Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Торг уместен. 25 января 1495 года, день. » Ответить
Торг уместен. 25 января 1495 года, день.
Александр VI:
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Филипп де Бресс: Около двух часов пополудни на мосту, соединяющем замок Святого Ангела со всем остальным Римом или - если угодно - отделяющем его, появились носилки, сопровождаемые отрядом шотландцев: важность момента предписывала посланнику и доверенному лицу французского короля появиться не верхом. Сошедший на освященную близким присутствием понтифика землю мужчина был одет не вычурно, в черное, но дорогой бархат дублета, а также подбитый красным бархатом и отороченный соболями плащ не позволили бы счесть его наряд простым. А если вглядеться в эмблему, покачивающуюся на массивной золотой цепи, то человек знающий сразу бы понял, что перед ним представитель Савойского дома. Филипп де Бресс, которого недоброжелатели величали не иначе, как с добавкой Безземельный, казался невозмутимым. Слишком невозмутимым и спокойным, чтобы не заподозрить того, что причин для волнения было более чем достаточно. Лишь подходя к самым воротам замка, где должен был он оставить все свое сопровождение, за исключением лишь двух солдат и молодого человека, на дублете которого тоже значились геральдические знаки Савойского дома, позволил себе повернуться к оставшимся и бросить с усмешкой: "Надеюсь, сегодня меня тоже отпустят, и весьма скоро". Сегодняшний день должен был стать последним в череде долгих переговоров, когда стороны после недолгой паузы, заполненной зрелищами турнира, должны были лишь подписать бумаги и тем скрепить уже договоренное. Казалось, все было предусмотрено и известно, но не долее двух дней назад возникли дополнительные обстоятельства, которые, возможно, превращали формальность в очередной поединок переговоров. Этим и объяснялось то, что в под стук каблуков о каменные плиты, которыми был выложен внутренний двор замка, Филипп де Бресс не столько смотрел по сторонам, сколько был погружен в свои мысли, в которых искал слова, что могли бы преподнести понтифику новость наиболее эффектно и тем самым наиболее для французов продуктивно.
Александр VI: На двадцать пятое января тысяча четыреста девяносто пятого года от рождества Христова, Его Святейшество Александр IV ничего так не жаждал, как ухода французов из Рима. Без преувеличения можно сказать, что он жаждал этого даже больше, чем спасения своей бессмертной души, в коем он не сомневался. Но так устроен мир, что за исполнение желаний нужно платить. Родриго Борджиа знал этот закон, знал он так же о том, что только глупец переплачивает, там, где можно заплатить дешевле. Филипп де Бресс тоже знал это правило и по каждому пункту договора торговался отчаянно, что не делало приятным их встречи, хотя положение обязывало демонстрировать хотя бы видимость радушия и любезности. Собственно, радушие и любезность были теми же пышными одеждами, в которые сегодня облекся дядя французского короля. Сорви их, и что останется? Человек во все его ничтожности и слабости. Об этом размышлял Его Святейшество, стоя на верху лестницы, разглядывая посланника и готовясь встретить его, а позади алели кардинальские сутаны. Родриго Борджиа намеревался сделать из акта подписания договора нечто вроде личного подвига, собственной заслуги. Его Святейшество освобождает Рим от французам, несет его жителям мир и спокойствие. Мир и спокойствие, конечно, еще долго не воцарятся на улицах вечного города, но понтифику было важно, чье имя с благодарностью будет выкрикивать чернь. Он хотел, чтобы это было его имя. - Добро пожаловать! Я вижу, вы готовы, но сначала мы отслужим мессу, - благочестиво произнес он, недобро усмехнувшись про себя, представив, каково будет французу в его соболях и бархате. Ничего, умерщвление плоти смиряет дух - И пусть Господь направит и укрепит наш разум.
Cesare Borgia: Чезаре был готов биться об заклад, что любой из его сверстников-мирян счел бы все эти переговоры скучнейшим занятием на свете. Да и чего греха таить, имей сам юноша выбор, он бы точно предпочел что-нибудь, связанное с военным делом. Но выбора Чезаре не предоставлялось. Его отец был умным человеком, с ним можно было спокойно обсуждать многие вопросы, не опасаясь самодурства. Но были и вещи, которые обсуждению не подлежали. А если что-либо стоит принимать, как должное, надо не кривить лицо от скуки, а извлекать из этого пользу. Вопреки всему Чезаре отказывался верить, что подобная жизнь - его судьба и удел раз и навсегда. Нет, все еще изменится. Но в то же время он считал, что если в будущем хочешь жить по своим законам, надо сначала научиться выпутываться из любых обстоятельств, которые тебе подкидывает мироздание. К тому же, на деле все было далеко не так скучно, и Чезаре не раз благодарил отца за то, что получил в наследство от него живой и цепкий ум. Так что ему грядущие переговоры вовсе не казались скучными, тем более, что они, конечно, касались судеб всех римлян, но семейства Борджиа - в особенности. Пока что юноша скромно стоял среди других кардиналов. Отец лучше всех них вместе взятых знает, как общаться с послом. Но, случись что, Чезаре был готов оказаться рядом с Родриго не то что по одному его слову - по мановению руки.
Филипп де Бресс: - Ваше Святейшество, - Филипп почтительно склонился. - Присутствовать на мессе, когда службу справляете вы... Это большая честь. И означает, что все уже решено, не так ли? "И странная фантазия", - добавил он про себя, предчувствуя подвох. - "Тем более что для окончательного подписания время, как выяснилось, еще не подоспело. Впрочем, может, удастся вздремнуть". Он поднялся по лестнице, не сильно спеша и ступая тяжело, со всей силой вдавливая каблуки в каменные ступени, как будто надеялся оставить на них следы. На самом же деле отпечатывающийся в гулком пространстве замковых стен звук недвусмысленно свидетельствовал, что наместник его высочества Карла VIII прибыл в военных сапогах, которые хоть и контрастируют с парадным его одеянием, зато прекрасно напоминают о том, почему французы оказались в Риме. Наверху после недолгого, но обязательного церемониального действа, знаменующего собой встречу человека, хоть и непростого, но светского с главой Святой Церкви, Филипп де Бресс еще раз заверил его святейшество, что присутствие на мессе является для него большой честью и добрым знаком.
Александр VI: Решено? Взгляд Его Святейшества опустился к сапогам Филлипа де Бресс, по губам скользнула тонкая ироничная усмешка, скользнула и пропала, как солнечный луч в ненастную погоду. Действительно, решено. Жаль, что не так, как хотелось бы Родриго Борджиа, впрочем, Его Святейшество миротворец поневоле, так пусть эта роль будет отыграна до конца. - Мессу отслужит мой сын, кардинал Борджиа, - понтифик сделал знак Чезаре подойти поближе и вступить в беседу, с любопытством вглядываясь в лицо француза. Его Святейшество никогда не стеснялся подчеркивать, что его дети – это его дети, его плоть и кровь, а если кому-то такое положение вещей было не по нраву, что же, разве то забота Его Святейшества? - Надеюсь, вы простите нам, что месса будет обставлена не так пышно, как того заслуживает этот долгожданный день, - сладчайше произнес Родриго, провожая Филиппа де Бресс на почетное место в замковой часовне. – Война никого не щадит. Не знаю, слышали вы или нет, но даже дом матери моих детей, Ванноци деи Катанеи, подвергся нападению. Но не будем о печальном в столь торжественную минуту! Его Святейшество кивнул, и по часовне разлились ангельские голоса певчих. - Вознесемся душой к Создателю нашему, - благочестиво прошептал он, опускаясь коленями на жесткую молитвенную скамью, с которой были убраны ковры и подушки, умерщвления плоти ради. – Пусть Его рука направит нас, и вразумит.
Cesare Borgia: "Я разбаловал отца собственной смышленностью. Когда-нибудь он не предупредит о втором пришествии, но непременно попросит что-нибудь сделать по поводу." Чезаре улыбнулся собственным мыслям, но казалось, что отцу и гостю. - Ваше Святейшество, благодарю за оказанную честь. Господин де Бресс. - Поприветствовав всех, как полагается, юноша отправился выполнять поручение отца. Если все, что касалось интриг и политики, было ему интересно, хотя и не являлось в точности тем, о чем он мечтал в жизни, то вот уж к чему Чезаре никогда не испытывал ни малейшего любопытства, так это ко всевозможным священнослужениям и священнодействиям. А значит что? Значит, остается только зазубрить да заучить все, что с этим связано, настолько твердо, чтобы в дальнейшем делать это легко, не задумываясь. Как дышать, как жевать, как переставлять ноги. Не забивать этим голову и, пока губы произносят слова, думать о чем-то своем, действительно важном. Например, о предстоящем разговоре с французом, в коем Чезаре собирался принять посильное участие. После входного песнопения затянули Confiteor. Голос Чезаре казался вдохновенным, слова - наполненными внутренним смыслом, загляни кто ему в глаза в этот момент, непременно узрел бы блеск истинной веры. Внутренний круг курии подобным, конечно, не обманешь, все здесь слишком хорошо знают, что представляет из себя семейство Борджиа. Но на подобных спектаклях здесь держится все, а значит, нельзя нарушить правил. К тому же, все это было результатом тщательных репетиций, так почему бы не похвастать успехами. Это как с мечом - если ты фехтуешь хорошо, все твои движения выглядят на диво легкими, хотя на самом деле ты прикладывал и прикладываешь к этому немало труда.
Филипп де Бресс: На поминание Ваноццы деи Катанеи де Бресс скривился, как от зубной боли. Что уж злиться на чужих, если свои норовят все испортить, вломившись куда не следует. И по этому поводу у будущего герцога Савойского тоже было, что сказать, и весьма веско, но возможность эту он оставил на потом. Месса так месса. Правда, учитывая, что де Бресс отнюдь не был безбожником и сам стремился заручиться поддержкой всевышнего в делах особой государственной важности, а также что время перевалило за полдень, мессу ему предстояло выслушать уже вторую за день. - Если отслужит ваш... его преосвященство, то мне выпадет еще большая честь находиться рядом с вами, - не сразу нашелся де Бресс, у которого слово "сын" выговориться не пожелало, и который в очередной раз подивился Родриго Борджиа, понтифику, открыто называющего своих детей своими детьми, тогда как дипломаты Европы даже в кулуарах часто предпочитали все еще именовать их по старинке, то есть племянниками. Месса казалась де Брессу бесконечной. В церкви было, как назло, натоплено. Он снял плащ, но наглухо застегнутого под ворот трехслойного дублета и пресловутых сапогов, тоже с меховой оторочкой, было достаточно. Посланник короля то и дело отирал лоб от катящегося градом пота и к моменту причащения ему казалось, что прибыл он в замок тому назад вечность, и вполне уже заслужил отпущение грехов. - Ваше святейшество, несмотря на то, что уже все договорено, я все-таки могу удивить вас сегодня по крайней мере дважды, - благословение собравшихся, обычное для завершения мессы, показалось де Брессу почти забавным, если учесть, кто на ней присутствовал. - Но дело это светское, так что я дождусь, когда мы покинем место для свершения обрядов.
Александр VI: Лицо Родриго Борджиа (или, правильнее сказать, лик?) и во время мессы, и после нее, нес на себе отпечаток истинно христианского смирения и высшей благодати. На слова Филипп де Бресс понтифик ответил отрешенным взглядом аскета, для которого все земное – суть прах и тлен. Но это не значило, что он оставил без внимание его замечание, напротив. Другое дело, что показывать французу свою тревогу было бы глупо, а уж таких лицемеров как Родриго Борджиа еще стоило поискать. - Конечно, конечно, - мягко согласился он, тем самым тоном, которым снисходительные отцы обращаются к своим детям. – Мы выслушаем вас, и выслушаем со всем вниманием. «Мы» было такой же случайной оговоркой, как и солдафонские замашки дядюшки Его Величества. Для того, чтобы у Филиппа де Бресс совсем не осталось сомнений, кого Его Святейшество так вольно объединил со своей высокой особой, понтифик кивнул сыну, предлагая приблизится и не сливаться с церковной утварью. Может быть, Чезаре и был священником по желанию отца, но политиком он был от бога. И если присутствие на переговорах молодого кардинала колола глаза французу, так то его, француза, трудности. Для переговоров, еще одних, очередных, хотелось бы, чтобы последних переговоров был отведен круглый светлый зал с росписями на высоком потолке, с массивным столом, на котором было уже все приготовлено – от бумаги и чернил, до вина в высоких кувшинах – промочить горло, дать себе возможность подумать между двумя глотками. В замке святого Ангела своя иерархия. И если почетное место по правую руку было отведено Филиппу де Бресс, то кресло по левую , предназначенную для Чезаре, никто бы не осмелился занять. Какие бы страсти не разрывали бы изнутри семейство Борджиа, но против внешних врагов они выступали одной силой. - Итак, благодарю все собравшихся, - произнес Его Святейшество, положив перед собой ладони с переплетенными пальцами. - Может быть, прежде, чем мы приступим, кто-то желает высказаться? Мы все собрались здесь ради одного общего дела и каждый голос, обещаю, будет услышан!
Cesare Borgia: У Чезаре, разумеется, по поводу всего в мире имелось собственное ценное мнение, и большую часть времени он нисколько не стеснялся его высказывать, но когда в игру вступали тяжелые орудия, вроде его отца, предпочитал больше слушать и мотать на ус. Хватало ума понять, что он, может, и должен благодарить Бога за то, что наделил его при рождении каким-никаким разумом, но разум этот пока еще нуждается в шлифовке. При таких матерых собеседниках, как Родриго Борджиа или королевский дядюшка, велик риск сказать невпопад. Поэтому в кои-то веки юноша решил разыграть карту скромности, которой в общем-то пользовался крайне редко. - Думаю, те, кто старше и мудрее, должны высказываться первыми. - В искусстве лицемерных улыбок Чезаре поднаторел изрядно. Благо, у него всегда был пример перед глазами и лучший из учителей в лице отца. - Вполне может статься, что после этого мне будет вовсе нечего добавить. В этом он, конечно, сомневался. Чезаре Борджиа может сам захотеть промолчать, но чтобы ему стало нечего сказать - о, для этого земля должна упасть на землю. К тому же, его желание молчать и слушать имело и другую, более прагматичную цель. Чезаре обладал прекрасной памятью, без труда держал в голове множество имен, цифр, событий и, запомнив какой-либо разговор, в течение некоторого времени мог воспроизвести его практически дословно. Отцу такая "копилка" может быть весьма полезна. За девятнадцать лет жизни убедившись в том, что самым любимым ребенком ему точно быть не светит, Чезаре твердо решил, что статус самого полезного чада уж точно никому не уступит.
Филипп де Бресс: Де Бресс тоже сомневался, что кардиналу Валенсийскому потом будет нечего добавить. Более того, у него были все основания подозревать, что после того, как сам он выскажется, все станут очень говорливы. Наступил момент, которого он ждал и ради которого, собственно, и приехал, и чувствовал он себя теперь не в пример увереннее и правильнее, нежели во время мессы. - Ваше святейшество и ваше преосвященство, - он почтительно склонил голову и одновременно подобрался, как будто ожидал нападения или сам готовился к нему. - Условия, на которых его высочество король французский оставляли бы Рим, были оговорены. Инвеститура, подтверждающая, что его высочество становится королем неаполитанским, передача нам вашего высокого заложника, принца Джема, и гарантия неприкосновенности всем кардиналам, выражающаяся в том, что все они могут беспрепятственно покинуть Рим, если им так будет угодно. Они остались бы неизменными до этого часа, если бы его высочеству не стали известны некоторые новые обстоятельства. Филипп де Бресс изобразил на лице выражение крайней озабоченности, как будто ему крайне неприятно говорить дальнейшее, но он не может поступить иначе. В некотором роде так и было, потому что никто, в том числе и сам будущий герцог Савойский, не был заинтересован в заминке. - Нам стало известно, что вы принимаете в замке дочь Альфонсо, принцессу Сквиллаче.
Александр VI: Плох тот игрок, который не сделает хорошее лицо, даже ежели кости выпали никудышные. Но иногда это трудно. Очень трудно. Особенно, когда на тебя смотрят столько глаз, и под этими испытующими взглядами чувствуешь себя канатным плясуном. Либо дойдешь до конца (а зыбкая опора под ногами уже ходит ходуном), либо… Волна неуместного раздражение на француза захлестнула Родриго Борджиа. Неуместного, потому что на поединок (бумажный ли, словесный, либо с оружием в руках) нужно выходить с холодной головой. Выигрывает не тот, кто сильнее, а тот, кто лучше владеет собой. Поэтому Его Святейшество (для начала) предпочел изобразить искреннее недоумение. Поскольку отрицать тот факт, что Санча Арагонская в Риме было бессмысленно, то он решил указать Флиппу де Бресс на другую, не менее очевидную сторону вопроса. - Наверняка вам так же известно, что принцесса Сквилачче моя невестка, мессер. Замужем за моим младшим сыном, и, как то положено хорошей жене, приехала вместе со своим мужем в Рим. Может быть, во Франции и принято закрывать перед родичами двери, но не у нас. Я удивлен, сударь, что вы вообще затронули этот вопрос. Я думал, вы оцените мою деликатность, и готовность идти на встречу его высочеству королю Карлу, коронуя его на неаполитанский трон при том, что дочь Альфонсо приходится мне почти дочерью! Сокрушенно пожав плечами, Его Святейшество перевел огорченный взгляд на кардиналов, призывая всех в свидетели неделикатности и недальновидности француза, так же как и своей готовности жертвовать интересами семьи ради мира во всем мире.
Cesare Borgia: Чезаре почувствовал весьма трудно преодолимое желание устроиться поудобнее, налить себе вина, пододвинуть поближе какую-нибудь закуску, а после этого попросить отца и королевского дядюшку: "ради Бога, не обращайте на меня внимания, просто продолжайте". Да уж, когда живешь в Риме, да еще и в самом его сердце, никакие актеры не нужны. Все равно никто из этих жалких фигляров не сравнится с настоящими мастерами, коими, несомненно, являлись Родриго Борджиа и Филипп де Бресс. Юноша не во всем брал за пример образ отца, но уж в вопросе самообладания всячески старался на него походить. Получалось почти всегда, и с этим "почти" молодой кардинал намеревался жестоко бороться, без скидок на юность лет. Проявлять бурные эмоции надо лишь когда ты хочешь этого - то есть на самом деле тоже полностью держа их под контролем. - Увы, в наши дни политика и дела семейные часто переплетаются. - Чезаре подошел чуть ближе к Родриго, как поступил бы любой любящий сын, желающий подбодрить и поддержать отца. С той лишь разницей, что оба они понимали: тот, кто на самом деле не огорчался, в утешениях не нуждается. - Но это ведь не повод вовсе отказываться от семей и родных. Во что бы тогда превратился мир. Санча Арагонская нравилась Чезаре. Возможно, был в этом легкий оттенок некой схожести, которая, наверное, бывает у многих детей, рожденных вне брака, а потом вознесшихся высоко, и оттого занимающих, чего уж там, довольно шаткое положение. Но прежде всего принцесса Сквиллаче была просто очень красивой женщиной и временами приводила Чезаре к известным всякому здоровому мужчине мыслям. На первый взгляд, Его Святейшество дал французу ответ вполне исчерпывающий. Но юноша был уверен, что Филипп де Бресс не стал бы разыгрывать эту карту, не считай он ее козырной. А значит, ему еще есть, что сказать.
Филипп де Бресс: - Но они все-таки переплетаются, ваше преосвященство, - вызвался настаивать де Бресс. - Так сильно, что, потянув за связь семейную, нельзя не затронуть и политических. А иногда уже никто не разберет, где заканчивается одно и начинается другое. Вы думаете о семье, но как остальным быть в этом уверенными? Только полагаться на слова. По интонации, с которой он произнес последние слова, нельзя было не догадаться, что Филипп де Бресс не сомневается, что на подобную глупость не пошел бы никто из присутствующих. Даже если принцесса и принц Сквиллаче прибыли в Рим исключительно для того, чтобы выразить свою родственную любовь к понтифику, навестить и познакомиться с многочисленной родней, привезти подарки и провести время в родственных благоглупостях, остальной мир, к которому принадлежит его высочество король Франции, имеет полное право в том усомниться. Для родственных визитов нужно выбирать время получше, нежели когда дороги запружены франкской армии. Впрочем, от советов де Бресс, конечно, воздержался. И это была самая большая деликатность, на которую он сейчас был способен. - Понимаю, что эти дополнительные сложности вам неприятны и кажутся даже неуместными, - посланник короля сделал сочувствующее лицо и развел руками, выражая тем самым свою полную беспомощность в том, чтобы изменить ситуацию. - Но его высочество вынуждены ожидать дополнительных знаков вашего доброго расположения и доверия. Например, возможности сопроводить принцессу и принца Сквиллаче в их владения.
Александр VI: - Понимаю вашу озабоченность, сударь мой. Но, к сожалению, это невозможно, - спокойно ответил Его Святейшество. – Дело в том, что моя невестка на сносях. Я не могу жертвовать своим нерожденным внуком ради того, чтобы вашему государю спокойнее спалось. Разумеется, это была ложь. Ложь настолько вопиющая, что удивительно, как белоснежные одежды Его Святейшества не покраснели от стыда в тон кардинальскому пурпуру сына. Но Родриго Борджиа не мог отдать Джофре и Санчу в руки королю Карлу. Не из жалости или отцовской привязанности (хотя можно представить, что ему предстояло бы выслушать от Ваноцци в этом случае). А потому, что Джофре слишком мал, чтобы самостоятельно отстаивать свои интересы и интересы отца, а Санча – женщина. Очаровательная, соблазнительная женщина, готовая позволить себя увлечь, и кто ее за это осудит? Уж подавно не Родриго, восхищавшийся красотой и острым умом невестки. А посему, надо твердо дать понять Филиппу де Бресс, что принца и принцессы Сквилачче ему не видать, как своих ушей. Конечно, сражаться с женщинами и детьми куда проще, но придется французскому волку поискать для себя добычу покрупнее. И позубастее. И как бы еще эта добыча не проглотила самого волка. - Думаю, вы и сами понимаете, сколь нежелательно будет для доброй славы вашего государя, ежели с моей невесткой по пути случится несчастье. Начнут говорить бог весть что! Что французский король ради своих целей не гнушается убийством нерожденных детей. Разумеется, я верю в благородные намерения Его Высочества… Но, как вы только что сказали, как же остальным быть в этом уверенным?
Cesare Borgia: Как и ожидалось, Филипп де Бресс, как опытный охотничий пес, раз уцепившись в добычу зубами, отпускать не собирался. Он явно хотел перед отъездом выбить из Папы побольше уступок. Вот только в этот раз у противника челюсти оказались такими же, если не более, цепкими. И Чезаре был готов помочь отцу в перетягивании политического одеяла на себя. Человек глупый, может, и согласился бы сдать французам Санчу с юным супругом. Но личность более мудрая и предусмотрительная, несомненно, поняла бы: даже в плену должен оказаться человек, способный приносить пользу. Джоффре в качестве заложника, разумеется, не даст им ничего, даже мало мальски ценных сведений, не говоря уж о том, чтобы как-то навредить франкам изнутри. Санча же... о да, она не глупа. Но она женщина. Чезаре не питал иллюзий насчет слабого пола, он отлично понимал, что они могут быть ничуть не менее опасны, чем закованные в латы силачи. И все же женщины непредсказуемы. Отправляя в стан врага особо женского пола, надо быть полностью в ней уверенным. Ни родственные чувства, ни мысли, приличные галантному кавалеру, голову Чезаре не посетили. А дальше ему и вовсе пришлось напрячь немалые силы, чтобы не повернуть со скрипом голову в сторону отца и не возопить "вот это поворот!". Но сын Папы не был бы собой, не прими он подачу блестяще. Выглядел юноша так, будто слова отца были чем-то давно известным, само собой разумеющимся. - Джоффре - мой брат, а значит, его супруга мне все равно что сестра. Я, конечно, еще совсем неопытен в делах политических, но могу сказать твердо: нам придется искать третий путь. Всем своим видом Чезаре демонстрировал, что будет стоять за родню, даже рискуя навлечь на себя всеобщий гнев.
Филипп де Бресс: Филипп де Бресс молчал долго, потому что семейству Борджиа удалось его озадачить. Теперь у него было полное право задуматься над философским вопросом о том, почему одна из самых естественных в этом мире новостей всегда оказывается столь неожиданной и - что тоже бывает часто - несвоевременной. И хотя и была она не сказать чтобы сказочной, отчего-то вызывала определенные сомнения. Вероятно, оттого, что была для семьи понтифика, в отличие от тех, чьи интересы представлял Филипп Савойский, очень уж вовремя. Но кто бы решился бросить Родриго Борджиа, наместнику Бога на земле, обвинения во лжи? Пусть даже ни для кого не является секретом, что он не чурался ее? Потребовать доказательств и освидетельствования? Просить представить принцессу Сквиллаче пред его, наместника Карла VIII, очи? Можно ли упрекнуть Филиппа де Бресса в том, что он тем безумцем не оказался? - Я согласен с его преосвященством, - сквозь зубы процедил он. - Нам придется искать другой выход. Полагаю, становиться на том, что только принц Сквиллаче будет сопровождать его высочество в дальнейшем походе. Надеюсь, его здоровье и состояние не помешает ему присоединиться к армии французов?
Александр VI: Чезаре, как настоящий сын своего отца, исполнял свою партию как по нотам, пусть даже им и приходилось сейчас соревноваться с Филлипом де Бресс в искусстве политической импровизации. Направление мыслей француза Его Святейшество себе уяснил, тому требовались дополнительные уступки. Это плохо, очень плохо. Но Родриго Борджиа верил, что из любого кислого винограда можно сделать неплохое вино, если подойти к делу с достаточной ловкостью. - Мой младший сын (Его Святейшество умело выделил голосом именно «младший») здоров телом и духом, и конечно, нет никаких препятствий для того, чтобы он отправился с французской армией. Я даже не буду говорить о том, как это жестоко, отрывать его от молодой жены, которая ждет первенца, ибо политика по сути жестока. Родриго Борджиа сардонически усмехнулся и позволил своим плечам горестно поникнуть. Авраам, приносящий в жертву Исаака. -Но именно потому, что мой сын очень молод, а политика жестока, дорога опасна, случайностей много, отпуская своего Джоффре я потребую от вас очень серьезных гарантий его безопасности. Если уж мое дитя должен стать заложником, простите, гостем, то, я думаю, те кардиналы, о которых вы так печетесь и о судьбе которых мы говорили столько дней, могут и задержаться в Риме до возвращения Джоффре в отчий дом. Они будут молиться о его здравии. Разумеется, Его Святейшество не намеревался отдавать младшего отпрыска французам, но переговоры та же игра в шахматы. Если наместник Карла VIII согласится, то поставит своего повелителя в очень неудобное положение перед теми, кому король дал гарантии. А кардиналы весьма и весьма капризны и злопамятны. Но понтифик тоже рисковал. Никогда нельзя быть уверенным до конца в том, что ты правильно разгадал планы противника. - Что скажешь, сын мой, - обратился он к Чезаре. – Достаточной ли будет такая гарантия? Можем ли мы подвергать нашего юного принца Сквилачче тяготам пути и гостеприимству наших союзников, или нам стоит потребовать для себя еще и какого-нибудь родственника короля в качестве гостя?
Cesare Borgia: Чезаре раздраженно вздохнул, демонстрируя, насколько недоволен происходящим. Настолько, что ну никак нельзя сдержаться. Ох уж эта молодость... на самом деле юноша, конечно же, был абсолютно спокоен. - Джоффре самый младший сын в нашей семье, вот именно. Отправиться в поход, вместо того чтобы познавать обязанности мужа и отца... на мой взгляд, это нарушает законы течения жизни, назначенные не нами, а тем, кто много выше нас. Но Вы, разумеется, правы, Ваше Святейшество. Политика есть политика. Джоффре не должен уехать с французами, Чезаре понимал это и был уверен, что ровно так же прекрасно понимает это Родриго. И сын однозначно одобрял отца в намерении вести игру подольше, выторговать себе побольше, прощупать границы, в которых франкам можно навязывать свои условия. А потом каким-нибудь смелым поворотом перевернуть все с ног на голову. - Ваше Святейшество, при всем уважении к господам кардиналам, к важности их персон, они нам семья духовная, не кровная. Мне и правда кажется разумным предложить остаться кому-либо из королевской родни. Почему нет, Рим - восхитительный город, здесь проводить время уж точно приятнее, чем в тяготах пути. Казалось, на время Чезаре вовсе забыл о присутствии Филиппа де Бресса. Лишь обменявшись репликами с отцом, он послал очередную вежливую дипломатическую улыбку королевскому посланнику. Молодой человек полагал, что имеет козырь в рукаве, но пока использовать его было очевидно рано. Тот, кто отправится в плен, должен и там приносить пользу. Родриго не отдаст первенца, о единственной дочери, разумеется, и речи не идет, а младший сын этой самой пользы не принесет. Выбор напрашивался сам собой, но Чезаре предпочитал сам выбирать себе судьбу, ну, или хотя бы делать вид, что этот выбор он делает самостоятельно. "Заодно и посмотрим, как вам тут поживется без меня." Но пока еще рано, слишком рано.
Филипп де Бресс: С высказанными двумя высокопоставленными священниками соображениями Филипп де Бресс был решительно не согласен. Во-первых, с сожалениями по поводу несчастного из-за предстоящей разлуки с супругой принца Сквиллаче. Сам будущий герцог Савойский, уже обремененный изрядным количеством законных и не очень детей, разлучался с беременной супругой (или не-супругой) с поразительной регулярностью, и ничего особенного в том не видел. Во-вторых, с утверждением, что Рим - прекрасный город. Обычный город, поражающий воображение только на первый взгляд, да и то более от чувства, что въезжаешь в святая святых. В остальном же - вполне себе грязный и обветшалый во многих местах. В Италии есть и получше. К тому же здесь слишком многие говорят о святости, сами же по большей частью занимаются обычной бухгалтерией в разных ее проявлениях. И нынешний разговор тому лишнее доказательство. Впрочем, по этому поводу дядя его высочества высказываться не стал: к чему утверждать очевидное. Его высочество просит дополнительных гарантий, имея на это полное право. В ответ ему предлагают гарантии, но лишь за гарантии. Можно лишь восхититься умением торговаться. Можно, но необязательно. - Ваше святейшество, - де Бресс подобрался, демонстрируя, что менее всего ему сейчас свойственна беззаботность, щедрость и желание идти на уступки. - Его высочество попросило о дополнительных гарантиях, которые должны бы были развеять его сомнения. И сомнения эти родились не по вине нашей стороны. Гарантии, чтобы развеять сомнения в том, что наша армия может со спокойным сердцем покинуть ваш город. Если же нам придется что-то дать взамен, то сомнения только усилятся.
Александр VI: - Это будет весьма прискорбно, - с подобающим случаю (а случай бывает всякий) суровым лицом кивнул Его Святейшество. – Мы никоим образом не желаем селить в сердце Его высочества сомнения. И омрачать тем самым долгожданный и торжественный для вашего государя день помазания. Но в данном случае, сударь, гарантии – это не договоренности, не деньги, вы требуете, чтобы гарантией выступил мой младший сын, едва вышедший из отроческого возраста, и я вправе либо потребовать от вас ответных гарантий, равноценных, либо предложить вам, venerabilissime, выбрать другие гарантии, которые удовлетворят обе стороны. Его Святейшество спрятал ладони в широкие рукава своего белого одеяния и, откинувшись на спинку стула, замер – воплощенная непреклонность. Велико было искушение позволить давнишнему раздражению прорваться, изрядно уже намозолили глаза господа французы, достаточно нанесли Риму оскорблений. Родриго Борджиа мог бы сказать – Рим это я, и не покривить душой. Все плохое и все хорошее, низкое и высокое у них было общим, у города и у понтифика. Рим был способен на дружбу, а мог и предать вчерашнего друга, всадив в спину нож… и Его Святейшество тоже
полная версия страницы