Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Не узнаешь данайца, не приняв его подарка, 9 февраля 1495 года, около полудня » Ответить

Не узнаешь данайца, не приняв его подарка, 9 февраля 1495 года, около полудня

Лукреция Борджиа: Замок Святого Ангела. Комнаты, занимаемые Катериной Сфорца.

Ответов - 14

Лукреция Борджиа: Грусти от расставания был посвящен день ушедший, теперь же пришло время вспомнить, что уныние - тоже грех, и один из самых тяжелых. Вспомнить о делах и долге, а значит, - исполнить поручение его святейшества, одновременно простое по своей сути и сложное по исполнению. Попросить тигрицу Романьи, прекрасную графиню Катерину Сфорца покинуть Рим, насколько это возможно без промедления, но сделать это так, чтобы не задеть ее гордости и не дать зародиться мыслям, которые идут вразрез с теми, что можно назвать дружескими. Помочь в исполнении, как это не могло показаться забавным, могло совместно пережитое месяц назад покушение. Может ли что-нибудь больше сблизить двух женщин, чем бокал вина, пригубленный вместе во время далеко за полночь, да невезучий самоубийца, пришедший за жизнью одной из них и сам погубленный обеими? Пожалуй, отвечая на этот вопрос, Лукреция могла бы сказать, что после той ужасной ночи в ее отношении к графине появилось много личной приязни, которой, возможно, было еще далеко до сестринской, но и далеко уже от поверхностной, ненамного отличающейся от равнодушия. В замок Лукреция прибыла не пышно, в сопровождении лишь двух своих придворных дам, но с подарком, который пока еще лежал в сундуке, ожидая того мгновения, когда его извлекут на свет божий, и теперь, как и положено гостье, терпеливо ждала у двери распоряжения хозяйки.

Caterina Sforza: Пламя в очаге разгоняло зимнюю сырость, бросало теплые отсветы на лица двоих, лежащих на подушках, красноречиво освещало легкий беспорядок в одежде Джакомо Фео и Катерины Сфорца, решивших превратить день в ночь, закрыв ставни, преградив доступ в покои солнечному свету. Солнце – враг влюбленных. Графиня, уложив голову юноши к себе на колени, мечтательно перебирала вьющиеся пряди, позволив себе краткие и от того еще более ценные мгновения сердечных безумств. Если всему этому рано или поздно придет конец, остынет лихорадка желания, острота чувств, то зачем сдерживаться, зачем таить эти мимолетные сокровища в глубине своего сердца? Лучше растратить все в едином порыве… а после улыбаться воспоминаниям. Тихий шорох тяжелой занавеси, разделивший комнату на две части, заставил монну Катерину недовольно поднять голову. - Что тебе нужно? - неприязненно спросила она служанку, осмелившуюся так не вовремя напомнить о своем существовании. - Там, за дверью то есть, я хочу сказать – монна Лукреция. Ждут. Вот, - со сладенькой улыбкой, сделавшей ее постное лицо еще более отталкивающим, пробормотала служанка, не удержавшись от осуждающего взгляда в сторону юной и красивой забавы графини Форли. Она, графиня то есть, считает, видимо, что ей все позволено, стыдоба эдакая! - Монна Лукреция? Здесь? Что же ты стоишь, пригласи немедленно, да приберись тут и вина подай! От томной нежности не осталось и следа, графиня поднялась с подушек одним гибким движением, затягивая шнурки на корсаже платья, закручивая волосы в узел. Глаза заблестели. Лукреция Борджиа была тем гостем, принять которого не только почетно, но и приятно! - Иди, милый, - ласково, но повелительно кивнула она Фео, коснувшись мимолетной лаской гладкой щеки юноши. – Я пришлю за тобой позже.

Джакомо Фео: Он плавился под этой лаской. "И умереть не страшно" – не в первый раз мелькнула мысль, но Джакомо несогласно улыбнулся – теперь он точно не собирался покидать этот мир. Он и двадцать раз бросился бы под удар, согласный платить болью за каждую ночь… и каждый день. После той молитвы его, ослабевшего от потери крови, графиня буквально дотащила до кровати. Тогда он не смел даже надеяться, что она не уйдет, останется, но когда через несколько часов, измученный не сном, а забытьем, он открыл глаза, то первое, что он увидел, это был пристальный взгляд Тигрицы. А дальше все смешалось: прикосновение прохладных ладоней к пылающему лбу, мимолетный поцелуй, сначала едва ли не материнский, но почти сразу жгуче-перченый. При воспоминании о том, что было после, он краснел, но не столько от смущения, сколько от сожаления, что первый раз уже не повторится. И его безрассудство, и ее горячность; наслаждение и боль… И именно тогда он подумал, что теперь и умереть не жалко. Иногда он задумывался, что будет потом, но отгонял от себя, наслаждаясь тем, что имеет сейчас, не желая думать о завтрашнем дне. Все эти дни Джакомо ловил на себе взгляды свиты Тигрицы Романьи, но ни скрытая насмешка, ни более явная зависть не мешали ему. Он обладал этой женщиной и будь он проклят, если теперь так просто ее отпустит. Но тигр – не кошка, его лаской не купишь, поэтому он "не заметил" это ее "пришлю". Он не хотел быть игрушкой, но дикого зверя приручают постепенно. Он вновь покраснел, удивляясь, что всерьез думает о том, о чем ранее и мечтать не мог. - Не скучай без меня, - осмелев, прикусил ласкающую ладонь - получивши палец, забирают и руку, но уходить не торопился, и только когда Лукреция Борджиа остановилась на пороге, покинул комнату.


Лукреция Борджиа: Сначала решив сделать вид, что увидела в комнате только саму Катерину, Лукреция почему-то передумала: окинуть взглядом, полным любопытства, выходящего молодого человека, чья одежда была в недвусмысленном беспорядке, и лукаво улыбнуться показалось более подходящим случаю. Молодой человек, ненамного старше самой Лукреции, и Катерина выглядели... наверное, стоит выбрать слово "довольны". Образ чувственной любви витал в атмосфере комнаты, добавляя ей камерности, а уже упомянутое недавно совместно пережитое приключение, которое могло закончиться смертью, сближало, и менее всего Лукреция чувствовала себя сейчас дочерью понтифика и герцогиней Пезаро, пришедшей по поручению своего отца к графине Форли Катерине Сфорца. - Я постараюсь не задерживать вас, мадонна. В некоторых делах оказаться тем, кто мешает, означает стать настоящей преступницей. Вы позволите? - Лукреция подошла к своей спасительнице, взяла ее за руки и нежно поцеловала. - Вы поистине созданы для того, чтобы возвращать людей к жизни и дарить им веру в будущее. Видя, как вы красивы и как интересно вы живете, я вижу, что радости жизни заканчивается не так быстро, как пытаются представить некоторые проповедники.

Caterina Sforza: - Вы не можете помешать, - рассмеялась графиня, принимая поцелуй любимой дочери понтифика и отвечая ей с такой же искренностью. – Я так рада вашему приходу, мадонна, что готова заставить солнце остановиться, только чтобы продлить этот день! Служанка тем временем распахивала ставни, одергивала занавеси, впуская в покои свет того самого дня, который озарила своим появлением герцогиня Пезаро. - Что знают проповедники о радостях жизни? Моя дорогая, мы женщины, а значит только мы решаем, как нам жить, и как именно радоваться жизни. Как вы помните, именно Ева сорвала запретный плод. И я это трактую так – именно во власти женщины выбирать самые сочные и спелые плоды на Древе жизни. Развивая, таким образом, свою вольную философию, которая вряд ли получила бы одобрение отцов церкви, доведись им услышать такую проповедь, графиня, как положено хорошей хозяйке, усадила дорогую гостью в кресло, налила вина, принесенного служанкой. - Да, иногда обстоятельства против нас, но умная женщина никогда не пойдет против обстоятельств, потому что всегда есть обходные пути. Надо только постараться их найти! За вас, прекрасная монна Лукреция, - Катерина подняла кубок. – За то, что бы обстоятельства никогда не пошли против вас!

Лукреция Борджиа: - Я выучу ваши слова и буду повторять их каждое утро, - улыбнулась Лукреция, принимая вино из рук тигрицы Романьи так, словно это был нектар и амброзия, призванные услаждать вкус богинь. - Выбирать самый красивый, сочный, спелый и... самый запретный плод. Всего лишь вторя словам собеседницы, Лукреция не сразу поняла, насколько они созвучны тому, что происходит в ее жизни, а поняв, от неожиданности смутилась, отчего в разговоре возникла паза. Паузу пришлось заполнить вином, один глоток которого был длинным и долгим, чтобы успеть спрятать легкое смущение. Сейчас папская дочь завидовала графине. Нет, это не было черной завистью, которая сжигает душу того, кто ее испытывает, заставляя испытывать еще и ненависть, и раздражение, к тому же еще и желать всяческих бед и неприятностей. Это было светлое чувство, дарящее надежду на то, что если кому-то возможно жить в полном соответствии с такой прекрасной и сулящей блаженство философией, оставаясь здоровым и красивым, то и тебе это доступно и не запрещено. - Не отставляйте вашего кубка, мадонна, потому что я теперь я хочу поднять его за вас. Чтобы рядом с вами всегда был плод или... плоды, и чтобы у вас не было причин прятать их от посторонних глаз, как нет их сейчас.

Caterina Sforza: - Благодарю вас, монна Лукреция, за доброе пожелание, да сбудется оно! Только вот что я вам скажу, - Катерина Сфорца, улыбаясь, наклонилась поближе к своей прекрасной гостье. – Немного тайны никогда не испортит любви, это как пряная приправа к блюду. Оно не даст кушанью наскучить, а будет приятно дразнить ваше воображение. Любовь не должна превращаться в привычку, пусть это останется уделом супружества. Там привычка не только неизбежна, но и полезна! Вино было пригублено с удовольствием, поскольку повод, что ни говори, был прекрасен. Графиня отставила кубок, послав свей собеседнице веселый, понимающий взгляд. Нет, о тайне порфироносного семейства она не была осведомлена, но было бы глупо не предполагать у этой красивой, цветущей юной женщины наличия любовника-двух, и тут уже Катерина не склонна была особенно сочувствовать своему кузену. - Мою маленькую тайну вы видели, герцогиня. Не претендуя на ответную откровенность, все же желаю и вам всяческого удовольствия!

Лукреция Борджиа: - Немного тайны - да, - улыбнулась в ответ Лукреция. - Немного... Тайны - это та область, в которой я бы предпочла придерживаться умеренности, мадонна Катерина. На какое-то недолгое время на лицо папской дочери как будто набежала легкая тень, но долго предаваться унынию она не собиралась. Во-первых, так можно было случайно сболтнуть свою тайну, во-вторых - долго грустить вообще не было в ее привычке. Свершившегося не изменить в прошлом, зато с ним можно что-нибудь сделать в будущем. Именно на будущее Лукреция сейчас и надеялась. - Всяческому удовольствию, благодаря кому бы оно не случалось вчера и не случится завтра, ваша светлость, никогда бы уже не произойти, если бы не вы. Что было бы со мной, не появись вы вовремя? Или если бы вы не кинулись мне на помощь, а бросились прочь в поисках помощи? Что бы ни думали мужчины о женской смелости, я точно знаю, чем я ей обязана. Лукреция поднялась со своего места и подошла к сундуку. Сама открыла его, опустилась рядом на пол и достала платье терракотового цвета, тяжелого бархата и расшитое золотом. - Вы позволите мне побыть благодарной, мадонна Катерина? - спросила Лукреция, глядя на графиню со смесью лукавства и почти детского восторга, с которым ожидают от собеседника приятного изумления. - И выразить свою благодарность этим подарком?

Caterina Sforza: Катерина хотела было заверить дочь понтифика, что ее благодарности преувеличены, что и она сама, в свою очередь проявила недюжинную смелость и самообладание той ночью. Но подарок Лукреции оказался так красив, подобран с изумительным вкусом и явно для нее, что чисто женское возобладало в графине, и вместо уже готовых слов вырвалось только восхищенное: - Какая красота! Руки сами потянулись погладить изящную вышивку, графиня знала цену красивым вещам и любила их, и подарок герцогини Пезаро оценила по достоинству. Она бережно приняла из рук Лукреции подарок, приложив его к себе, предвкушая тот день, когда сможет его надеть. - Благодарю вас, мадонна! Мне будет приятно носить это платье по возвращению из Рима. Как память о вас и обо всем, что с нами здесь случилось. Конечно, Форли не так роскошен, как Рим и даже Пезаро, но если вы когда-нибудь решите почтить его своим появлением, обещаю, я постараюсь отблагодарить вас за доброту и гостеприимство!

Лукреция Борджиа: Сейчас Лукреция испытывала одновременно два разных и непохожих друг на друга чувства. Первое принадлежало молодой женщине, любящей жизнь и умеющей испытывать симпатию к тем, кто помог, кто был рядом или - в конце концов - просто ее достоин, и эта женщина пришла в восторг от той настоящей, не показной, радости, что отразилась на лице графини Сфорца. Так неожиданно и тем особенно приятно было видеть, что Тигрица Романьи, которая владела мечом и умела быть суровой и жестокой, решила показать ей, герцогине Пезаро, и свое другое лицо. Второе же чувство принадлежало дочери понтифика, которая в словах неожиданной подруги услышала намек на то, что момент для выполнения поручения его святейшества как раз настал. - Я никогда не была в Форли, но точно знаю, что его правительница достойна самого лучшего, - Лукреция поднялась с пола и подошла ближе к Катерине, нежно погладила приятную ткань сияющего платья. - Мадонна, это не только мой подарок, но и всей моей семьи. Уверена, что слова благодарности и восхищения вы услышите еще от них не раз. Мы были бы счастливы видеть вас в Риме еще долго, но, вероятно, сейчас лучший момент для того, чтобы проделать обратный путь домой. Франки ушли из Рима и движутся к Неаполю. Дороги свободны от них. Всего лишь маленькие гарнизоны в некоторых крепостях, которые легко будет оставить в стороне от пути. Его святейшество уверен, что совсем скоро король Карл проделает путь обратно. Я не знаю, почему, но возвращаться домой лучше не с отступающей армией.

Caterina Sforza: Только на мгновение рука графини, любовно гладящая бархат, замерла. Только этим выдала Катерина Сфорца, насколько неожиданными были для нее слова Лукреции. Хотя, почему же неожиданными? Разве сама графиня Форли не говорила себе каждый вечер, что пора, пора уже возвращаться, и откладывала каждое утро сборы еще на один день. И еще на один. Предпочитая не задумываться над тем, в чем причина такого странного нежелания покидать Рим, в котором, собственно, ее уже ничего не держало, а в Форли, напротив, требовалось присутствие госпожи и матери. И вот теперь нежным голосом Лукреции с Катериной Сфорца говорил сам Его Святейшество, давая понять, что ей пора. Правительница Форли не может позволить себе быть просто гостьей. Она Сфорца. Она либо союзник, либо противник. Прописные истины, которые Катерина помнила с юности, но которые предпочла забыть. Ради чего? Вернее, ради кого? Ответ она знала. Рука снова ласкающим движением коснулась роскошной ткани. Монна Катерина с улыбкой, в которой проскальзывала и грусть, и понимание, и нежность к этой красивой посланнице воли понтифика, взглянула на Лукрецию. - Благодарю за совет, мадонна, он настолько хорош, что я воспользуюсь им незамедлительно. В такое смутное время, герцогиня, не стоит рисковать. Если время благоприятно для отъезда – стоит поторопиться. Платье аккуратно легло на постель. Графиня ободряюще кивнула Лукреции, давая понять, что все поняла, оценила тот такт, с которым любимая дочь Родриго Борджиа подошла к этому нелегкому делу – не обидев гостью, дать той понять, что ее присутствие в Риме нежелательно. - Надеюсь, мы еще увидимся, монна Лукреция. Форли не на краю света. И если вы решите навестить меня, я буду счастлива хотя бы немного отплатить за гостеприимство, с которым вы и ваша семья принимали меня здесь, в Риме.

Лукреция Борджиа: - Я тоже надеюсь на скорую встречу, мадонна. Лукреция с некоторой тревогой ожидала, как ответит Катерина Сфорца, не будет ли в ее словах недоумения или затаенного неудовольствия. Дела личные и вопросы политики - кажется, две разные реки, но русла их часто пересекаются, и тогда бурность одной передается течению другой. Но, кажется, владетельница Форли не удивилась, не встревожилась и, если и испытала что-то, похожее на разочарование или недоумение, то не сочла нужным его выразить. - Я тоже скоро покидаю Рим. Градара гораздо ближе к Форли. Почему бы нам не встретиться? Мы ведь родственницы, а после той ночи - почти сестры. Я желаю вам удачного пути, верных друзей и... неудачливых врагов, мадонна Катерина. И чтобы чуть поспособствовать их неудачливости... еще один маленький подарок. На этот раз - только и исключительно от меня, - Лукреция сняла с пальца кольцо с крупной жемчужиной, хранящей под собой маленький секрет, и, взяв, Катерину за руку, вложила его ей в ладонь. - Вы же знаете, на что способна эта маленькая вещица.

Caterina Sforza: Тепло тела, тепло золота, теплый матовый отблеск жемчужины. Красота, хранящая в себе яд. Кто-то, почувствительнее Катерины Сфорца, возможно бы и вздрогнул, но тигрица Романьи знала, какого цвета кровь. Но все равно, было в этом подарке что-то от смертоносной красоты гадюки, и, да, графиня знала, на что была способна эта маленькая вещица. Пусть предсмертные хрипы убитого убийцы не тревожили ее сон, но все же кольцо невольно напомнило ей о событиях той ночи. Однако пальцы Катерины Сфорца сжались, принимая подарок Лукреции Борджиа. - Все в руках Господа, монна Лукреция, - кивнула она, уже без улыбки. Улыбки были не нужны этим двум женщинам. Одна из которых была совсем юной и только вступающей на жизненный путь, полный терний и опасностей, а вторая уже вошедшей в пору зрелости, но все же так похожих между собой жаждой жизни и решимостью брать от этой жизни все, что она может предложить. Улыбки пусть останутся для остальных – ласковые, нежные, притворные. Улыбки, скрывающие угрозу. Они понимали друг друга и так. Катерина от всей души обняла Лурецию Борджиа, как обняла бы дочь, благословляя… на что? Этого правительница Форли не знала, но женской душой, которая иногда способна предугадывать, она догадывалась, что и за эти гладким челом и безмятежным взглядом кроются бури. - Мы обязательно встретимся, - шепнула она. – Я уезжаю из Рима куда богаче, чем в тот день, когда только приехала сюда. Пусть я не получила того, зачем я приехала, но я нашла здесь друга. А значит, если вам нужна будет помощь, вам достаточно позвать меня, и я приду.

Джакомо Фео: Тяжелый гобелен, повешенный лишь для того, чтобы спасать от сквозняков, послужил надежной ширмой. Всего-то и следовало, что громко захлопнуть, а затем осторожно приоткрыть дверь. Для любовника многое позволено, поэтому никто не удивился, когда Фео, приставив к стене низкую скамейку, присел около входа. Тигрица, чьи острые когти сейчас были спрятаны в мягких подушечках лап, все-таки была уязвимой, и она была женщиной. Теперь - его женщиной. - Значит, в Форли, - эхом отозвался он, чувствуя, как ледяным обручом сжало сердце. Катерина, словно яд, проникла в его кровь, заставляя забыть обо всем. И о том, что рано или поздно они вернутся туда, где она будет госпожой, а он - вассалом. Джакомо до крови закусил губу и дернул головой - нет, он не позволит просто так себя забыть. И он пойдет на все ради этого. Эпизод завершен.



полная версия страницы