Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Первое плохое впечатление всегда можно загладить вторым…30 января 1495 года, позднее утро. » Ответить

Первое плохое впечатление всегда можно загладить вторым…30 января 1495 года, позднее утро.

Рафаэль Мальдини: Замок Святого Ангела, покои мадонны Лукреции

Ответов - 15

Рафаэль Мальдини: Следующее утро после приема в честь прибытия флорентийского посольства, Рафаэль Мальдини, посол Республики, решил провести за визитами. Первый, следуя законам вежливости, следовало нанести хозяйке дворца, так любезно предоставленного флорентинцам для праздника – Лукреции Борджиа. Встреча эта могла бы быть приятнее, если бы… если бы комедианты, развлекавшие гостей на минувшем празднике, не осмелились сделать дерзкий и оскорбительный намек в адрес дочери понтифика. Скверно, очень скверно. И пусть актеры были пойманы и переданы в руки Папы (а вернее, его палачей) – Рафаэль не хотел допрашивать их сам, чтобы не узнать лишнего и так флорентинцы на приеме отличились! – всё равно неприятный осадок остался. И следовало растворить этот дурной осадок поставленных под угрозу отношений между Папской областью и Тосканой как можно скорее. Именно поэтому Рафаэль Мальдини прибыл в замок Святого Ангела сразу на следующий день после праздника в Санта-Мария-ин-Портико и именно поэтому у сопровождающего его слуги в руках имелся небольшой, но искусно украшенный ларец. Попросив слуг мадонны Лукреции доложить о себе, посол стал ждать разрешения войти, попутно размышляя о том, какой прием окажет ему женщина, чью красоту заслуженно славил Рим. И, пожалуй, не только Рим.

Лукреция Борджиа: Когда Лукреции сказали, что разговора с ней ищет флорентийский посол, она не удивилась. Праздник, для которого она предоставил принадлежащий ей дворец, оставил сильное послевкусие скандала, в котором, правда, не было ничего особенно неприятного, потому что последнее слово осталось за семейством Борджиа. Пусть кто-нибудь и смеялся исподтишка, но немой ужас, отразившийся в глазах присутствующих после слов ее отца и яркой сцены, исполненной ее братом, был сильнее всяких смешков. Лукреция Борджиа уже привыкла, что действие ее отца или братьев важнее любых выходок их противников. А смеется хорошо тот, кто смеется последним. Улыбка актрисы не в счет. Неприятное воспоминание быстро растаяло, особенно после ночи, проведенной, как и все последние, в обществе брата. Но в замке ждали если не объяснений - в том, что флорентийцы к скабрезным намекам, что позволили себе артисты, не имеют никакого отношения, никто не сомневался, - то каких-то шагов, которые могут сойти за извинения: хозяева в ответе за все, что происходит на устроенном ими празднике. И, похоже, шаги эти не заставили себя ждать, и устремлены они оказались в сторону покоев герцогини Пезаро. Что же, и в этом не было ничего странного: ни для кого не было секретом, через чьи комнаты послания быстрее всего доходят до ушей понтифика. - Мессер Рафаэль, - как и положено, Лукреция встретила посетителя в окружении своих придворных дам. В ее обращении было и приветствие, и вопрос, и любопытство, и даже надежда: на то, что "принося извинения" посол не переборщит с прямотой.

Рафаэль Мальдини: - Доброго дня, Ваша светлость, - посол любезно поклонился Лукреции и ее дамам, вовсе не собираясь начинать свою речь с извинений. Ситуация, в которой он оказался, была достаточно тонкой. Следовало и выразить должную меру оправданий за оскорбление на вчерашнем приёме, и в тоже время, не сделать этого слишком явно. Дочери понтифика едва ли понравится прямой намёк на то, что флорентийцы – как и все иные присутствующие – поняли скрытый смысл представленной на празднике картине. - Прошу простить, что я прибыл без приглашения, но не отблагодарить вас за доброту, за так уместно предложенный дворец для праздника, было бы очень некрасиво с моей стороны. Надеюсь, вы не откажете принять скромный дар в знак признательности. Слуга, повинуясь знаку хозяина, открыл крышку ларца, являя глазам присутствующих «скромный» дар – двенадцать рубинов и не самого малого размера. Можно было бы обойтись подношением меньшей ценности, но, учитывая вчерашний скандал на приёме, Рафаэль решил не рисковать. Тем более что он был заинтересован в хороших отношениях с мадонной Лукрецией чуть более чем просто посол дружественной державы. - Праздник всё же удался, несмотря на несколько недостойное поведение актёров, к которому пришлось принять меры, - добавил Мальдини ровным тоном. – Но какое дело нам до кривляний черни? «Извинения» были принесены, и Рафаэлю оставалось надеяться, что собеседница примет и его слова, и его подарок с благосклонностью, а не отвергнет, обидевшись еще больше.


Лукреция Борджиа: - Не стоило никаких благодарностей, мессер посол. Кому бы ни принадлежал дворец, обустройство праздника - целиком ваша заслуга. Угощение было прекрасным, вино почти лилось рекой, а музыканты были искусны и ненавязчивы. Удачного было так много, что на некоторые мелочи, право, не надо обращать никакого внимания, - один взгляд, и служанка, стоявшая в темной нише в ожидании указаний, подвинула ближе к папской дочери кресло, на которое та указала послу. - Вас наверняка ждут великие дела, так отдохните перед тем, как вернуться к ним. Лукреция была сама любезность и умиротворение, и в ее голосе, когда она говорила о "некоторых мелочах", что противостояли в прошлый вечер "удачному", не было ничего, что могло бы навести на мысли о том, как сжималось в ней все закипающим гневом и недоумением при созерцании "живых картин", то ли по дерзости, то ли по глупости представленных актерами. Конечно, к ней подобные намеки не имеют никакого отношения. При виде подарка же Лукреция не сдержала возгласа восхищения. Прекрасные рубины, пусть и размером чуть уступающие тем, которые она заложила Кастальди, но количеством ровно вдвое больше. Она не могла оторвать взгляда от прекрасных камней, и все присутствующие, как по команде, подались вперед, стараясь, насколько возможно, заглянуть в шкатулку, и, в свою очередь, выражали восхищение и удивление подарком. - Они прекрасны, мессер Рафаэль, - наконец произнесла герцогиня Пезаро, нежно дотрагиваясь до камней. - Это очень красивый подарок. И очень щедрый. Возможно, даже слишком.

Рафаэль Мальдини: - Трудно удержаться от щедрости, когда речь идет о красивой женщине, ваша светлость, вы должны меня простить. Мессер Рафаэль присел в предложенное кресло и улыбнулся. Он не был склонен требовать ответной услуги сходу – к чему? Не к лицу благородному вести себя как торговцу и не к лицу дипломату выкладывать на стол все карты. Послу нужны были союзники выше себя, а, значит, нужно было проявлять тонкость и такт. Пока всё получалось достаточно неплохо – признанная дочь Его Святейшества не разгневалась и, видимо, была вполне довольна. - Но я не откажусь от отдыха, вы правы. Сами понимаете, сейчас, когда мы принимаем в гостях короля франков, хлопот становиться только больше. Напоминать, что он сам стал жертвой грабежа (так же как и мать мадонны Лукреции), Рафаэль не стал. Было бы странно, если бы дочь понтифика не была окружена соглядатаями, и было бы странно, если бы Мальдини об этом не помнил. - Да и во Флоренции немного неспокойно. Намек был несколько рискован, но послу не хотелось вести долгую беседу ни о чём, изъясняясь обиняками. Другое дело – насколько герцогиня Пезаро сейчас склонна к разговорам о политике?

Лукреция Борджиа: - Я прощаю вас, - в голосе герцогини Пезаро не было и тени снисходительности, и она рассмеялась. - Я подумаю, что сделать с камнями. Возможно, ожерелье. На этом разговор о подарке можно было закончить. Посол не преминул воспользоваться ее предложением и занял поставленное для него кресло. Лукреция поняла, что разговор - это не только то, от чего он не хотел отказываться, но и, кажется, то, к чему стремился по дороге сюда. Она уже привыкла к тому, что приближение к его святейшеству часто начинается через ее комнаты, и ей это даже нравилось. Она никогда не отказывалась выслушать, была снисходительна, добра и понимающа - словом, демонстрировала все те качества, которые ее отец мог демонстрировать только с гораздо меньшей щедростью. Так отрицательный результат обращения к понтифику оказывался смягчен, а иногда и до него доходили некоторые подробности, которые бы никто не осмелился сказать ему лично, но которые как-то сами собой слетали с языка в легкой и непринужденной обстановке, царящей в покоях его дочери. И, конечно, она бы никогда не позволила себе обратить услышанное во вред его святейшеству или умолчать о чем-нибудь важном. Во Флоренции неспокойно... В некоторых обстоятельствах простые слова становятся сродни паролю. Лукреция посмотрела на застывшего как будто в ожидании Мальдини и легким движением руки попросила своих дам удалиться. Вскоре в комнате они остались вдвоем, если не считать застывшей в темном углу служанки. - Немного? Конечно, по сравнению с Римом, где наводят свои порядки франки, там мир. Хотя один безумный монах, пожалуй, может сравниться с целой армией варваров.

Рафаэль Мальдини: Рафаэль Мальдини подумал, что, называя дочь понтифика разумной советчицей отца в некоторых вопросах, молва не преувеличивает. Мадонна Лукреция правильно поняла намёк флорентинца и на лишние уши, и на Савонаролу. Разумеется, представителю Совета не след было отзываться о доминиканце неуважительно, но Рафаэль преследовал в Риме и свои интересы. - Да, особенно если влияние это монаха всё нарастает, а к его мнению прислушиваются, - сокрушённо покачал головой посол, посчитав, что женщина, оставленная мадонной Лукрецией из лиц проверенных. – И его проповеди могли бы быть безвредны – что взять с фанатика? – если бы не нападки на Святой Престол. Мальдини понимал – сейчас, когда что Папская область, что Тоскана в тяжелом положении под игом франков – италийским государствам надо держаться вместе. И не дело рушить политические связи из-за слишком большой любви Савонаролы к поношению отцов Церкви. - Я хочу, чтобы вы знали, Ваша Светлость, - посол доверительно наклонился к Лукреции, хотя взгляд его и голос остались серьёзными, - я и еще некоторые представители знатных тосканских фамилий не одобряют путь, на который встала Флоренция под предводительством доминиканца. Разумеется, Рафаэль рассчитывал на то, что дочь Его Святейшества передаст его речи отцу – как же иначе? Пусть он и не посвящал жену в свои дела, полагая, что так будет безопаснее для неё и детей, Мальдини вовсе не считал, что женщины в политике бесполезны. Вовремя сказанное слово может иметь большое значение. И хорошо бы, чтобы это слово было добрым.

Лукреция Борджиа: - Оставим безумие безумцам, мессер Рафаэль, - поощрительно, так что было понятно, что она поняла намеки господина посла и всецело их одобряет, улыбнулась Лукреция. - Они могут говорить, но их слова не способны защитить страну от франков или накормить ее жителей. В ее словах нельзя было не услышать легкого пренебрежения, которое относилось к поминаемому монаху. Болтовня, каковой она считала слова мятежного властителя дум многих флорентийцев, направленная против ее отца, с одной стороны, не могла не вызывать раздражения, с другой же - Лукреция давно привыкла, что Родриго Борджиа, который вознесся слишком высоко, никогда не слышать только хвалебных слов. Упоминание "многих тосканских фамилий" можно было воспринять и как просьбу о помощи и поддержке. Или попытку напустить легкий туман? Чтобы в Риме видели в после не выразителя желания тех флорентийцев, что всецело подпали под влияние Савонаролы, а совершенно других? И тем легче достигать с его святейшеством взаимопонимания? - И что же представители этих семей? Они, конечно, хотят как-то изменить существующее положение вещей?

Рафаэль Мальдини: Рафаэль кивнул, подтверждая догадку мадонны Лукреции, но немного помедлил с ответом, раздумывая. Сказать слишком много было опасно, а сказать мало.… Сказать мало, означало придать разговору легкий и невесомый характер пустых жалоб. - Да, Ваша Светлость, они, безусловно, недовольны. Но открыто выступить пока не могут, Савонаролу весьма любит чернь - он настроен против франков и клеймит прошлых властителей Флоренции трусами. Несмотря на то, что Мальдини был человеком Медичи, он не мог не признать, что в упреках монаха была своя доля истины. И это осложняло дело. Слабый правитель – слабое государство. Но безумный правитель, не думающий о политике – это тоже не лучший выход для Флоренции. - Безусловно, правление доминиканца продлится недолго, но всё же им бы не хотелось, чтобы это омрачало добрый мир между нашими странами. И, исходя из этого, было бы неплохо обзавестись союзниками. Добрыми союзниками, которые время от времени оказывают друг другу добрые услуги. Последнюю фразу Рафаэль договорил споконым, почти безмятежным тоном, но мысленно – уже в который раз - прикинул, не допускает ли ошибки? Его прислали в Рим совсем не затем, чтобы плести интриги против собственной страны, а для наблюдения за происходящим в Папской области. Однако - будешь держаться за утопающий корабль, пойдешь ко дну вместе с ним.

Лукреция Борджиа: Слова Мальдини можно было понять по-разному. Посол или выступал от лица тех, кто и впрямь надеялся на то, что влияние монаха будет недолгим и хотел заручится поддержкой понтифика. Или же лукавил, стараясь произвести такое впечатление, и тем самым добиться благосклонности его святейшества к республике, интересы которой представлял, по сути ничего не предлагая взамен. Лукреция не была уверенна, что сможет правильно разрешить это сомнение: мессер Рафаэль не был тем человеком, которого можно прочитать, как раскрытую книгу. - Я понимаю вас. Каким бы недолгим не было влияние доминиканца, вы, - Лукреция многозначительно улыбнулась, - полагаете, что неразумно на это время терять расположение возможных союзников, не так ли? Я верю вам, но мне интересны подробности, - папская дочь тактично не стала уточнять, что ждать их будет его святейшество, о котором хотя и не было сказано ни одного слова, но сама тень его, казалось, незримо присутствовала при разговоре. - Что-нибудь... возможно, рассказ о том, что упоминаемые вами сыны республики хотят предпринять? Или уже предприняли?

Рафаэль Мальдини: Посол был согласен с тем, что, начиная разговор о таких материях, следовало дать собеседнику более ощутимые доказательства своих добрых намерений, нежели ничего не значащие намёки. - Речь идёт о том, чтобы произвести некоторые изменения в правящих кругах Флоренции, - просто и одновременно неопределенно ответил Мальдини, - разумеется, если на то будет воля Господа. Набожный высказывание – дань царящим в Тоскане настроениям - скрывало указание на помазанника Божьего. Что греха таить – мнение Церкви в таких делах всегда было важным. К тому же перед лицом франкской угрозы создавались союзы, и не следовало пренебрегать возможными сторонниками. - А пока не представиться удобный случай, просто пообещать помощь в случае какой-либо опасности и преподнести подарок. В знак добрых намерений. Рафаэль ещё раз подумал – не слишком ли он осторожничает, не называя Медичи. Но природное чувство осторожности отвращало от прямого признания. Всё-таки если об его связях узнают во Флоренции.… Об этом лучше было и не думать, и Мальдини посмотрел на Лукрецию. И в ожидании ответа и – потому что было приятно любоваться красивой женщиной. Ничего грубого или оскорбительного, просто из эстетических чувств.

Лукреция Борджиа: - Ах вот о чем идет речь, - Лукреция кивнула в знак понимания. - Я могу сказать только о том, что очень надеюсь и верю, что воля Господа на то будет. И понимаю, что сегодняшняя беседа не для того, чтобы обсуждать, как именно это может произойти, не так ли, мессер Рафаэль? В словах Мальдини сквозил даже не намек - посол позволил себе роскошь говорить прямо. Из желания быть услышанным или демонстрируя доверие. В последнем он был прав: ни для кого не было секретом, какие именно изменения во Флорентийской республике порадовали бы Святой Престол. Посол определенно мог надеяться на то, чтобы быть благосклонно выслушанным его святейшеством. - Они прекрасны. Я говорю о вашем подарке, мессер. Лукреция еще раз нежно провела рукой по камням. Недавно ей пришлось расстаться с несколькими рубинами, и новые были как раз кстати. Она захлопнула крышку ларца и, положив на колени, накрыла сверху рукой. Подарок был окончательно принят. Мальдини ждет, что она выскажется о нем своему отцу в самых лестных выражениях, и Лукреция была готова это сделать. Как и обязательно передать Родриго Борджиа, что флорентийский посол утверждал, что во Флоренции вполне возможны изменения. Его святейшеству господину Мальдини придется, конечно, дать более подробный отчет. - Если намерения ваши под стать камням, то лучшего и желать невозможно.

Рафаэль Мальдини: - Они именно таковы, - подтвердил Рафаэль, кивнув, - и вы совершенно правы, Ваша Светлость, сейчас не время говорить о подробностях. Подробности, действительно, нужны будут после – сейчас послу было важно достигнуть взаимопонимания, нащупать почву для будущих переговоров – не больше. Однако, закончив с обсуждением одной темы, Мальдини счёл нужным коснуться и другого вопроса. - К слову говоря, я хотел ещё выразить сочувствие вашей матушке, - невзирая на незаконность положения Ваноццы, она была матерью любимых детей понтифика, этого посол не забывал и сразу пояснил, - я говорю о разграблении её дома мародёрами. Меня и самого ограбили по дороге в Рим, так что я вполне понимаю её чувства. Надеюсь, тех мерзавцев удалось найти? Интересовался посол и из чувства обходительности – всё-таки знак внимания ещё никому не вредил, и из чувства некоторого любопытства – узнавать новости лучше из первых рук. Если есть такая возможность.

Лукреция Борджиа: - Благодарю за заботу, эта история была дикой и отвратительной. Впрочем, чего же еще ждать от франков? - пожала плечами Лукреция, которую сама мысль, что она тоже могла бы стать жертвой нападения, заставила вздрогнуть и перекреститься. - Но его высочество король французский уверял, что виновные найдены и наказаны. И даже удалось вернуть что-то из украденного. Но разве это может смягчить пережитый страх, вернуть покой или хотя бы исправить все испорченное? - она грустно покачала головой. - Это невозможно. Деликатность посла тоже не остались ею незамеченными. Нельзя первому впечатлению дать власть над собой, и и со вторым не стоит спешить, но и отказывать в хорошем впечатлении мессеру Мальдини было не с чего. По крайней мере, пока. - Если франки выполнят свое обещание, то пройдет пара дней и Рим начнет забывать об их пребывании, как о дурном сне. Мне жаль, что вам тоже достались впечатления от них, но, судя по подарку, не все стало их добычей?

Рафаэль Мальдини: - Нет, благодаря вовремя подоспевшему отряду франков, который выслали навстречу посольству, часть имущества и наши с мессером Никколом жизни удалось спасти, - признал Рафаэль, хотя лицо его по-прежнему хранило грустное выражение, - однако погибли слуги, были утеряны ценные вещи, бумаги… Посол пожал плечами, всем своим видом выражая согласие с мадонной Лукрецией – грабёж – вещь неприятная. И вдвойне неприятная, потому что происходит по милости захватчиков, которым им приходится любезно улыбаться. Впрочем, Мальдини подумалось, что мысль сделать посредником в своих делах дочь понтифика, была мудрой. Несмотря на юный возраст, герцогиня Пезаро была осторожна в высказываниях и весьма дипломатична. Дорогой гость, конечно, ценен, но ещё более ценен, когда уходит вовремя. Так что, поднявшись со своего места, мессер Рафаэль заметил: - Я тоже надеюсь, что в Риме будет спокойнее, а сейчас прошу меня извинить, Ваша Светлость, меня зовут дела. Было очень приятно поговорить с Вами, я надеюсь, в будущем мы найдем немало общих тем для бесед. Выразив ещё раз благодарность за предоставленный дворец, мессер Рафаэль покинул замок Святого Ангела. Начало переговорам между флорентийской знатью и Его Святейшеством было положено. Эпизод завершен.



полная версия страницы