Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Обмен ролями. 20 апреля 1495 года. Градара » Ответить

Обмен ролями. 20 апреля 1495 года. Градара

Бальдассаре:

Ответов - 15

Бальдассаре: Бальдассаре покинул Рим в самом конце февраля. К счастью, слух, что Джованни Сфорца с супругой собираются вернуться в Пезаро, успел застать торговца в Вечном городе. Никто не мог бы поручиться за то, что он правдив или что владетель Пезаро и Градары вдруг не передумает, но Бальдассаре решил, что после возвращения в Милан обязательно направится на побережье Адриатики. В конце концов, там не было франков, который хозяйничали по всей остальной Италии, то есть в тех ее местах, что лежали на пути их следования в сторону Неаполитанского королевства. В Милане Бальдассаре поэтому задержался на две недели, что не очень-то много для того, кто давно не видел семью и кому пришлось проделать большой путь, но большой срок промедления для того, кто хочет всюду успеть. Дальше он двинулся к Венеции, от которой направился вдоль побережья, мимо Риччоне и Римини, прямо к Пезаро, где выяснил, что не прогадал. Начало апреля застало его в Градаре, где жила Лукреция Борджиа, придворная жизнь вокруг которой была бурной и щедрой на праздники и увеселения, и где много времени проводил сам герцог. Здесь сразу после Пасхи намеревались устроить ярмарку, пропустить которую торговец, конечно, не мог. Первый послепасхальный день выдался солнечным и очень теплым. Над площадью плыл запах сдобных булок и жареного мяса. Шум и гам стоял такой, что можно было оглохнуть, но для торговца звуки эти были слаще райской музыки и наполнены самой настоящей гармонией. Под натянутым пологом - чтобы не выгорали - были разложены ткани. От самых простых до богато украшенных. О самых же дорогих, с золотым и серебряным шитьем, которые не стыдно бы было предложить самому герцогу и которые никто бы не отважился вывалить на глазах у толпы, можно было узнать только у самого Бальдассаре, наблюдающего за тем что делают его приказчики как будто со стороны. Его и увидеть было нельзя, если только не приглянуться к самому темному под пологом углу. Отсюда он внимательно наблюдал за происходящим, ожидая, вдруг залетит какая-нибудь важная птица, к которой нужен особый подход.

Battistina Cibo: Градара гостеприимно приняла всех, кто захотел покинуть Рим, будто копоть стереть мрачные воспоминания о франкийском присутствии, о чудовищной церемонии ивеституры, о всей той зимней грязи, которая забывается мгновенно, едва пробьются сквозь нее первоцветы. Баттистина покинула Город вместе со свитой герцогини Пезаро, приглашенная присмотреть за садом, как в шутку отметили между собой придворные, посадить пару розовых кустов… Если о том поминали, она и не отрицала, улыбаясь, а возможности побродить по молодой траве, планируя куртины и аллею, без сопровождения приставленных к ней придворных «подруг», только радовалась. Но атмосфера всеобщего праздника, радости и легкой влюбленности, атмосфера двора мадонны Лукреции, пронизала и ее дни. Порозовели щеки, захотелось принарядиться, примерять, выбирать, обсуждать сборки и выточки… Пасхальная ярмарка расцвела на главной городской площади. Высоко уложив тяжелую каштановую косу, Баттистина, в оранжевой симаре, поверх котты тепло-розового цвета, отделанной золотым галуном и множеством золоченых, только вошедших в моду пуговок, плыла в толпе, словно лакомый пухлый золотисто-розовый персик. С подвеской – золотым колокольчиком на тонкой золотой цепочке, она звенела радостным смехом в ответ на все приставания лавочников в тканевом ряду: - Ах, нет, какая шерсть, мессер, уже жарко! Да будь хоть самая вишневая и распрекрасная, все одно до осени не впрок! И тут взгляд ее упал на яблочно-зеленый плотный шелк и никуда уже больше Баттистина не пошла, не в силах отнять руку от блестящих складок, и уже видя в них рукава и фалды. К эдакой красоте надо бы еще парчи венецианской на лиф!

Бальдассаре: Сначала Бальдассаре увидел не лицо, а одежду, что можно списать на издержки повседневных занятий. Цвета выдавали праздничное настроение, ткани и покрой - женщину скорее аристократку. Торговец зашевелился, и из состояния полусонного и на первый взгляд могущего показаться безразличным, обратился вниманием. Он как будто напружинился, готовый к разговору или даже какому-нибудь действию. Потом взгляд перешел сначала на руки, а потом и на лицо. Привыкший к постоянным встречам, после которых нельзя никого не забывать - ни того, кто оказал услугу или способствовал барышу, ни тем более того, кто был уличен в прямо противоположном или же оказался пустым и бесполезным, Бальдассаре увидел, что лицо знакомо. Ему не потребовалось много времени, чтобы вспомнить, когда именно он встречался с этой женщиной - полгода минуло со встречи, что нельзя было счесть большим сроком, пусть даже с той поры прошло много событий и в жизни самого торговца, чего уже говорить о всей Италии. Глаза Бальдассаре прищурились, и в них мелькнула и ирония и любопытство. Помнится, в прошлый раз с мадонной Баттистиной они встречались в Риме, и казалось, что она не имела желания трогаться с места. - Хорошая ткань, хороший выбор, мадонна, - Бальдассаре поднялся со своего места и, заступая на место отошедшего в сторону приказчика, привычным жестом провел по материи, - рядом с крашеной шафраном рубашкой будет выглядеть нежно, рядом с белой - празднично.


Battistina Cibo: Ресницы ее взметнулись прежде, чем мелькнувшую гримаску удивления сменила вежливая улыбка: привычно-зазывный говорок приказчика сменила другая речь, и хотя слова звучали обычно для продажи, интонации и легкая ирония… что-то знакомое было в этом низковатом тембре. Ах, чертово прогорклое масло, а ведь уже забываться стало! Вот как тесна пригосподняя земля, если довелось встретиться в новом месте с тем, один голос которого напоминает о неприятной ситуации. - Празднично, как весенний сад. - Согласилась Баттистина, «отступая» в разговоре ради того, чтобы побудить собеседника развить свое наступление. Здесь этот торговец будет важен: очевидно, что он - полновластный хозяин, и в своей стихии, и товар разложен ради удобного и долгого осмотра, и подручных вон сколько. Маленькая пауза, готова была затянуться, но любопытство победило. Ведь ничего же страшного в том нет, что бы спросить: - А чем еще вы можете развлечь меня, мессере… ведь это все это чудесное великолепие, украсившее ярмарку - ваше? Вопрос получился несколько многословным, но не станет ли подробнее ожидаемый ответ?

Бальдассаре: - Можно сказать, что и мое, мадонна. А можно сказать, что и не мое. Разложено здесь, потому что настоящего хозяина ждет. Пусть заплатит мне только за хранение. Бальдассаре было не впервой говорить, при это ни о чем, но единственно - ради обоюдного удовольствия, от которого и рождаются часто сделки, потому что купить можно много у кого, и хороший товар - тоже, да и по цене приличной, так что задержать покупателя рядом с собой - это и есть настоящее искусство. Не меньшее, чем привезти шелк из Милана в Неаполь. Бальдассаре наблюдал за Баттистиной с некоторой долей любопытства. Как занесло ее так далеко от Рима? - Товар хороший, да и много его. Весь не расхвалишь. А вы скажите, мадонна, для чего ищете? Одно дело, если дома одной сидеть, другое - если кому-нибудь показываться. Или домой обратно собираетесь и для нового дорожного платья материю ищете? Или кому-нибудь показаться так, чтобы особенно глаза ваши видны были? Есть шерсть тонкая, или шелк крученый, и шелк, который, как пух, легкий. Или бархат благородный. Да и цветами не обижу. Хоть зеленый, как молодая листва, хоть голубой, как летнее небо. А можно и алый, как губы у Авроры.

Battistina Cibo: Да уж, ловкостью язык этот Господь не обделил, как и его хозяина умом. Перед Баттистиной красовался один из самых, пожалуй, успешных торговцев, и она, наматывая ткань на кисть руки, из всех сил притворяясь, что проверяет ее доброту, теребила и мяла, а сама таяла от вкрадчивой речи. Ни голубой, ни алый… Хотелось новостей таких же веселых и свежих, как трава, бархатом покрывшая пригорки, хотелось изменений каких-нибудь, пусть даже незатейливых. Жемчугом что ли лиф отделать? Так то не особо ново… От рассеянности она стала вдруг не к месту серьезной: - Не то, чтобы ищу, мессер, скорее просто любуюсь, и правы вы - не для чего мне такая роскошь. Я здесь гостья, гуляю до поры без дела. – Она выпростала руку из зеленой волны, потянулась к развешанным подле галунам, качнула скрученную в жгут ленту. – Да что и говорить, наверняка вы дорого запасы свои цените. Деньги с нею были. Но было их мало. Если бы не волшебной силы цвет, не подошла бы Баттистина к этой выставке, надеясь подыскать себе что другое, чем ношеное платье подновить. Так нет же, теперь невозможно оторваться: ткань, что игрушка девочку, манила. «Ни себе куплю, так найду, кому ее сосватать» - подумала Баттистина, улыбаясь то шелку, то продавцу. Все это время украдкой она выглядывала отставшую в толпе Филиппу, когда же та показалась – тоже шейку тянула, искала взглядом госпожу – махнула ей призывно: быстро сюда, дело есть. Две женщины сблизили головы: - Ступай, найди монну Терезину с монной Марией, скажи – пусть идут сюда, я им покажу нечто удивительное! Служанка, наметанным глазом оценив разложенное великолепие прикусила нижнюю губку и кивнула – есть чему подивиться! Хозяйка, которая помимо прочего, намеревалась продемонстрировать приятельницам и самого Бальдассаре, того стоившего, кивнула с гордым видом первооткрывателя: - Поспеши, Филиппа!

Бальдассаре: - Дорого или недорого, а ровно столько, сколько стоят они, мадонна, - Бальдассаре оценивающе посмотрел на Баттистину, когда решил, что она его взгляда не увидит, - хороший товар низкой ценой оскорблять мне не хочется. Как и хорошего покупателя ценой слишком высокой. Он назвал цену и на ткани, и на тесьму, и на все, на что, как ему показалось, упал взгляд Баттистины Чибо, зная, что нельзя за эти цены его назвать ни излишне бессовестным, ни простоватым. Хорошая цена для базарного дня. Все равно купят, с руками оторвут. О покупательнице он свое мнение уже почти составил. Точнее о том, что никакой покупательницей она, похоже, не была. Интересная женщина, все время что-то представляет, как будто разыгрывает. То с маслом, которое вовсе не масло было, теперь вот с тканями, которые и смотрит и покупать не собирается. Темнить мадонна Баттистина любит. - Как-то у нас с вами все не получается, мадонна. Ни вам мне продать, ни мне вам. Любопытно бы было мне узнать, вы масло то кому-нибудь смогли удачно предложить?

Battistina Cibo: Любопытство, как известно, губительно… Мессер Бальдассаре изволил напомнить ей о причине давешней встречи и лишь гордость помешала Баттистине ответить: так видно Господу угодно, что попусту сводит. Она лишь улыбнулась, выгадав паузу. Да, розовое масло было для аристократки лишь наиприятнейшей игрой, лишь поводом отвлечься, мучительный досуг занять, да и доход приносило не великий, но радовало лишней монетой и жаль было, что пришлось оставить это дело. Гостя ныне в Градаре, она то и дело обращалась мыслями к тому времени, когда заботами голова была занята, а не тем, как нарядиться сегодня. Праздность раздражала ее ежедневной суетою своею и тем, что однажды почувствовав себя вычеркнутой из круга, никак не могла вернуться, стать своею в нем вновь. Но не могла и в свое крохотное поместье вернуться, не объяснив свое затворничество веской для аристократического общества причиной. Будущее никак не представлялось ей, и от этого тумана делалось на душе тоскливо. Ответила Баттистина Чибо так, как подобает неопытной в делах женщине отвечать умудренному делами мужчине: - Я последовала вашему совету, мессер Бальдассаре. Все предложила монастырю. Вот, кстати, пришлась наша встреча – поблагодарить вас! Признав старое знакомство, она тем не менее не пустилась в подробности, уточняя, как удалось ей расстаться с тем трижды клятым маслом. Какое право дело этому человеку, до того, что уязвленная неудачей гордость помешала дальше запросто спровадить тухлятину, выпрашивая за все «хоть сколько-нибудь» монет. Нет, Баттистина велела проварить некую часть со значительным количеством пихтовых иголок, почти полностью отбив запах, а остальное (с чем более возиться не хотелось) продала прижимистому келарю как дешевое сырье для лечебного пихтового масла. Да еще подсказала, как монастырь может на том поживиться, продавая его мирянам. Стыд – хороший учитель, мысли повторять сей урок в голову больше никогда не придет. Единственно о чем искренне сожалела Баттистина, сама того не понимая, так это по азарту торга, который ощущала едва предложив кому-либо фиалы свои с ароматным розовым, а позднее - удавшимся таки маслом пихтовым. Предложить, расположить к себе, удивить, убедить… да еще и получить вознаграждение за удовольствие обладать такими прекрасными вещами. Так вот теперь по доброте мадонны Лукреции, возвращенная в свой исконный круг, аристократка, сама отчет себе не давая, скучала по плебейскому торговому занятию. - А что до покупки, то если не я, так другие возьмут, - угадала она ход мыслей миланца, - материи у вас для женских глаз привлекательны, сами себя продадут!

Бальдассаре: - Ну что вы, мадонна, не стоит благодарности. Это было несложно. У меня опыта, мадонна, уж простите за прямоту, все-таки побольше вашего будет, - Бальдассаре усмехнулся. - Ничего обидного в этом нет. Каждому надо заниматься тем, - он многозначительно возвел очи небу, - к чему он приставлен. А если рожденный торговать будет воевать, то что же из этого получится? Небо ответило Бальдассаре пронзительной синью напополам с солнечными лучами. Хороший для торговли день. Да и вообще время хорошее. Несколько дней в Градаре, а потом можно в обратный путь. Все также, через Пезаро и Виченцу. Чтобы минуя франков. И уже добравшись до Милана, точно отдохнуть месяц хотя бы. Соваться пока на юг рано. Жалко, конечно. Франки всю торговлю, будь они неладны, попортили. Но можно и отдохнуть... Когда в последний раз долго сидел дома? Уже и не вспомнить. Пока лавируешь между "здесь тихо" и "здесь уже опять война началась", старший сын уже бородой обзаведется, даром что пока только буквы складывать учится. Да, пожалуй, что и хочется уже ненадолго сделать вид, что создан для оседлой жизни. Потом надоест, конечно, но месяц-то... Пусть надоест. И срываться с места будет приятнее. - Ничего хорошего и не получится. Торговец не думал обижать своими речами аристократку. Он искренне полагал, что не сказал ей ничего, что было бы для нее новостью. Так зачем же лицемерить? - Вы, мадонна, лучше покупайте красивые вещи. Для красивой женщины это самое лучшее занятие. И самое правильное.

Battistina Cibo: Ох, лучше бы он сразу сказал… Сразу перечислил бы все, что по его мнению лучше для женщины, да еще для красивой: радовать до поры мужской взгляд, а после - сидеть дома, думать о муже, рожать и вскармливать детей, жемчуга в сундуках пересчитывать… Ничего этого у Баттистины уже не будет. Могло бы быть, но ускользнуло меж пальцев, как тот жемчуг, что не будь помянут… Мир ее стал другим и наполнять его следовало другими страстями и радостями. Хотя красивым вещам, конечно, в жизни место есть всегда. А вокруг гудела ярмарка: визжали где-то свиньи, неподалеку торговец громко прославлял кухонные специи, орали мальчишки гоняя собаку, местный краснодеревщик здесь же, на развлеченье покупателя, точил ножку для стола, пела какая-то девушка возле водоноса, приглашая напиться, пускали солнечные зайчики медные зеркальца на длинной палке уличного разносца, бряцали о них и звенели медные мониста, ярко начищенные «золотые бусы», все звучало, как могло радостнее, приветствуя пришедшую весну. Послышался стук деревянных подошв – приближались ожидаемые Терезия и Мария, щеголихи, каких мало, пестрые и веселые, словно пташки. Тереза, то отталкивая руку почтительной Филиппы, то опираясь на нее, покачивалась на высоких патини*, купленных только что, спешила, придерживая подол, показывала толпе свои ярко расшитые сафьяновые башмачки. - …Ах, надо же попробовать, прежде чем в грязь надевать! – Оправдывала она то, что смешила всю толпу неуместным для сухой погоды выходом. - Разумеется, не дождя же дожидаться! – Встретила ее улыбкой и Баттистина. – С обновкой тебя, Тереза. А я тут все выбрать не могу – взгляни, Мария, какой роскошный алтабас! Золотые трилистники! - К нему бы подобрать шелк затканный… Четыре руки потянулись к прилавку, принялись гладить, мять, прикладывать одно к другому, к своим плечам, сравнивать. С краю пристроилась Филиппа, сперва заложив руки на груди, подальше от соблазна, но вскоре сдалась, потянулась рассматривать шитье по краю и увлеклась обсуждением. Все четверо переполошили приказчиков: подай то, покажи это… - Нет, не хорошо, надо сюда розовый приложить… Ты возьмешь этот, Мария? - Вот уж не знаю, хочу смарагдовый! Баттистина наслаждалась создавшейся суматохой. Обсудить то, что нравится, представить, как будешь носить, красоваться. Азарт продажи, предложения другому, его уговорам, пополам со страстным желанием обладать самой, овладели ею. А вот не оставлю я им зеленый шелк! - Мессер… Бальдассаре, - она заговорчески приблизилась к нему, неся легкий аромат роз прошлого лета и чуть стесняясь на людях компанейского жеста в сторону мужчины, потому прикрыла грудь рукавом приподнятой руки, - ничего хорошего не выйдет, если я оставлю здесь этот рулон, изведусь после… Но денег моих не хватит, а в долг брать не буду, позволите... мне чем-нибудь помочь вам? ______________ *Patiniers – «галоши» средневековья, деревянные платформы на двух каблуках – под носком и под пяткой – что бы носить в дождливую погоду. Одеваются сверху на повседневную обувь.

Бальдассаре: Бальдассаре старался не суетиться и излишне не мельтешить, не вмешиваться в разговор дам, которые, как водится, когда их было более одной, сами себя и друг друга уговаривали, сами товар нахваливали и сами высматривали самое лучшее. Была, конечно, опасность, что, испугавшись цены немалой, они еще и сами себе и друг другу внушат, что ткани ни на что не годятся или просто не нужны, но, прислушиваясь чутко к разговору, Бальдассаре пока той опасности не слышал. Даже наоборот, что бы ни говорила о себе мадонна Баттистина, а вновь пришедшие дамы не были похожи на тех, кто просто так пялится. По всему выходило, что к роскоши они были вполне привычные. - Если не знаете, какой из двух выбрать, берите оба, - усмехался в бороду торговец, насмешливо щуря глаза и подначивая возможных покупательниц. - Ярмарка всего будет несколько дней, а потом уже только если далеко за тканями выбираться, да и то такого товара ближе, чем в Венеции или Болонье уже не найдете. "Все-таки дыра эта ваша Градара, да и Пезаро вместе с ней", - про себя подумал миланец. И все посматривал то на одну даму, то на другую, то на Баттистину, гадая, что за птицы такие они, да какого теперь полета его старая знакомая? По всему выходило, что не самого низкого, а что про нужду в деньгах говорит, так иногда на нехватку денег и герцоги жалуются, и которые покрупнее местного владетеля будут. Из гостей герцога Пезаро, может быть? Или даже приближенных? Словно в ответ на его мысли к нему наклонилась со своим предложением Баттистина. Помочь ему? Что же, помощь - дело всегда хорошее, и Бальдассаре никогда от нее не отказывался, вот только чем она думает ему помочь? - Спасибо, мадонна, хорошим никогда не пренебрегаю, - добродушная ирония опять проявилась и в словах, и в интонации, и во всем облике. - Если знакомые ваши дамы купят все, чего им сейчас хочется, то выбранное вами отдам за две трети цены да за помощь, уж сделаю вам приятное. Только скажите мне, не томите любопытством, какой помощью вы меня осчастливите?

Battistina Cibo: … И никаких вам: «Ах, не утруждайте себя, любезная мадонна, услугами, берите за полцены и радуйтесь.» Нет. Мессер Бальдассаре не отступается от своей методы – четко расценивает все, даже помощь. Баттистина улыбнулась. Баттистина собралась уже рот открыть и пообещать того, чего сама пока не придумала, но вовремя спохватилась и только многообещающе кивнула. - Я все решила, Тереза! Тебе не годится розовый, я возьму его. – Будто отдавая распоряжение о единственно необходимом, Баттистина обняла за талию даму, которая уже было намотала на руки и на плечи пол-штуки розового шелка, затканного мелкими попугаями и как раз прицеливалась к золотому же канту с продернутыми сквозь него малиновыми нитями. – Ведь правда, Мария?! Розовый больше пойдет мне? А ты возьмешь тот яблочно-зеленый. У тебя уже есть два зеленых платья, будет еще одно… Мария, озадаченная необходимостью расстаться с выбранным ею золотисто-коричневым в пользу зеленого, еще теснее прижала к себе коричные складки: - Воля твоя, Баттистина, но зеленого мне довольно! И Терезия… Она же смугла, как же ей может не пойти розовый! Напротив, тебе бы, с рыжиной твоей, взять зеленый! - Полно, дорогая, где ты увидала у меня рыжину? – Не сдавалась Чибо, блестя на солнце темной медью (в кои-то веки захотелось яркого шелка и за то приходится воевать). – Я такая же брюнетка, как и твоя подруга! - А я… Я плачу за розовый! И немедленно пакуйте его! - Это Тереза соскочила с деревянных каблуков и кинулась к приказчику. Ах! Баттистина только усмехнулась и взялась за Марию, объясняя непонятливой, как важно не изменять себе в выборе цветов – раз решила носить только зеленое, при чем же тут коричневый? Четверть часа спустя довольные собой подруги, объединившиеся против третьей и сообща отвоевавшие у нее свои желания (которым, впрочем, лишь умело потакали) в сопровождении нагруженных свертками бальдассаровых помощников гордо направились прочь, победоносно метя хвостами платьев ярмарочную пыль. Умолкнувшая Баттистина нежно погладила сбитые в кучу у края прилавка весело-зеленые складки. Впрочем, умолкла она ненадолго: - Я познакомлю вас с закупщиком герцога Пезаро, мессер Бальдассаре. Разве не найдется у вас пары возов тоньчайшего льна или отбеленного батиста на рубашки господ его двора? А то и сам Его светлость заинтересуется бархатом, кто знает…

Бальдассаре: Теперь Бальдассаре оставалось только стоять в стороне и помалкивать, улыбаясь в усы и наблюдая за тем, как Баттистина Чибо торгует его товаром. Надо было заметить, что получалось у нее весьма ловко, что торговец весьма оценил. Теперь он смотрел на даму с истинным уважением, которое можно вызвать в человеке тем, что продемонстрируешь ему те умения, в которых он считает преуспевшим себя. Приказчик в лавке Бальдассаре все норовил вмешаться, полагая, что хозяин рассердится на то, что в его владениях приказчики настолько нерасторопны, что приходится управляться самим покупателям, но был остановлен. Бальдассаре взял его крепко за локоть и прошептал одними губами : "Будет тебе, оставь. Не видишь что ли? Госпожа тешится". Тому осталось только недоуменно пожать плечами и отступить. - Примите мое восхищение, мадонна, - Бальдассаре решился сказать даме приятное, пусть и было оно двусмысленным - похвалить аристократку за успехи в торговле, хотя теперь, кажется, и уместным, - у меня бы так и не получилось. Если бы мои приказчики такими умениями обладали, то я бы здесь не дольше часа стоял. Поминание герцога Пезаро не то чтобы удивило, но оказалось неожиданным. Многое объясняло, правда. Вот по какому делу римлянка вдруг в Градаре объявилась! Неужели в свите герцогини? И неужели о нем слово замолвить хочет? Вот это услуга так услуга. О такой Бальдассаре из Милана и не думал даже, затевая разговор. - Мадонна, за одно только намерение любая из выбранных вами тканей будет вашей. А если у меня будет возможность угодить самому его светлости или его супруге... то у вас не будет причин считать меня неспособным на благодарность.

Battistina Cibo: Вот если б правда «за одно только намерение!..» Ибо Баттистина, только что придумавшая, чем «порадовать» торговца тканями, не представляла пока, что за случай сблизит ее с управляющими хозяйством Пезаро дворянами настолько, что позволит разорвать устоявшиеся связи и завязать свой крепкий узелок. Подойти же к правящей чете с предложением купить именно эти ткани, именно из этой лавки по причине доброго к ней расположения… По-видимому, от этого шага Чибо удерживала какая-то ложная стыдливость, да и не было уверенности, что уступка ее просьбе не окажется обычной вежливостью, а вслед за тем, не окончится дело и вежливым отказом. Нет, нужно повернуть все так, чтобы обитателям градарского замка самим захотелось коснуться бальдассарова бархата, чтоб стало это жизненно необходимым… Стоило поразмыслить, найти союзников, подгадать под нужную минуту – солнечные весенние дни гостьи Градары готовы наполниться новым смыслом, а пока: - Благодарю вас, мессер… и заранее благодарна… если дело сладится к нашему общему удовольствию. – Баттистина жестом владелицы развернула к себе штуку зеленого шелка и, отстранив поспешно протянутые руки приказчика, легко подкидывая, принялась сматывать свое добро. Каждое прикосновение доставляло ей особое удовольствие. Такое, наверное, получают после успешной охоты… - Я дам вам знать, как что устроится, через пару дней… Филиппа! Ткань была передана верной наперснице (ни к чему нам чужие приказчики, сами справимся), которая прижала ее к себе с не менее довольной улыбкой. А хозяйка ее, полагающая, что даже самые любезные слова подлежат проверке, все же распустила завязки кошелька и протянула уважаемому торговцу на ладони горсть серебряных монет: - Пусть уж и Филиппа себе что-нибудь выберет!

Бальдассаре: Когда Баттистина и ее служанка определились с выбором, Бальдассаре кивнул одному из приказчиков, чтобы помог женщинам отнести покупки. У жеста этого, кроме обычной почтительности, проистекающей из благодарности и желания услужить тому, кто послужил твоему кошельку и благосостоянию, была и другая цель. Торговец хотел знать, где дама живет. Вернувшийся приказчик подтвердил, что Баттистина скрылась в замке Градары, и по всему было видно, что именно в нем она и обретается. Бальдассаре коротко кивнул в ответ. Не то чтобы он не верил - хотя, помнится, эта дама и пыталась его уже обмануть - но привычка проверять была одной из главных. - Герцог Пезаро, герцогиня Пезаро, - бормотал торговец, в задумчивости глядя на опустевшее место на прилавке - то самое, что совсем недавно занимал отрез яркого зеленого цвета, - почему бы и нет? Если уж миланскому герцогу удается продавать, то его племяннику сам Бог велел, как говорится. Он еще не очень верил в то, что дело выгорит. Даже если желание помочь у дамы были достаточно искренним и она не страдает обычно короткой памятью. Благие намерения - дело не всегда достаточное, к ним должны прибавиться везение, удачный момент, да еще пара-тройка нужных обстоятельств. Но лишняя возможность всегда нелишняя, поэтому о подаренной ткани Бальдассаре не жалел. Десять раз вложишься - хотя бы два раза выиграешь, чтобы искупить все издержки. А ему всегда везло, что и говорить. Так что остаток торгового дня Бальдассаре из Милана провел в добром расположении духа, и был особенно улыбчив и предупредителен. Эпизод завершен



полная версия страницы