский всхлип: - Это она, Франческа, убитые всегда возвращаются! - а затем шум падающего на пол тела. Но никто из гостей не пошевелился, только вышколенные слуги бросились на помощь к упавшей в обморок даме. "Франческа" вытянула вперед ладони, словно умоляя о помощи, и медленно обвела взглядом притихший зал. Прошло совсем немного времени, а будто целая вечность. - Паоло? - раздался слышимый в самом укромном закутке залы шепот. - Паоло? Руки понявшего, что любимого здесь нет, призрака упали вдоль тела и безвольно повисли. Риана играла роль, а сама внимательно наблюдала за зрителями. Медлить было нельзя, некоторые из мужчин уже начали приходить в себя, потому несчастная убиенная, напоследок прерывисто вздохнув, отступила в темноту и растворилась в ней. Там, за спрятанной в неосвещенной нише дверью ее уже ждали. Здесь-то петли и засов смазали на совесть. В комнате шустрая служанка помогла придворной даме умыться и переодеться. Пока горничная переплетала волосы Адрианы в косы, сама Риана, глядя на свое отражение в натертом до блеска тазу, еще раз перебирала в памяти свое выступление - вроде бы нигде не ошиблась и скрылась как раз вовремя. Под опытными руками она совсем расслабилась, но что-то ей не давало покоя, что-то мешало. И поняв - что же это такое, жена Баланти похолодела и резко обернулась. За спиной - только удивленная и огорченная тем, что ее работа пошла насмарку служанка. Адриана еще раз вгляделась в свое отражение. Неясная белая тень за ее левым плечом исчезла, будто и не бывало. Пресвятая Дева, спаси и сохрани, и сделай так, чтобы мне это только показалось!

Катерина Гонзага: - А-ах! Катерина Гонзага прижала ладонь к губам. Широко распахнутыми глазами она смотрела в тьму комнаты, в которой только что растворился призрак. Растаял прямо в воздухе. Графиня крепко схватила Лукрецию за локоть и подивилась про себя мужеству герцогини Пезаро - та сидела, не дрогнув. Хотя может она просто привыкла? Ну конечно же! Наверняка эта Франческа разгуливает по замку, как у себя дома. Хотя... Это ведь и был ее дом. Как все это запутанно! С этой мыслью графиня да Монтеведжо и решила не мучать себя чужими проблемами. Раз Лукреция Борджиа не боится, значит, и страшного ничего нет. Уж хозяйка Градары бы о том знала. И окончательно успокоившись, графиня да Монтеведжо принялась сочинять очередное послание для Оттавиано.

Меркуцио: На беду, а то и на счастье сиротское, вернуться Меркуцио вместе со всеми, гружеными грязной посудой, не удалось. Ему, расторопному живо заделье отыскалось – тому подать, это поддержать, сам не заметил, как оказался за спиной какого-то гостя, слуге которого на миг отлучился приспичило, вот уже и салфетку подал, блюдо переменил… Косясь на то, как ведут себя другие корифеи, парень постигал сложнейшую науку обслуги сидящих за столом. Актерское действо было потрясающим. Восторг гостей, хлопки и звон монет - триумф актеров словно подытожил роскошь пира. Если бы не то, что произошло после, сказал бы тосканец «это было замечательно…» или « это было красиво и достойно двора моего герцога…», даже «потрясающий был праздник, сроду такого не видал…» тоже было бы неплохо, но… Пьетро застыл с открытым ртом, не замечая, как минует бокал и пятнает чужую парчовую вестину подаваемое им вино. Призрак женщины, привлеченный столь явным упоминанием ее судьбы, заставил челюсти онеметь, а взгляды приковал ко мраку дверного проема. Немыслимо. Но мир Господен на то и создан Творцом таким, чтобы мы не обольщались всезнанием, а верили в помысел Божий и хоть иногда, да становились свидетелями… - Господи, твоя воля! - почувствовав, как перехватило дыхание, Пьетро осенил себя крестным знамением и вернулся к насущному, не успев додумать то, что думалось, да поспешив промокнуть густую, словно кровь, винную лужу.

Джованни Сфорца: Герцог Пезаро, тяжело навалившись грудью на стол, привстал и обвел мутным взглядом притихших гостей. Шутка, задуманная его женой, удалась на славу, только вот никто не засмеялся. Даже актеры, люди со множеством душ, и те сгрудились в кучу: бледная и безо всякого грима Франческа, перепуганный Паоло - еще бы, ведь именно его искал призрак - спрятался за спину "возлюбленный". Убийца-муж держался, пожалуй, лучше всех, единственным проявление его эмоций было то, что он стащил повязку и вытер ею мигом вспотевший лоб. - Ну и как тебе все это? - Джованни через голову Лодовико Моро повернулся к Лукреции, но не договорил. Разным ему случалось видеть миланского герцога, но такого как сейчас, застывшим, как изваяние - никогда. Сфорца тихонько хмыкнул и налил себе и дядюшке по полному кубку. Им обоим сейчас не помешало бы выпить.

Лодовико Моро: На Лодовико Моро ухищрения со звуками и плачем, да погасшими свечами не произвели особого впечатления. Он их даже не заметил. Но вот появление "Призрака" оценил. Еще как, черт возьми. Если это вообще можно было назвать этим словом. Он побледнел до зеленоватого даже оттенка, слава богу, не сильно заметного в почти полной наступившей темноте. Дыхание от явления "Франчески" стянуло так, что он и не упомнил, по какому поводу так в жизни было. В детстве, может быть. Он почти поверил, что следом войдет Джан-Галеаццо, несчастный племянник, и обрушит на него свои обвинения. И даже чуть было не увидел. Но за "Франческой" никого и ничего не было. Рука Лодовико дернулась к горлу, но к чему? Вырез у праздничного дублета был широкий. Ничто на самом деле дыхание не перехватывало. По крайней мере, ничего явственно ощутимого. Он вперился в "Призрак", будто от того, насколько хорошо он его разглядит, зависела его жизнь. Наконец, сквозь муть всего нарисованного и ненужного проглянуло важное. Моро был наблюдателен, а эта женщина привлекла его внимание всего несколько дней назад. Ну да, конечно, верная жена. Небольшой забавный разговор и испуганное, умоляющее лицо Адрианы. Этого оказалось достаточно, чтобы Моро помнил ее несколько дольше, чем можно было ожидать. "Призрак" из плоти и крови умудрился растаять в темноте. Вокруг царствовало смятение и ужас, в котором, правда, уже начали пробиваться первые ростки недоверия. - Ну так давай выпьем, - Моро забрал наполненный кубок из рук племянника. Его собственная рука, слава всевышнему, не дрожала. - Давайте все выпьем, - это Лодовико произнес гораздо громче и поднимаясь, чтобы всего его видели. Суеверный страх сменился неприятным опасением, что кто-то заметил, как он испугался. - Спасибо хозяевам Градары, моему дорогому племяннику и его доброй жене. Я за свою жизнь многажды видел, как гостей веселили. Иногда успешно, а иногда и не очень, - он сделал паузу и расхохотался. - Но впервые вижу, чтобы их так успешно пугали. Но где же наш так вовремя растаявший Призрак?

Лукреция Борджиа: Лукреция наблюдала за легким безумием, которое, благодаря ее идее и прекрасному исполнению Адрианы, царило в зале. Конечно, она старалась сохранять спокойствие, как и подобает хозяйке, но не могла удержаться от восторга, которым лучились ее глаза и который постоянно прорывался в смехе. Она смеялась над ужасом, непониманием и сомнением, над рассуждениями Катерины Гонзага, визгом некоторых дам, досадой на лицах мужчин и паникой актеров. Наконец, "Призрак" исчез, и понимание, что происходившее было розыгрышем, постепенно начало приходить ко многим присутствующим, а потом и озвучено герцогом Миланским. - О, это очень застенчивый призрак, ваша светлость, - хихикнула Лукреция, - и очень пугливый. Не удивлюсь, если Франческа напугана больше всех, ведь в этой зале давно не было так шумно. Но уверена, что ей понравилось, и поэтому пусть праздник идет своей чередой.

Адриана делла Скала: Герцогиня Пезаро угадала, "призрак" был напуган. Напрасно Адриана уверяла себя, что белая тень ей почудилась, все равно ей было не по себе и хотелось поскорее очутиться там, где звучал людской смех, где веселье. Но служанка попалась бдительная и неторопливая. Риана уже несколько раз порывалась уйти, но каждый раз горничная находила какой-нибудь беспорядок. То след от "крови" на лице, то остатки белил на шее. Время тянулось бесконечно. Наконец, туалет был завершен. Теперь только очень внимательное око могло узнать в вышколенной придвоный даме тот самый призрак. Обратный путь Адриана проделала в сопровождении служанки, ей совсем не хотелось оставаться в одиночестве, но когда обе женщины подошли к двери, из-за которой раздавался веселый шум и звон посуды, все страхи стали казаться смешными. В самом деле, она же ничего плохого не сделала, Франческе не за что на нее обижаться. Сквозь полуоткрытую дверь Риана поискала глазами Лодовико, больше всего на свете ей хотелось сесть с ним рядом, но следовало проскользнуть как можно незаметнее. Поэтому дверь не распахнули, а раскрыли ровно настолько, чтобы придворная дама смогла пройти внутрь, но громкие после тишины звуки пира оглушили и Адриана на миг замерла на пороге.

Лодовико Моро: Пир шел своим чередом. Повстречавшись с "неизведанным", пусть и быстро развенчанным, все с утроенными силами вернулись к веселью. Похоже, старались изо всех напомнить себе, как это - быть живым. Лодовико, хоть и не спешил себе в том признаваться, тоже почувствовал немалое облегчение, что встреча с потусторонним оказалась липовой. Теперь он про себя посмеивался над тем, как за недолгое время почти раскаялся во всех грехах и чуть не решил пойти в монастырь. Для искупления. Он случайно посмотрел на дверь как раз когда там объявилась Адриана. Что ни говори, а с этой женщиной у него теперь связаны не самые лучшие воспоминания. А если совсем уже честно, то она была ему почти неприятна. И для себя, не для нее, конечно, он решил быть справедливым, чтобы сгладить и забыть окончательно неприятную охватившую его тогда дрожь. И чтобы никто не смел подумать, что Моро испугался до того, что даже невзлюбил изображавшую призрака женщину. - А вот и наш призрак, - громко провозгласил он и, - похоже, мадонна Лукреция, что он не только пуглив, но и довольно голоден. Возможно, его даже мучает жажда? Лодовико поднялся со своего места и, подойдя к Адриане, взял ее за руку и проводил туда, где сидел сам в окружении хозяев замка. - Мадонна Адриана очень смелая женщина, - продолжил Лодовико, усаживая придворную даму герцогини Пезаро рядом с собой. - Она не только не испугалась нас, скромных зрителей, но даже и самой Франчески, - сам о том не думая, Лодовико шутил не столько над самой Адрианой, сколько над собой и своими страхами. - А призраки бывают очень обидчивы и мстительны.

Адриана делла Скала: Aдриана, потупившись, шла вслед за герцогом Миланским. Несмотря на все свои страхи, несмотря на то, что она помнила, в какое неловкое положение Моро ее едва не поставил, ей было приятно это признание. Значит, она хорошо справилась со своей ролью. Легкая улыбка блуждала по губам придворной дамы. И зная, что этим она не поделится даже с Лодовико, себе Риана призналась, что, оказывается, она честолюбива. Вряд ли ей когда-нибудь еще раз придется выступить в какой-либо роли, но она надолго запомнит то чувство триумфа, которое охватило ее, когда она увидела, что все поверили. Когда герцог Бари проводил ее мимо встретивших ее веселым смехом и шутками группы придворных, среди которых она безошибочно выглядела сидящего вполоборота ее Лодовико, Адриана чуть замедлила шаг, но миланец будто того не заметил и придворная дама не решилась вырвать руку. Было немного неловко, что она сидела во главе стола, но при этом (и в том она тоже не сможет признаться мужу) и лестно. Если бы еще выбросить из головы слова Моро о Франческе. Потому Риана улыбалась особенно старательно, смеялась чуть громче обычного и не оставалась в долгу на подшучивания окружающих. - О нет, Ваша светлость, оставляю смелость мужчинам, у женщин это называют безрассудством. Хотя я надеюсь, что Франческа на меня не обиде. ...И мне просто почудилось.

Лодовико Моро: - Думаю, не в обиде, - уверенно ответил Моро. "Зато я на вас чуть было не обиделся, мадонна", - это он сказал себе. - Вы были очень убедительны, - Лодовико снова поднялся. - Это вам зачтется. Неясно брезжившая идея вдруг оформилась. Он одобрительно кивнул сам себе. Три дня назад он нашел возможность посетить ювелира и заказать ему обещанное Джачинте украшение. Там ему на глаза попалась одна вещица. Отчего-то он решил ее приобрести, хотя ничего особенно выдающегося в ней и не было. Купил и забыл. А она так и лежала в одном из поясных кошелей, почти заброшенная. Выходит, ждала своего часа. - Не знаю, как вас за развлечения отблагодарят призраки, Адриана, а с нас, топчущих еще грешную землю, вам подарок за маленькое развлечение. Моро развязал завязки кошелька и осторожно достал тонкую жемчужную нить с тремя маленькими рубинами. Он сам надел украшение на шею Адриане, до этого момента лишенную украшений. - Носите, мадонна. В память о том пире, когда вы чуть было не напугали Лодовико Моро.

Джачинта Марроне: Джачинта, любезно улыбаясь, проводила ревнивым взглядом Адриану. Ловкая оказалась жена у Баланти, а все серой мышкой прикидывалась. Как тогда разыграла скромность и испуг, а сейчас под взглядом Моро смехом заливается. Мадонна Марроне свою значимость для миланца не переоценивала и согласна была довольствоваться тем, что имела, но при виде того, как другая, ничем того не заслужившая, принимает ухаживания герцога Бари, едва не позеленела. - Ты посмотри на нашу праведницу, - не в силах сдержать желчь, обратилась она к Марии. - Давно ли едва в обморок от ужаса не упала? Притворщица, цену себе набивала! И как в доказательство словам любовницы, Лодовико Моро достал из кошеля и собственноручно застегнул на шее Адрианы украшение. Джачинта едва не задохнулась. Как же так? Ведь это ей он обещал ожерелье! Сам! Она же не выпрашивала! Улыбка приклеилась к губам, движения стали резкими, нервозными. Она ела и пила, не чувствуя вкуса. И особенно обидным было, что она должна делать вид, что ничего не происходит. И если сегодня дверь спальни Моро будет открыта для другой женщины, ей останется только смириться... И надеяться, что ветренный любовник сдержит слово хотя бы в отношении обещанного подарка. Мария с нескрываемым удовольствием наблюдала за происходящим. Представление было ничуть не хуже недавнего спектакля. Придворная дама и сама недолюбливала выскочку Адриану, но при этом не отказывала себе в удовольствии тайно позлорадствовать над старшей подругой. Тоже поделом, должна помнить свое место. Будет о чем поговорить. Для полного счастья Марии не хватало только одного - как все-так жаль, что она не видит мужа новой любимицы герцогини Пезаро. Было бы весьма любопытно узнать, о чем же сейчас думает Лодовико Баланти.

Лодовико Баланти: Баланти сам содрогнулся от некоторого подобия суеверного страха, когда Адриана вошла призраком, да еще лицо ее было как будто в крови. Но это быстро прошло. Он смеялся, наблюдая за происходящим в чуть приоткрытую дверь. Суета, страх, недоверие. Адриана была очень убедительна. Лодовико любовался ею, но был настороже, чтобы кинуться на защиту, если вдруг у кого-нибудь из зрителей страх сменится желанием разоблачить, и сделать это неприятно и опасно. Он почувствовал облегчение, когда Адриана исчезла, как будто растворилась в темноте, подождал некоторое время, а потом присоединился к пирующим. Теперь можно было воздать должное вину и съестному в полной мере. Вокруг обсуждали происшествие. Кто-то восхищался шуткой искренне, кто-то - делал вид, скрывая испытанный страх, кто-то пытался возмущаться. Это было весело. Возвращение жены Лодовико в пылу веселья заметил не сразу. Увидел только когда к ней направился Моро. Сначала испугался за нее. Что там на уме у миланского герцога? Потом ободряюще улыбнулся, но она не заметила. Это был триумф Адрианы. Она была замечена, усажена во главе стола и даже одарена. Радости Баланти почему-то не испытывал. Он смотрела на жену, и отчего-то ему казалось, что он видит перед собой совсем другую женщину. Ей было приятно внимание герцога, дурак бы этого не заметил. Приятна суета вокруг нее. Она смущалась, конечно, с непривычки, но улыбалась. Было понятно, что еще пара таким пиров, и она будет в центре внимания как рыба в воде. Баланти вспомнил, что ему болтали про ужин в покоях Лукреции Борджиа в день приезда Моро. Говорили, что внимание миланца было обращено на Адриану. Радости это воспоминание Баланти не добавило. Он помрачнел и сжал кубок в кулаке. - Ну что, Баланти, - хлопнул его по плечу сидящий слева придворный, - красивая жена - чужая жена? - Глупости, - криво улыбнулся Лодовико и натужно рассмеялся.

Адриана делла Скала: Адриана словно раздвоилась. Она по-прежнему чувствовала смущение и в то же время была взбудоражена. Вздрогнув, когда прохладное украшение коснулось ее кожи, она негромко произнесла: - Вы очень добры, Ваша светлость. Что еще следовало сделать? Может, следовало отказаться или, напротив, ее благодарность была недостаточно горячей? Или требовалось как-то иначе ее выразить. Риана не знала и попыталась поймать взгляд своего Лодовико. Но тот смеялся в ответ на чьи-то слова и не смотрел на жену. За шумом пира она не могла услышать натужность его смеха, зато убедилась в тем, что муж доволен. А раз он доволен, то нет ничего плохого в том, что она приняла подарок. Адриана сразу успокоилась и, надеясь, что не совершает промашки, предложила герцогу Бари вина. На этот раз ее рука не дрожала. Неловкость окончательно прошла и, не пролив ни капли, Риана с мягкой улыбкой передала Моро доверху наполненный кубок.

Меркуцио: - Не беспокойтесь, мессере, сейчас солью присыплю, отойдут пятна-то… Растерянный шепот тосканца не был слышен за разговором, вновь ожившим после паузы недоумения и страха. Свита миланского герцога, к столу которой оказался приставлен Меркуцио, подначивая друг друга, приступила к очередной перемене, со все большим рвением налегая на вино. Меркуцио старался, как мог, исправить оплошность. Добро, что дворянин, рукав которого он забрызгал, казалось, того не заметил, молчал пока, кроша хлеб, и метал в рот орешки, обваленные в медовой патоке. Осмелев немного, юноша принялся уголком льняной салфетки счищать с ткани побагровевшую соль: - Вот почти уж и не видать! Да только миланцу, должно быть, фамильярность слуги не понравилась – руку раз-другой он рванул, вырвал из пальцев Меркуцио, передернул плечами, прохрипел что-то грозное. Юноша, боясь глаза поднять, бормотал извинения, пока не разобрал, что в ответ слышит не брань, а сип какой-то. Рядом грохотали смехом, над чьей-то шуткой, а этот господин решил от стола напрочь отвалиться, накренился в сторону, вот-вот упадет… Взглянув на посиневшие губы и выпученные глаза, понял Пьетро: человек кончается. Потравился что-ли? Да с чего – рядом все живы, а вино ему со своих рук наливал! Чтоб там не подумали кругом сидящие, парень подхватил его, дюжего, под бока и услышал сдавленный сип, словно воздух изо рта с трудом шел, как из бурдюка, неплотно заткнутого. Живо вспомнилось летнее застолье на дедовых именинах, да как старый Лука подавился… Пьетро, что есть силы, ударил болезного с двух сторон под ребра, рванул, сколь смог, на себя и, приподняв мужчину, и, не удержав тяжести, бросил его грудью о край стола. Воздух, томившийся в подреберье, вздрогнул внутри от удара, выбил из горла орех и, прорвавшись ревом, дал несчастному дыханье. Пьетро, отступив на шаг, перевел дыханье от натуги не менее шумно. Улыбался, слыша ритм учащенных, но все таки - вдохов, пока не понял, что слышит их благодаря воцарившемуся всеобщему молчанию, и встретился взглядом со множеством впившихся в него глаз.

Джованни Сфорца: Все то время, пока спасенный дворянин отплевывался, пока его приятели наперебой советовали, чем бы лучше улестить разодранное горло, пока сидевшие рядом дамы всячески выказывали тонкую душевную организацию, хозяин догадливого парня молча барабанил пальцами по дубовой столешнице. Лицо молодого человека показалось знакомым и вроде бы не только потому, что это его слуга, но во хмелю герцог Пезаро никак не мог ухватить мысль, и только хорошенько порывшись в памяти, он сообразил - ну как же, это тот самый счастливчик, о котором рассказывал Баланти. Герцог повернулся к Моро, гадая, узнал ли тот недавнего узника, но миланец, если и узнал, то ничем себя не выдал. - Ну-ка, подойди сюда, - Джованни поманил Меркуцио пальцем. - Тебя зову, тебя, что встал изваянием? Последнюю фразу пришлось прокричать; взбудораженные гости заговорили разом и на смену тишине пришел гул пчелиного улья. Право же, удачливости парня можно было только позавидовать; иной бы сгинул бы - трех дней не прошло, а этот и сам жив, и в нужном месте опять оказался. Герцог вспомнил как охарактеризовал Пьетро Баланти. Если юноша действительно так верен, как показывает - а пока ничто не говорило о двуличии, - то, пожалуй, следовало к нему присмотреться попристальней. Как же чертовски трещит голова! И герцог Пезаро хмуро вперился в подошедшего Меркуцио взглядом.

Меркуцио: Ему не пришлось оправдываться, даже если что-то скверное углядели бы в его поступке: грозное молчание сменилось бурей поздравлений спасенному, о Меркуцио и забыли. Рядом со своим господином уже хлопотал вернувшийся его слуга, кряхтел, подавал-подливал-обмахивал, преданно в глаза смотрел, словно прощения просил за случившееся, не досмотрел, мол… Тосканец отступил подальше от пирующих гостей, и тут на него снизошло внимание наиважнейшее. Хозяйский перст указал, где он быть должен, и парень пошел (конечно, отчего ж не подойти, коли велят), прикидывая, как ему следует держаться перед герцогом Пезаро, и незаметно отирая о бедро вспотевшую ладонь. Ничего бодрого, веселого и готового на всякую услугу фигура Меркуцио не выражала, и предстал он перед смурным взглядом, какой есть: немного растерянный, напряженный в ожидании столь долгожданного, да не по такому бы случаю, внимания. Что и сказать, из всех сил старающийся поступать «как должно», в опасную минуту Меркуцио «думал сердцем», немедля принимая решение, которое нередко боком выходило, и даже теперь опасался порицания от человека, вернуть доброе к себе расположение которого ему, ой, как хотелось. - Вот я, Ваша светлость. – Вопреки неуверенности прозвучало четко, спокойно и ясно.

Джованни Сфорца: В ответ герцог Пезаро просто молча кивнул. Со стороны казалось, что он был чем-то недоволен, но взрывы смеха, обрывки чужих разговоров делали атмосферу менее гнетущей. На самом деле он вспоминал, что еще знает об этом человеке. По всему выходило, что за короткое время службы Пьетро умудрился столько раз влезть туда, где его вовсе не ждали, что иному на то не хватило бы и всей жизни. - За столом, значит, прислуживаешь? - Сфорца пренебрежительно кивнул на суетящихся слуг и ухмыльнулся. - Тоже дело. Когда-то строптивость Меркуцио стоила ему дорого, но о том Джованни давно забыл - нерадивых слуг сам Бог велел наказывать. Зато сейчас вспомнил, что тосканец и деньги ему вернул, хотя мог сбежать с круглой суммой, и из Милана целый и невредимый вернулся. Герцог еще раз посмотрел на Лодовико Моро - вспомнил ли он? - но тот то ли не видел, то ли не считал нужным замечать. Но все-таки недооценивать острый взгляд дядюшки не следовало. - Завтра... - в голове как церковным колоколом ударило. - Нет, лучше послезавтра придешь ко мне... - и, посмотрев на замершего Меркуцио, хохотнул - Вот тогда и посмотрим, что у тебя внутри. Или тебе у котлов жить нравится? Тут же забыв о слуге, Сфорца отдал должное новому кувшину с вином, но, оторвав взгляд от кубка и увидев, что Пьетро не сдвинулся с места, махнул рукой: - Сказал же, послезавтра, тогда и поговорим. А пока возвращайся к своим обязанностям, вдруг кому еще из гостей подавиться удумается.

Лукреция Борджиа: - Подожди, - остановила слугу Лукреция. Все больше и больше праздник ей портил вид собственного мужа - нельзя быть уверенной, что этого не случится, даже если ты герцогиня. Таким Лукреция Джованни еще не видела. О том, что происходило на совместных попойках, которые ее супруг закатывал с ее братом в кабаках Рима, она могла только догадываться по обмолвкам. На папских пирах он был всегда сдержан, видимо, присутствие тестя не вдохновляло к развязности из-за боязни наговорить лишнего. А может быть, сегодня винные пары неудачно сложились с мрачным настроением герцога Пезаро. В общем, результат Лукреция могла наблюдать во всей красе, и счастья ей это не добавляло. Джованни был не просто пьян, он был неприятно оживлен. И застывшее на его лицо выражение веселой и какой-то неистовой злости все больше беспокоило Лукрецию. - Помоги герцогу переместиться в спальню, - она положила ладонь на руку мужа и, встретившись с ним взглядом, кокетливо улыбнулась. Когда Джованни, неожиданно без малейшего колебания, кивнул и поднялся, Лукреция вздохнула с облегчением. - Ваша светлость, - теперь Лукреция обратилась к Лодовико Моро, - время для хозяев покинуть праздник, чтобы оставить его тем гостям, которые не хотят останавливаться.

Меркуцио: Завтра… Послезавтра… Послезавтра… Что ж, и то дело… как сказал хозяин. Он так долго жил ожиданием одной лишь возможности начать все заново, что пара дней, да, что там, всего-то сутки, можно и за по столам помочь прибрать. Меркуцио осторожно покосился в сторону Баланти, но с той стороны никакого интереса к инициативе появления на пиру слуги «не званного», сюда не отряженного, не последовало. Мессер Лодовико занят был своим смехом, вином и разговорами. Зато последовало распоряжение хозяйки, чему парень был несколько удивлен, прежде чем понял: нет, не узнала и не вспомнила, и вспоминать недосуг - так, под руку подвернулся… На высокочтимого же гостя, гостем коего случилось быть ему в Милане, парень и не смотрел. Низко поклонился, когда к столу подошел и даже взгляда в свою сторону не ждал – гонцов забывают, едва весть перестает быть новостью. Он шагнул поближе и чуть выставил локоть, буде господину кондотьеру опереться, коли оступится (негоже показывать, что герцог плохо на ногах стоит, да и не болен, чтоб на себе тащить) и двинулся вперед, оттирая встречных плечом. По пути свечи со стола прихватил, мало ли, что там впереди. Маленькое шествие направилось в сторону спальных покоев… ... Меркуцио подумал, что вот, наконец-то случилось его возвращение. Колесо судьбы повернулось вновь и, как будто, закрутилось в нужную сторону, подтягивая его повыше, выше… из темноты недоверия и осуждения… пусть даже к этим дрожащим огонькам свечей, оплывающим в его светильнике.

Лодовико Моро: Моро неодобрительно покачал головой, видя пошатывающуюся и неуверенную походку племянника. И как это он умудрился? Вдруг стало понятно, что вокруг давно стало не столько весело, сколько громко и визгливо. Кульминация вечера стремительно отодвигалась в прошлое. В настоящем было пьяно, сытно и осоловело. Герцог Миланский явственно ощутил желание покинуть "собрание", на которое у него остались бы еще силы и желания, будь он моложе. Пресыщение теперь наступало уже гораздо быстрее. - Я повторю еще раз. Вы сегодня были восхитительны, мадонна. Моро сжал руку Адрианы, с которой разговаривал и, наклонившись к самому ее уху, добавил: - Желаю, чтобы ночь была у вас достойным продолжением вечера. Он усмехнулся. Все-таки она мило смущалась. Ободряюще похлопал по руке и поднялся. За столами сразу встали те, кому надлежало сопровождать герцога Милана. В теле приятная ломота и усталость. Он едва удержался, чтобы не зевнуть. Кивнув придворным, Лодовико резко развернулся и покинул залу.

Адриана делла Скала: Герцогиня Пезаро в знак признательности за удачное выступление пообещала, что отпустит свою придворную даму до самого утра, и эта награда была для Адрианы дороже золота. Как ни нравилось ей блестящее общество, она бы никогда не поменяла его на тихое время, проведенное с ее Лодовико. Герцог Бари как-будто знал, иначе чего бы ему так шутить. В ответ Риана смущенно кивнула, она тоже надеялась, что эта ночь станет особенной. Предвкушение, радость, томление - Адриана еще не научилась по-настоящему прятать свои чувства, умению, необходимому каждой даме из свиты, и стоило Моро покинуть зал, сразу встала с места. Ей не терпелось сказать мужу, что на эту ночь она свободна и принадлежит только ему. Баланти, прислонившись к дверной притолоке, как раз беседовал с кем-то из миланцем и еще не догадаывался о приятных изменениях. Риана счастливо улыбнулась и замедлила шаги. Она решила дождаться, чтобы Лодовико заметил ее и сам подошел. Ей казалось неловко говорить о подобных вещах в присутствии малознакомого человека.

Джачинта Марроне: Джачинта, уже не таясь, не сводила глаз с Моро и Адрианы. - Итак, я жду тебя в спальне. Не бойся, никто не узнает. И согласный кивок в ответ. Она словно слышала, как произносит это герцог Бари. До того строптивая Риана сдалась на милость победителя. Добродетельная жена Лодовико Баланти продалась за побрякушку. Мадонна Маронне нашла взглядом обманутого мужа, но тот внешне был спокоен. Уж не с согласия ли супруга все происходит? Уже не зная, что думать, придворная дама привстала следом за миланцем, но тот даже не повернулся в ее сторону. Отставка, молчаливая отставка, в надежде на то, что женщина сама все поймет. Джачинта пристально смотрела в спину уходящему любовнику. Он был для нее недосягаем, да и не осмелилась бы она сказать хоть слово упрека. Но оставалась та, другая. Мадонна Марроне бросилась наперерез Адриане и схватила ее за локоть. - Вы так быстро бежите, мадонна, что за вами не угнаться, к мужу наверное спешите - притворно улыбаясь, пропела она, не выпуская при всем том руку соперницы. Джачинте столько всего хотелось сказать и именно из-за этого она не могла подобрать самые обидные слова. Ей захотелось сделать Риане так же больно, как обидно сейчас ей, и память услужливо подсказала недавно увиденное. ... Выстуженное крыло, где мыши гостили чаще людей. В этот уголок замка редко кто заглядывал, ее саму случайно занесла нелегкая - не туда свернула, но не хотелось возвращаться и она пошла другим путем. Она очень торопилась, но остановилась, услышав неожиданный в тишине стон. Борясь между страхом и любопытством, Джачинта заглянула в комнату и обомлела - в этом неуюте сливались в любовном объятии мужчина и женщина. Женщину придворная дама не угадала, лицо ее было в тени, но любовник! Именно в тот момент он чуть повернулся и Джачинта с нескрываемым удивлением узнала в нем Лодовико Баланти. ... Тогда она от всей душе посочувствовала Адриане, ведь та даже не догадывается, что на самом-то деле она обычная обманутая жена. Жалость к бедняжке была столь велика, что Джачинта сумела удержаться и не рассказала никому об увиденном, хотя новость прожигала ей язык. И вот теперь бог наградил ее за сдержанность. Придворная дама вздохнула, будто ей было тяжело говорить, но глаза торжествующе сверкнули. - Только напрасно вы торопитесь, милая, ему явно не до вас. Можете продолжать кокетничать с другими, вряд ли он заметит. Совсем недавно я видела его совсем с другой женщиной и, знаете, в весьма пикантной ситуации. Кто говорит, что месть сладка? Джачинта чувствовала одну лишь горечь и опустошение. Она отпустила руку побелевшей как привидение (сейчас бы ей не понадобились белила) Рианы. Глупая, кто же играет в эти игры, если любит мужа. Мадонна Маронне оставила в покое разлучницу, но перед тем, как совсем уйти, обернулась: - Вы можете подумать, что я лгу, что я со зла, - устало произнесла она, - но я говорю правду. Я видела их своими глазами и, поверьте, мессер Лодовико выглядел вполне довольным жизнью. Вот так-то, мадонна Адриана. Эпизод завершен.

полная версия страницы