Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Теория и практика банковского дела. 24 января 1495 года. Полдень » Ответить
Теория и практика банковского дела. 24 января 1495 года. Полдень
Этьен де Век: Рим, Палаццо Венеция
Ответов - 22, стр:
1 2 All
Этьен де Век: Как рассказывали Этьену де Веку еще в Тоскане, Раньеро Перуцци слыл человеком ловким. Богатство его, как и положено в мире, населенном созданиями несовершенными, вызывало зависть, однако иных причин для ненависти к нему со стороны французов невозможно было отыскать даже самым завзятым крючкотворцам из Сорбонны или Дижонского парламента. В противостояние Карла Валуа и итальянских правителей он не вмешивался, по крайней мере, открыто, а посему причин для личной неприязни к финансисту у бывшего воспитателя дофина, а ныне королевского советника, не было. И все же мессер Перуцци был обречен на участие в истории, писавшейся в те дни выстрелами французских орудий и медоточивыми посулами обитателей Ватиканского холма. После провала затеи с шантажом Кастальди, по твердому убеждению сенешаля, дешево оценившего вмешательство людей Карла в его собственные темные дела, кто-то должен был проявить сочувствие затее христианнейшего монарха в отвоевывании трона анжуйских родичей и поспособствовать сему благому делу тугим кошелем. Среди множества уроженцев Ломбардии, Тосканы и Романьи, называвших себя финансистами, выбор де Века пал именно на сьера Раньеро. Его жизнеописание, стоившее сенешалю пары десятков золотых дукатов, так заинтересовало провансальца, что в римскую резиденцию счастливого отпрыска известного на всю Италию банкирского дома нагрянули латники из личной охраны советника. - Мессер Перуцци, - голос лейтенанта Арно де Шатонефа звучал столь жизнерадостно, а взгляд светился такой безмятежностью, что заподозрить неладное в самом его появлении было невозможно, если бы не вооруженные до зубов солдаты за его спиной, - прошу меня простить за вторжение, но мессер де Век, советник его королевского высочества, просит принять его приглашение посетить Палаццо Венеция. Как можно скорее, - добавил Шатонеф, успев белозубо улыбнуться молоденькой служаночке, со смесью страха и любопытства выглядывавшей из-за массивной портьеры гранатового бархата.
Раньеро Перуцци: Неожиданный и более чем нежданный визит застал Раньеро отдыхающим после позднего завтрака. Для семьи Перуцци, предоставляющей займы под грабительские проценты - впрочем, сами банкиры называли это защитой от возможных рисков, и уже изрядно нагревшей руки на претензиях Карла VIII на неаполитанский престол, горловая речь франков звучала музыкой. Но музыка хороша тогда, когда звучит где-то вдалеке, а не мучает ухо скрежетом несмазанного колеса. Слишком уж благодушно улыбался лейтенант де Шатонеф, чтобы можно было счесть его улыбку искренней. Служанка, осторожно выглядывавшая из-за портьеры, ойкнула, зарделась. Она даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть, но была остановлена многозначительным покашливанием за спиной. Дородный мужчина - домоправитель, грозного баса которого опасалась вся челядь, покачал головой, не одобряя любопытства, и цыкнул, прогоняя девицу туда, где ей самое место - на кухню. Он чувствовал себя неуютно, казалось, он даже ростом меньше стал. Самому маленькому из солдат он доставал едва ли до плеча, и от непривычности ситуации ему было не по себе. Подбирали их, что ли? Раньеро, от внимания которого не укрылись ни настойчивость приглашения, ни стать самих приглашающих, тем не менее не торопился. - Я польщен столь лестным приглашением. И без сомнения не заставлю себя ждать. Будет ли удобно господину советнику, если я навещу его послезавтра? Два дня - вполне достаточный срок, чтобы попробовать узнать, зачем же именно он понадобился де Веку, и при этом не быть слишком похожим на проволочку, которой он несмоненно являлся.
Этьен де Век: - Мессер де Век настоятельно просил вас поспешить, - улыбка по-прежнему сияла на смазливом лице Шатонефа, но взгляд гостя был не теплее его доспехов, за месяц пребывания в Городе вдоволь изведавших промозглую сырость римской зимы. - Он желает обсудить некие безотлагательные дела, и будет крайне опечален, если вы не почтите его своим визитом. Латники, в отличие от своего лейтенанта, не способные похвастаться глубокими познаниями в италийском наречии, все же уловили общий смысл его слов и искренне наслаждались замешательством Перуцци. Так кошка, еще не слишком голодная, чтобы немедленно наброситься на добычу, забавляется с мышью, правда, французы, в отличие от маленького хищника, за время похода успели прославиться особой изощренностью в способах членовредительства и жестокостью в методах умерщвления ближних своих. Подобная слава нисколько не смущала этих рубак, наоборот, они ею кичились, как иные похваляются победами на ристалище или в алькове. И потому рыжеволосому финансисту не приходилось рассчитывать на облегчение своей участи, а если он полагал обратное, то подчиненные Шатонефа всегда были рады исправить оное заблуждение. - Велите подать вам плащ и шляпу, мессер, - добавил лейтенант, движимый внезапным человеколюбием, вперемешку с нежеланием затягивать пребывание в доме Перуцци, - на улице отнюдь не жарко.
Раньеро Перуцци: Торговаться можно только тогда, когда собеседники находятся в равном положении. Перуцци не считал себя трусом, но и глупцом, ищущим истину в споре с вооруженными до зубом солдатами, он тоже не был, и уже тем более не мнил себя оратором, способным переубедить военного, которому отдали приказ К тому же о бесчинствах франков он был хорошо наслышан - кухарка исправно приносила новости с рынка: то об очередной лишенной невинности девице, то о злосчастном торговце, лавка которого приглянулась доблестым воинам Карла Любезного, то и вовсе о спаленной в пьяном угаре целой деревушке. А сколько людей просто сгинуло - и думать не хотелось. Поняв, что визит состоится в любом случае, пойдет ли он сам или понесут его, связанного, что пук соломы, Раньеро разумно решил, что своими ногами сподручнее будет, поэтому он громко объявил домашним о том куда и с кем он направляется, цыкнул на служанку, замешавшуюся с плащом и с достоинством произнес: - Если в моих силах уменьшить печаль господина де Века, то не будем медлить. Судя по всему, мысль об отказе не приходила в голову лейтенанта де Шатонефа. Возле дома, лениво пофыркивая, банкира ждала приготовленная для него лошадка. Вернее ее было бы назвать клячей, но это лучше, чем ничего, а, как не без оснований подозревал Перуцци, его бы породистый жеребец мог бы случайно потеряться в чужой конюшне. Выдержки банкира хватило, чтобы не задавать вопросов посланцу, но неприятный холодок, не имеющий никакого отношения к промозглому дню, не давал дышать полной грудью. Раньеро и сам не знал, чего он сейчас больше хочет - узнать, зачем его так любезно позвали, или никогда не узнать этого вовсе.
Этьен де Век: Развлекать финансиста разговорами в обязанности лейтенанта не входило, благо расстояние между домом Перуцци и резиденцией французского короля было невелико. Солдаты совершенно не обращали внимания на своего попутчика и перебрасывались грубоватыми шутками, пока копыта их лошадей выстукивали по мостовой сбивчивую чакону. Улицы, помнившие еще цезарей, несмотря на полуденный час, казались почти пустыми, а те смельчаки, что все же решились выбраться из дома, опустив пониже головы, старались побыстрее исчезнуть с глаз верных подданных короля Карла. - Приехали, мессер, - Шатонеф ободряюще улыбнулся банкиру, когда два юных конюха подхватили под уздцы его чалого и серую в яблоках кобылку Раньеро. Он ловко спешился, обождал, пока то же проделает и Перуцци, и с не терпящей возражений любезностью пригласил того проследовать за собой. ...После вчерашней беседы с Оттавией Берти Этьен де Век пребывал в превосходнейшем расположении духа. Правда, по его лицу понять это было непросто даже тем, кто уже много лет знал сенешаля. Скупость в выражении чувств помогала ему сохранять репутацию человека серьезного, шутки с которым могли закончиться крайне плачевно, а непроницаемость, запечатлевшаяся на всем его облике, позволяла скрыть от посторонних то, что знать им не полагалось. - Перуцци здесь, месье, - отчеканил Арно де Шатонеф, уверенный в том, что не только исполнил приказ, но и привез в Палаццо Венеция свое будущее жалованье, не иначе. Другого проку в рыжеволосом лейтенант не видел вовсе. - Пригласите его, - бесцветным голосом отозвался провансалец. - И оставайтесь за дверью со своими людьми. Вы можете мне понадобиться. Шатонеф поклонился и, развернувшись на каблуках, покинул просторную комнату, служившую бывшему королевскому воспитателю кабинетом. - Мессер Перуцци, - казалось, Арно вновь обрел свою привычную жизнерадостность при одном лишь взгляде на визитера, - сенешаль ждет вас. Прошу.
Раньеро Перуцци: Чувствуя тот же неприятный холодок, Раньеро церемонно поклонился сенешалю. Несколько кратких встреч - вот и все знакомство, но оно позволило держаться более расковано. Увы, за мнимым спокойствием и даже недоумением - к чему такая спешка? - скрывался страх; слишком уж насмешливо-любезным был посланец, чтобы питать надежды на то, что речь идет всего лишь о новом займе или хотя бы отсрочке платежей по предыдущим. И тем сильнее было предчувствие, что Перуцци не мог и сам себе объяснить, откуда оно взялось. Не мог, но все равно был уверен, что неспроста. Подобное ощущение у него появлялось перед заведомо теми сделками, которые при всей своей привлекательности в итоге оказывались провальными. Банкир исподтишка осмотрел комнату, загадав про себя, что если собеседник сразу перейдет к делу, то все обойдется, если же начнет разговор издалека, то нужно ухо держать восторго. Но старый лис де Век не торопился и Раньеро не выдержал первым: - Мне сказали, что вы хотели меня видеть, мессер. Я весь во внимании, - он подался вперед, всем своим видом показывая готовность к диалогу и, лишь приложив немало для того усилий, не продолжил, что готов - просто даже мечтает о том - предоставить франкам отсрочку по займам.
Этьен де Век: Поразительно, как на всех этих итальянских господ в дорогих шелках и парче действовал вид французских лат и оружия, предназначавшихся отнюдь не для того, чтобы посверкивать на турнирах и тем самым привлекать взоры мальчишек и впечатлительных дам или, как великолепные миланские доспехи и клинки, служить в небольших стычках между соседними городами, которые местные жители называли войнами. Стоило на горизонте объявиться нескольким мечникам, как желание услужить великим целям короля Карла моментально разрасталось до вселенской любви, что проповедовал святой Франциск. Жаль, вдруг подумал Этьен, что путь победоносного войска не пролегал через Ассизи, ввиду его насущной бесполезности в деле отвоевания трона Неаполя. Сенешаль, несмотря на избирательную набожность, позволявшую без зазрения совести палить из пушек по резиденции понтифика, испытывал странную для солдата нежность к святому бедных, чья военная карьера оборвалась, едва начавшись. - Приветствую вас, мессер Перуцци, - провансалец изобразил на лице улыбку, которая, впрочем, не обещала гостю ничего хорошего. - Простите моим людям не слишком изысканные манеры, они более привычны к сражениям, нежели к мирной жизни. Прошу вас, присаживайтесь. Сам де Век уселся в небольшое кресло рядом с тем, на которое он указал банкиру. Несмотря на всю выдержку последнего, королевский советник нисколько не сомневался, что тот, если и не перепуган, то изрядно обеспокоен, а значит, французская решимость позаимствовать на неопределенный срок некоторую сумму получала дополнительное преимущество перед итальянским нежеланием этому поспособствовать. - Полагаю, лейтенант ле Шатонеф не сообщил вам о цели этого приглашения, да он и не мог, ведь дело весьма, я бы сказал интимное, - голос сенешаля сделался доверительным, будто он и впрямь намеревался посоветоваться с Перуцци. - Я бы хотел поговорить с вами о вере. Я слышал, вы очень благочестивы, не правда ли?
Раньеро Перуцци: В руках Перуцци не было бокала, за которым он смог бы скрыть изумленное донельзя лицо, но, возможно, оно и неплохо. От неожиданности он и без того едва не поперхнулся, а забрызгать вином почтенного собеседника - было бы верхом невежливости... и неосторожности. Он десять раз провел языком по нёбо и только после этого ответил. - Боюсь, людская молва несколько преувеличивает пожертвованные мною средства. Дело было не только в привычке, с которой банкир все переводил на деньги. Как показывал опыт, когда люди начинают разговор о духовном, в итоге речь все равно пойдет о золоте. Находиться же долее необходимого там, где за дверью караулят вооруженные до зубов молодцы - и бандитские же у них рожи! - да тут и до заикания недалеко. Раньеро сжал руки в кулаки, чтобы пальцы ненароком не пустились отбивать беспокойную дробь, и вопросительно посмотрел на сенешаля. - В Святом городе нельзя иначе, здесь все пропитано благочестием. Для полноты картины оставалось только возвести к потолку глаза, но Перуцци удержался - и без того беседа напоминала фарс, в котором собеседники прекрасно все понимают, но как в сложном танце, оба честно отшлифовывают каждую фигуру.
Этьен де Век: Иного ответа сенешаль и не ожидал. Перуцци держался неплохо, и это немного радовало его собеседника - недоуменные возгласы и растерянные взгдяды приличествовали дамам, да и то, скорее, монахиням, чем искушенным в вопросах обращения с деньгами придворным хищницам или прытким купеческим женам. - Безусловно, мессер, безусловно, - согласно покивал головой де Век, еще в юности заподозривший, а нынче и не сомневавшийся в том, что непогрешимость римского первосвященника и достойная подражания жизнь его приспешников более похожи на древний миф. Возможно, среди наследников апостолов и встречались люди безупречной репутации, но сие исключение лишь подтверждало нелицеприятное для нынешней Римской Церкви правило. - Места, где проповедовали ученики Христовы, где они принимали мучительную смерть во имя веры... А во Флоренции, простите мое невежество, не останавливался ни один из них? Вы ведь родом оттуда, не так ли? Этьену не терпелось перейти к сути разговора, но приличия требовали сперва подлить немного патоки в чашу горечи расставания с золотом, из которой уже сегодня предстояло испить мессеру Раньеро Перуцци.
Раньеро Перуцци: Перуцци поерзал в кресле, происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Отполированное десятками задов сиденье вдруг показалось шершавым и словно сразу несколько заноз вонзилось в мягкую плоть. - Многие находят Флоренцию одним из самых красивых городов, - и до того тщательно следящий за своей речью, теперь он отвечал совсем настороженно. Можно было пуститься в пространные размышления, но слишком велика опасность завязнуть в ссобственных ловах. Улыбка как приклеилась к губам и все сложнее было сохранять безразлично-любезный вид. Грехи наши тяжкие; одного проповедника он знал очень хорошо, в пору горячной юности ему приходилось... Но нет, под внимательным взглядом собеседника об этом даже думать нельзя. Надо же, как смотрит, просто глазами стрежет. Банкир все явственнее ощущал себя бараном, которому выбрали сомнительную честь поделиться золотым руном. При первом же совместном деле с де Веком он понял, что за нарочито невинным видом сенешаля скрывается волк, способный содрать даже с паршивой овцы куда больше, чем шерсти клок. - Э-э-э... кгхм.. н-да, - глубокомысленно произнес и с тоской подумал, что так неплохо начавшийся день может закончится куда более печально.
Этьен де Век: Перуцци начал теряться, а значит, доносчик не обманул - во Флоренции отпрыск славного банкирского семейства оставил не только юношеские годы, но и связи, признаваться в которых было опасно для самой жизни. Жизнь. Многие цеплялись за нее до последней капли крови, готовые заплатить любую цену за возможность дышать, смотреть на бренный мир, по мнению сенешаля, чересчур отличавшийся от земного рая, что легкомысленные прародители утратили из-за козней Змия. Осуждать желание продлить свое существование в юдоли скорбей Этьен не мог, хотя, будучи не только придворным, но и солдатом, неоднократно рисковал отправиться на суд ко Всевышнему. Ежели его гость желает и дальше смотреть на лазурное, словно морская гладь в штиль, небо Рима, бродить по его улочкам и заниматься делами своего дома, ему придется совершить обмен, который, по большому счету, оказался бы легким испугом, по сравнению с вероятными последствиями упрямства и неуместной жадности. - Что с вами, мессер? Вы нездоровы? - с деланой заботой спросил провансалец. - Или так подействовали воспоминания о родном городе и знакомых монахах?
Раньеро Перуцци: "Похоже, что кухарка подсунула несвежий окорок", - борясь с внезапной тошнотой, но по-прежнему сохраняя на лице улыбку, подумал Перуцци. Впрочем, он и сам понимал - в том, что цвет его лица мог бы теперь посоперничать в яркости красок с весенней зеленью, не еда виновата. "Вот так и палач, наденет испанский сапог, а потом заботливо спросит - не жмет ли", - он сочувствия в голосе де Века банкира передернуло. Он сглотнул кислую слюну: - Съел что-то, - буркнул в ответ и вздохнул. - Сейчас всякую гадость норовят подсунуть. Тут кухарка моя хотела зайца потушить - мои домашние очень любят зайчатину, так вместо длинноухого ей кошку продать попытались, представляете? Раньеро пытался оттянуть разговор, ни на что особо не рассчитывая, и только как на великое чудо надеясь на собственное непонимание. Он и ждал, и боялся, что вот-вот и сенешаль перейдет к делу. И тогда уж точно не сошлешься на плохое самочувствие.
Этьен де Век: В том, что никакой заяц не виноват во внезапном недомогании Перуцци, сомневаться не приходилось. Он бы и сам наверняка распереживался, доведись ему попасть в руки недругов или слишком алчных друзей и, как и злополучный финансист, попытался сохранить хорошую мину. Следовало отдать должное визитеру поневоле - пока что он держался недурно, сохраняя самообладание и не пускаясь в мольбы и посулы, бесполезные в этот недобрый для него час. - Я позову лекаря, мессер, но сперва, прошу вас, расскажите о вашем знакомом, брате Савонароле, - Этьен неумолимо продолжал говорить о вещах, от которых веяло смрадом пыточной. Обличитель безудержной роскоши и блуда, царивших при папском дворе, и ненавистник золотого тельца, жрецами которого не без основания называлось семейство Медичи, полубезумный монах своим свирепым стремлением к евангельской простоте нажил себе столь могущественных врагов, что малейшая вероятность лишиться поддержки флорентийских пополанов грозила ему мучительной смертью. - Говорят, вы были в очень хороших отношениях с ним, особенно в том, что касается взглядов на апостольскую бедность матери нашей Церкви. Простите мое любопытство, но ваша принадлежность к банкирскому дому не мешала подобным... м-м... воззрениям? Казалось, что Де Век наслаждался беседой. Речь его звучала доброжелательно и учтиво, и все же взгляд разительно отличался от интонаций.
Раньеро Перуцци: Воздуха не хватало, словно за окном не зима, а душное лето, горло сдавило, лишая голоса. - Обойдемся без лекаря, - хрипло ответил Раньеро. Чем меньше свидетелей в разговоре, тем лучше. В первый миг он даже не удивился, откуда франк знает о его беспечной юности. Вопрос же, который сенешаль задал ему сейчас, неоднократно вызывал интерес и у отца Перуцци. Тугой кошелек не мешал отпрыску одной из самых известных и богатых фамилий Флоренции с восторгом слушать речи Савонаролы, монах, которого некоторые называли бесноватым, восхищал своей смелостью и презрением к самому незыблимому. Нужно было притвориться непонимающим, мелькнула запоздалая мысль, но тут же забылась. Родриго Борджиа, жадной рукой отбирающий деньги и земли у князей церкви, без сомнения не откажется и от золота, погребенного в сундуках банкирского дома Перуцци. И ему не нужны даже доказательства, достаточно лишь обвинения. - Что вы хотите? - первым не сдержался Раньеро. - К чему все эти разговоры?
Этьен де Век: - Я бы хотел знать, что может меня остановить и не позволить справедливому воздаянию обрушиться на голову еретика, - уже без малейших признаков любезности ответил де Век. Если бы взглядом можно было разжигать пламя, глаза сенешаля не испепелили им банкира, но доставили тому немало неприятным мгновений, поджаривая на медленном, мучительном огне. - Ваш знакомый, Савонарола, с которым вы провели немало дней в беседах о царствии небесном и земном Содоме, в который превратился этот прекрасный город из-за, как он утверждает, грехов и блудодейства самого Святейшего Отца, равно как и его верных приспешников, пастырей нашей матери Церкви, давно заслужил костра. А его приспешники - как это у вас принято, пилы, разрезающей возмутителей спокойствия и грабителей на две части. Этьен не сдержался от кривой усмешки, вспоминая, как римские власти наказывали мародеров. Французов обвиняли в чрезмерной жестокости, однако сами италийцы, утонченные в быту, ценители искусств и признанные мастера во многих делах, могли потягаться со своими северными соседями в изощренности истязаний и человекоубийства. - Итак, мессер Перуцци, предлагаю вам сделку. Вы называете мне причину, по которой не окажетесь нынче же в руках римского правосудия, а я обещаю подумать над достойным разрешением наших противоречий.
Раньеро Перуцци: Как ни странно, но теперь, когда главное было произнесено, Раньеро стало легче. Разговор с скользким сенешалем напоминал ожидание, когда же захрустит под щипцами, раскрошится ноющий третью неделю зуб. Куда уж лучше мгновенная боль, и вот уже кухарка варит успокаивающий отвар, и можно лежать, откинувшись на подушки с самым несчастным видом и милостиво принимать страдающих за тебя домашних. - Я не понимаю, о чем вы говорите, - голос дрогнул и дал петуха, - но разговор с вами доставил мне столько удовольствия, что я не понимаю, зачем я храню какие-то расписки, - улыбнулся, всем своим видом показывая, что счастлив быть полезным. Улыбка вышла кривоватой, но в уме банкир уже прикидывал, что, возможно, все не так плохо. Значительная часть долга была уже выплачена, а за собственную жизнь можно позволить себе широкий жест.
Этьен де Век: Перуцци радовал провансальца все больше и больше. Он почти стал ему приятен, ежели предположить, что людей, вызывающих расположение, можно обчистить до нитки. - Расписки? Какие еще расписки? - удивился де Век, будто банкир упомянул нечто, к их общему делу не имевшее ровным счетом никакого отношения. - Я не припомню таковых. Сенешаль выдержал паузу, великодушно предоставляя Раньеро возможность ужаснуться и лихорадочно изыскать очередной способ откупиться от алчных пленителей. Разумеется, французы не собирались платить по счетам дому Перуцци, и чтобы дать это понять почтенным финансистам, вовсе не требовалось доставлять одного из них в резиденцию христианнейшего короля. - Я вовсе не их имел в виду, мессер, - холодно отчеканил Этьен, не сводя взгляда с побледневшего лица гостя.
Раньеро Перуцци: - Конечно, не их, - Раньеро побледнел бы еще сильнее, только это было уже невозможно. - Разве я о тех расписках? Бедолага банкир совсем запутался в словах, он затравленно посмотрел по сторонам. Боясь и не без оснований римского "правосудия", он не меньше опасался и гнева семьи. Отец ведь с самого начала предупреждал и говорил, что в случае чего умывает руки. А если и поможет избежать папского гнева - перед золотом никто не устоит, от гнева родительского Раньеро точно ничего не убережет. Правдами и неправдами отец с дядьями подбирались поближе к Ватикану, и вот теперь, когда банкирский дом Перуцци стал одним из постоянных заимодавцев папской казны, грехи молодости одного из них поставят крест на чаяниях всех остальных. - Сколько? - просипел, словно тесный воротник сдавил горло; делиться не хотелось, но, пожадничав сейчас, можно потерять гораздо больше.
Этьен де Век: - Сущий пустяк, - пожал плечами де Век. - Три сотни тысяч дукатов. Сумма была достаточной для того, чтобы разорить римский дом Перуцци, однако никаких угрызений совести по сему поводу сенешаль не испытывал. Нынче в банкирских сундуках убыло, завтра вместе с кровью доверчивых клиентов они пополнятся новым золотом - финансисты на то и были ловкачами в делах денежных, и с их трюками не сравнились бы и самые отчаянные гимнасты, смертельно опасными прыжками развлекающие зевак на городской площади. - Для того, чтобы наши войска благополучно добрались до Неаполя, - уточнил сенешаль, разминая плечи. - И еще две сотни - чтобы покрыть те издержки, в которые нас ввергли козни римской курии. Мы уже давно должны были вытеснить арагонских узурпаторов из Апулии, но из-за происков ваших кардиналов и прочих интриганов все еще вынуждены оставаться в Риме.
Раньеро Перуцци: - Это немыслимо, - от чудовищной наглости Раньеро вновь обрел голос. Никто в своем уме не позволит ему изъять такие средства из оборотного капитала. Его юношеская восторженность Савонаролой слишком дорого обошлась бы, и мужчина не сомневался, что его жизнь легко принесут в пользу семейному благу. И даже если он продаст все, чем сам владеет, вряд ли наберет и половину. - Это невозможно, - уже тверже повторил. Заныли зубы, будто уже познакомились с щипцами палача, закололо в левом подреберье. "Проще будет заключить сделку с Его святейшеством, пожертвовать деньги на церковь", - стал лихорадочно соображать. Договариваться с франками – все равно что договориться с людоедом. Съев левую руку, тот в конце концов потребует и правую. - Нельзя требовать больше того, что возможно дать - сделки не будет, - с чувством, что подписал себе смертный приговор, закончил он, но что еще оставалось, если затребованная сумма была настолько высока, что торговаться не было смысла.
Ги де Вильфор: Только с плохими новостями не торопятся. Ги де Вильфор едва ли не бегом пронесся по закоулкам временной королевской резиденции и перевел дух лишь возле покоев Этьена де Века. К его удивлению возле двери столпилось человек десять, и всех их объединяло одно - неверие и полный восторг. Даже суровый капитан де Гиш, и тот безуспешно прятал довольную усмешку в густых усах. - Погодите, лейтенант, - буркнул он и загородил собой дорогу - несмотря на всю спешку Вильфора, никто его не собирался пропускать. - И что здесь происходит, господа? - с веселым изумлением спросил Ги у замерших, словно заговорщики, приятелей. - Я чего-то не знаю? И впрямь, стоявший ближе всего к двери лейтенант де Шатонеф просто светился. Он не то, чтобы подслушивал, просто через неплотно закрытую дверь можно было услышать почти каждое слово, только глупец бы не воспользовался. Требуя тишины, он иногда поднимал руку вверх, после чего, с нескрываемым удовольствием пересказывал, на каком именно этапе находятся переговоры между банкиром и сенешалем. - Ну, что, похоже, поплыл Перуцци, - победно заключил он и подмигнул Вильфору. - Какие бы не были твои новости, они могут подождать, - он замер, боясь пропустить самое важное, и коротко хохотнул. - Точно, поплыл. Де Век его просто так не выпустит. Ладно, иди уже. Только поосторожней с посетителем, а то он и так в штаны напустил. Шатонеф, довольный собственной шуткой, ухмыльнулся и по-дружески ударил Вильфора по спине. - Живем, дружище, живем! Ги подмигнул в ответ и быстро вошел в комнату. Не обращая никакого внимания на вжавшегося в кресло рыжеволосого мужчину, он подошел к сенешалю и что-то прошептал ему на ухо. До Раньеро донеслась лишь последняя фраза: - Они. И сомнений быть не может.
Раньеро Перуцци: Только на улице Раньеро перевел дух. Видимо, важные были новости, принесенные незнакомцем, если хитромудрый сенешаль выпустил готовую сдаться жертву из своих цепких лап. Но это было временной передышкой, Перуцци это понимал так же хорошо, как и то, что в следующий раз лязг закрывающиейся двери он услышит в Сант-Анджело. "Бежать, только бежать", - прозвучало так ясно, будто кто-то на ухо сказал. Банкир покосился на сопровождающего его Арно де Шатонефа. Нет, вроде бы вслух не произносил, не слышал ничего франкский лейтенант. Бежать... вот только куда? Зубы Раньеро выбивали дробь, но не от холода, а страха. Дай бог, чтобы за домом не наблюдали. Если все сложится, завтра он будет уже далеко от Рима. Поговаривают, что скоро армия Карла VIII покинет город. Нужно пару недель пересидеть - целее будешь. Эпизод завершен.
полная версия страницы