Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Соловьиный день. Апрель 1495 года. Градара » Ответить
Соловьиный день. Апрель 1495 года. Градара
Меркуцио: Дай, Господи, на всякую долю и мне и птицам...
Ответов - 11
Меркуцио: Весна в тот год радовала ранним теплом, буйным цветом. Градара встретила герцогскую чету зеленой дымкой, а через неделю принарядилась в травяной бархат и начала выкладывать свои дары: первоцветы по полям, фиалки в сад, ароматный ветерок в распахнутые окна покоев, по птице на каждую ветку и свежей травы под ноги резвым кобылкам. Меркуцио, вернувшись от миланского Сфорца к владельцу Пезаро и Градары, задышал после римских невзгод радостно, свободно. Крепость на близких к морю холмах казалась местом спокойным, лишенным всяческих интриг и каверз, свойственных дворцам Вечного города. И двор здешний, принарядившийся по приезду герцогини словно ожил после спячки, обещая изящество и жизнь изысканно прекрасную. Старинная Градара, построенная как военное укрепление и не раз осады выстаивающая, не могла похвастаться легкими крытыми галереями и портиками римских дворцов. Потому украшали ее, готовя к новым радостям с выдумкой. И едва заголосили весенние птахи, как в покоях появились клеточки из позолоченной лозы и начищенной меди, в каждой из которых обосновались зорянки да малиновки. Пришла пора и соловьиной охоты. Сговорившись между собою, молодые слуги (с разрешения управляющего, разумеется, не иначе) подгадали себе развлечение в ночных кустах. Сколько бы птиц не было переловлено, а с поимкой соловья связано было столько баек и примет, что юные сердца загадывали каждый свое, заветное… Меркуцио, как и большинство мальчишек, выросших в удаленном от города поместье, был не только знаком с приемами ловитвы, но и кое-какие тонкости знал. По весне у них в Рендоле только ленивый за птицами не пускался. А юношу обучал тому старый приятель, кузнец (иной раз и не подумаешь, насколько грубые, привыкшие к молоту пальцы способны ловко связать сетку, и не зажать до смерти хрупкую птичку, вынимая из снасти) так что не сомневался Пьетро нисколько, что порадует герцогиню новым завидным певцом, а то и парой… Всем известно, что эти маленькие и невзрачные, но звонкоголосые птицы любят забраться в ветви, например, вишневого деревца и начать там "щёлкать и свистать" едва солнце укажет, что собирается подняться. Меркуцио выбрал место в зарослях шиповника, над мелким, бодро урчащим ручейком, настроил снасть, приготовил для нового поселенца походную клетушку, затянутую парусиной и залег в ожидании. Время в предрассветных сумерках тянулось вяло, тишина стояла такая, что слыхать, как птичка крыльями забьет, подлетая к путанице тонких ветвей. Где-то подальше, в низине, уже подал голос соловей. Тот, другой соловей достанется кому другому, а мы своего обождем. Шорох в траве: должно быть, кролик проскочил, да не один – вспугнутые кем-то пронеслись зверьки и исчезли за кустами. Меркуцио, как длинноухая испанская собака, с которой на уток охотятся, бесшумно приподнялся, вытянул шею из скрывающей его травы, зорко вглядываясь в источник кроличьего беспокойства. Мир вокруг жил своей предутренней жизнью, наполняясь росой, мягким розовым светом, робким шорохом и порханием…
Verba volant: Рассвет на лугах да в лесу – дело приятное, когда читаешь о том в романах, а не отцепляешь юбку от молодого терновника, заплутав в сумеречных тенях едва начавшегося дня. Хорошо, если успеешь до росы, чулки останутся сухими. А вдруг объявится случайный попутчик – Джемма настороженно осматривается по сторонам – ей не нужны свидетели утренней прогулки, вернее, возвращения. Служанка должна была встретить на опушке, но где она… эта опушка? Вот лощина спускается вниз, к ручью и слышно неподалеку его журчание: - Розетта?.. Кричать она не решилась, но громкий шепот в тишине прозвучал так ясно, что звук вспугнул разную живность. Хрустнули ветки, закачались травяные былинки, что-то непонятное поднялось ей на встречу… - Роза?! Ах… Надо бы прикрыться, хоть передником, как приличествует девице третьего сословия, которую на людях изображает сегодня Джемма, да и скромная гамурра к тому располагает, только не привыкла она… прикрываться. Не в характере. Кем бы там он ни был, поздно в качестве защиты предъявлять испуг. Пара осторожных шагов, и она преодолела кружевную полутень, вышла из-под листвы на поляну.
Меркуцио: Девушка возникла, будто воплотившись из легкого тумана, пронизанного лучом и листвы, едва колеблемой утренним ветерком. Меркуцио в Градаре недавно. Приглядывался к женщинам, окружавшим герцогиню, высматривал Пантисилею, пытался узнать, определить причину отсутствия, все еще на что-то надеясь, но тщетно. Не много времени ему на то оставалось, в служебной-то суете, зато глаз «пристрелял»: вот та приветлива, да видно, что лишь до поры, эта – красавица, да заносчива… А есть такие, что вроде бы, одним словом только девушку и отметишь – «обычная», но нет-нет, а улыбнется, обернется, и что-то в ней особенное манит… Вот и сейчас, ранним солнечным утром, обычность показалась парню восхитительной. Темноволосая головка, холстинный фартук поверх темно-зеленой, черной в тенях гамурры, подол подоткнут, ножки в высокой траве скрыты. Кого она там звала? Подругу? Он без промедления кивнул серьезно, махнул к себе рукою: «сюда скорее», но «тс-с-с!» - палец поперек губ напомнил о необходимости блюсти тишину в присутствии соловьев. Должно быть, это из местных, новая служанка мадонны Лукреции, и отправилась она в лес так рано за цветами. Не для букетов, конечно. Покои Градары роскошны и там не место лесной простоте, но аромат ирисов и нарциссов высоко ценился в дворцовом хозяйстве. Цветочные головки топили в глиняных чанах, настаивали в тени, а после добавляли настой к воде, в которой белье полоскали. И простыни и нижние юбки становились подобны весенней полянке, а всему виной – полная цветочного вороха высокая ивовая корзина, оттягивающая незнакомке руки. Вот подошла и стала. Меркуцио не выдержал – так хотелось поскорее коснуться ее, почувствовать тепло кожи, убедиться, что все ее присутствие – не игра света, что, из травы высоко не поднимаясь, он протянул руку и легко взял тонкое запястье в кольцо своих пальцев, потянул вниз, к себе и вопросительно улыбнулся.
Verba volant: Ишь, прыткий какой! Она едва не выдернула руку, но спохватилась, что простолюдинки, по всеобщему разумению, не должно недотрогой быть, мягко высвободила ее из пальцев. Зато с корзиной рассталась с радостью. Тяжелая ноша – оправдание на случай случайной, как сейчас встречи – упала на траву, покачнувшись, освобождая благоуханный ворох. Юноша улыбался приветливо, но... молча. Для проницательного ума не составило труда по паре клеток и сетке на кустах догадаться, чем он тут занимается. Ловец, должно быть, из градарского замка, как некстати! И чтобы не перпвозбуждать чужое любопытство, она оттолкнула корзинку подальше, усевшись поудобнее, указала на снасть: «Попалось что-нибудь?» Желая показаться беспечной - что может тяготить молодую простушку рано поутру собиравшую цветы - она старательно улыбнулась юноше в ответ.
Меркуцио: Юноша отрицательно мотнул головой: «Нет!» «Может быть, рановато, а может, опоздал, и певцы уже разлетелись, но что за нужда, раз ты здесь!» Многое можно было бы сказать, но обстоятельства предписывали молчание, и Меркуцио, блестя глазами, лишь улыбался. Тут спасительная мысль пришла в голову: парень пошарил в сумке и протянул гостье половинку ягодная страты. Немного черствой, какая еще достанется слуге, но с земляникой, запахом сдобрившей луг неподалеку. Скоро солнце встанет высоко, нагреет траву, воздух пропитается ароматом ягод… но к тому времени обоим нужно будет уже быть в замке, заниматься утренними хлопотами. Пока же есть свободная минута: «Пробуй!» - одними губами шепчет Меркуцио, надеясь, что серьезное, почти что строгое выражение лица собеседницы смягчится. «Отчего же раньше я тебя не видел?»
Verba volant: И вы посчитаете, что можно отказаться? Отказать ему было нельзя. Откусила. Сухие крошки и комочки ягод попали и на язык, и на грудь просыпались, защекотали. Случайный кавалер немедленно протянул деревянную фляжку и с самым постным выражением лица принялся сдувать их. Вот тут-то Джемма рассмеялась, искренне забыв об ожидании соловьев. Теплое дыхание, близость его губ и лукавый прищур, с которым молодой человек управлялся с самодельным ветерком, подействовали – девушка, улыбаясь, потянула за шнурок на лифе, открывая доступ к крошкам, проскользнувшим слишком глубоко… Не отказывая себе в удовольствии (уж отказа она и вообразить не воображала, и не терпела никогда), позволила незнакомцу взять на себя сию кропотливую работу. Благо он был ласков, да и все что происходило - шутка, не более…
Меркуцио: Меркуцио покрыл мелкими поцелуями ее грудь, стараясь не пропустить ни родинки (сойдет за крошку), ни ямки. Уткнувшись в ложбинку, потерся щекой и, довольно урча, словно слепой кутенок, поласкал языком сосок. Что-то бормоча, властно надавил своей добыче на плечи, нетерпеливо задергал, распуская, шнуровку ее гамурры. Особого сопротивления замечено не было. Девушка дышала в такт, вздымала грудь и изгибалась проворно, согласно подставляя то один, то другой, аппетитные свои плоды. Разохотившись, руки Меркуцио переместились ниже, и подол поднялся им на встречу. Право же, весеннее утро весьма располагало к возне на душистой подстилке из ирисов и первоцветов, высыпавшихся из корзины и подмятых под спину решительной подругой тосканца. Мгновение… и он сам перекатился на спину, прижимаясь к ее груди, к животу, увлекая на себя, подсаживая… лаская прохладные ляжки, скользя пальцами вдоль изгиба под чулок, до самой коленки, стискивал податливую плоть все крепче, жестче.
Verba volant: Всадница с разметавшимися косами, привстав на коленях, нависла над парнем. Только что прикрытые в томлении голубые глаза широко распахнулись, серьезно глянули, строго, на миг встретились с карими, блестящими от страсти, и вновь прикрылись. Тела слились в обоюдном движении, зрение уступило осязанию, и чувственность, оставив взгляды и улыбки, понеслась, все ускоряясь, стремясь слиться соприкосновением, объединиться каждой трепещущей частицей. Солнце, поднявшись над кустами, ласково касалось затылка, кругом разгорался день, весна наполняла мир красками, запахами юного цветения, пением… которому вторили стоны впившихся друг в друга любовников, свившихся, словно змеи, брачующиеся на припеке.
Меркуцио: Искрящееся колесо на оси наслаждения крутанулось раз, другой, взорвалось… сладкая судорога свела тела и разделила… Не сразу понял Меркуцио, что звон, уже некоторое время раздававшийся в ушах, звучит подле него на самом деле – то звенели медные колокольчики ловчей сети, в которой билась птица. Он поднялся на колени, снова рванулся к поднимающейся девушке, поцеловал припухшие губы и лишь теперь, бросился по делу, на ходу стягивая срединные шнурочки на штанах. Пальцы дрожали от возбуждения, когда вслед за одной страстью, удовлетворил он другую, с осторожностью выпутывая соловья из петелек. Прикрыл его выбившейся полой камизы и отпустил уже в клетку. - Господи, да тут второй! – Не веря удаче, обернулся Меркуцио к девушке, потянув все еще звенящую бечеву. – Ты - мое счастие! Кого назвал он, птаху или случайную свою любовницу, и сам еще не понял…
Verba volant: Джемма, все еще в неге и тепле наступающего утра потянулась навстречу лучу, подмигивающему сквозь траву, что пылкий юноша не успел обмять возле ее головы. Следя за его деятельностью (а все чем занят, он, похоже, исполнял со страстью), начала прихорашиваться - укладывая косы, шарила вокруг себя руками, разыскивала гребень, и уже бранила себя за глупость, задержавшую ее в лесу. Солнце поднялось - она опасливо взглянула поверх кустов, поверх деревьев, прикидывая, насколько опаздывает. Счастье? Ах, господибоже! Да разве в этом… Настало время рассмотреть его получше, может быть, запомнить: одет чисто, проворен, нагл, приветлив – любопытно, кто он? Ах, неважно чей он сын, мало ли обедневших дворян крутится на посылках у знати. Вот и у него перстень на пальце, а шоссы самые простые, разве что камиза тонкого льна, да как бы ни с чужого-то плеча… Ну, будет с него: - Ты, ведь, из градарского замка? Там живешь?.. – И опередила встречные расспросы, - …Меня хозяйка с утра послала, задержалась я с тобой… До города еще далеко идти… Прощай! Поднялась, оправляя юбку, и подумала, что как-то не по-людски, с ним объясняется, добавила теплоты: - Ты не подумай, парень ты ладный, только… - Джемма протянула руку, предостерегая его порыв, - …не ищи меня. Я помолвлена. А тут… Пошутили и будет!.. Однако, женское сердце не камень. Парень оторопел с таким убитым видом, что Джемма, построжившись, шагнула к нему, приникла к губам и тут же отскочила, увертываясь от рук.
Меркуцио: - Нет! Куда же… Утренняя, волшебно сияющая дымка исчезала, зарождающийся легкий ветерок пробежал по кустам. Пальцы Меркуцио лишь скользнули по рукаву беглянки, как она скрылась в густой листве. Юноша бросился следом, но зацепился ногой за брошенную корзину. Как же так… хозяйка послала… Он присел, сгребая душистый ворох мятых ирисов с травою вместе, с маками, попавшимися под руку. Подхватил отяжелевшую плетенку, цепляя за ветки, заторопился на незаметную тропинку и остановился лишь на краю невысокого песчаного обрыва, границы соснового леса. Дальше шла песчаная полоса, дальше – заросли ежевики и дорога, возле которой трое встречавших кутали его простушку-подругу в плащ небесно-голубого шелка. Ветерок и яростный птичий щебет не позволили юноше услышать то, что сейчас же подтвердило бы его догадку. Сердце, вроде плененной птахи, яростно затрепыхалось в груди, должно быть, благодарило судьбу за мимолетную встречу... - Вы так задержались сегодня, госпожа, я беспокоился… - Простите, мадонна, я не подумала, что у ручья свернете… - Куда прикажете, мадонна? Нам надо торопиться! - В усадьбу, Фиделио, отец, боюсь, уже проснулся, пойдут разговоры… Эпизод завершен
полная версия страницы