Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Капля чувства стоит ведра новостей. 29 января 1495. Праздничный вечер. » Ответить
Капля чувства стоит ведра новостей. 29 января 1495. Праздничный вечер.
Battistina Cibo: Дворец Санта-Мария-ин-Портико.
Ответов - 16
Battistina Cibo: «…Аскеза чрезмерная истощает, доводит до болезненности, дорогая моя, а Господу вряд ли нужны болезни твои и страдания, он милостлив. Так вот, не и не истязай себя, как делают иный глупцы, надеясь утвердиться в вере, и не мучь себя заботами. Переложи часть их на заступника нашего и веселись, детка, ибо уныние – есть грех!» - Блаженной памяти Иннокентий VIII, папа, приведший столько зла в наш мир, для Баттистины Арагонской был любимым дедушкой и самым желанным из советчиков… Многоцветием нарядов, смехом и звуками лютни встретил Баттистину праздник флорентийского посольства в честь приема его святейшества Александра VI. Она замерла на пороге, словно тринадцатилетняя девочка на первом своем празднестве, куда дозволено ей вступить девушкой. В восхищении посматривая по сторонам, подобрала расшитый изумрудным шелком подол чоппы и, невольно шаря в поисках опоры, задела рукою цветы в огромной вазе. Бархатистое прикосновение лепестков вездесущих знакомых – роз, увядающих от духоты переполненной людьми залы – ободрило ее. Женщина привычно сжала головку цветка, легким движением наполнила горсть благоуханными лепестками и через несколько шагов подбросила их в воздух перед собою, с улыбкой благословляя путь и грядущие встречи. А через пару часов, слегка безумная от вина, от теплоты мужских ладоней, сопровождающих ее в танцах, от улыбок, от галантных вопросов и ничего не значащих ответов, Баттистина решила передохнуть, упрочив локти на перилах верхней галереи. Пестрая круговерть людской толпы двигалась внизу, под ней, прямо под носком сафьяновой ее туфельки, просунувшейся сквозь балясины. Это было так забавно, что женщина не удержалась постучать ею в такт музыки и, перевесившись вперед, опасно качнувшись, понаблюдать за тем, что происходило там далеко, на узорном полу зала Санта-Мария-ин-Портико.
Никколо Макиавелли: Заложив руки за спину, Макиавелли серой тенью кружил меж гостей, прислушиваясь к разговорам и наблюдая, скорее по привычке, нежели из каких-то корыстных целей. Он не спешил присоединиться к танцующим парам, ибо танцевать не умел и не знал ни одной изящной фигуры. Ярким нарядом похвастаться он тоже не мог - на секретаре было его обычное платье. Ну, может быть только ради значимости мероприятия нижняя рубаха была свежевыстиранной, а длиннополая претина вычищенной и без следов чернил. За несколько лет своей службы при Совете Республики, после общения со столькими политическими фигурами, он так и не привык и оставался равнодушен к подобного рода увеселениям. Признаться, сейчас он с куда большим удовольствием предпочел бы милый полумрак какого-нибудь винного погреба, аромат чуть чадящего факела и слегка подгоревшего на вертеле мяса. Недоставало ему также традиционного, залитого вином стола, по которому он мог бы стучать кулаком в такт хамским пьяным песням. Однако, вот так пребывая в одиночестве среди толпы, Никколо вовсе не чувствовал себя неловко или не комфортно. Сердце его билось ровно, а мысли текли размеренно. Устав наблюдать за людьми, молодой человек обратил свой взор вверх к потолку, и стал любоваться причудливой росписью и изразцами. Скопившийся там полумрак мешал что-либо разглядеть в подробностях, но богатое воображение дорисовало недостающие детали. Взгляд секретаря скользнул дальше по аркам и колоннам вниз, пока вдруг не встретился с другим взглядом. В первое мгновение Никколо даже вздрогнул от удивления. Отдыхавшая у перил галереи молодая женщина смотрела прямо на него, словно тоже увлеченно наблюдала. Порывшись в памяти, секретарь вспомнил в ней монну Баттистину, даму, проживающую во дворце вместе с Лукрецией Борджиа. Скорее всего то, что он принял за любопытный взгляд было лишь случайностью, игрой света и тени. Эта женщина не знала его, а он не тот мужчина, что способен привтягивать взгляды. Тем не менее Макиавелли счел нужным улыбнуться и вежливо поклониться.
Battistina Cibo: Одинокий серый остров в беснующемся пестром море… Никем не замеченная в праздничной суете Баттистина с нескрываемым интересом наблюдала за сим наблюдателем, пыталась представить, что же привлекает его внимание, о чем он может размышлять сейчас, когда все вокруг так бездумно стремится отхватить свой кусок радости от общего пирога веселья. Кто же он? На свитского не похож, они сегодня разодеты господам под стать. Да никто и не будет нарочно скромничать в разряженной толпе, если только не особо ценны для него вся эта роскошь и шум, и безудержное веселье. Да уж не философ ли это? Эдакое показное пренебрежение светскому триумфу! Взгляд ее, готовый скользнуть далее, вдруг замер, притянутый чужим вниманием - так с легким щелчком смыкаются половинки застежки… … Мужчина там, внизу улыбнулся и вежливо поклонился. Улыбка Баттистины из рассеянно-вежливой, адресованной всему окружающему, стала вдруг ласковой и предназначилась лишь одному. Неожиданно для себя она кивнула незнакомцу. А потом, отстранилась от перил и сделала несколько шагов в сторону лестницы. Несколько шагов навстречу.
Никколо Макиавелли: Совершенно внезапно Баттистина ответила ему улыбкой и даже шагнула к лестнице, намереваясь, видимо, спуститься и подойти. Значит не показалось, отстранено подумал секретарь и тоже шагнул к лестнице. Некоторые вообще не замечали его присутствия, как не замечают присутствия слуги, и ему стало интересно что же послужило причиной внимания со стороны столь яркой дамы к его, мягко говоря, тусклой персоне. Уж дело явно не в блистательной красоте и чарующем обаянии. Скорее всего виной тому было простое любопытство скучающей аристократки, так и оставшейся изгоем в обществе, после того как муж променял ее на кардинальскую шапку. Что же, с одной стороны можно было ей посочувствовать, с другой же, Макиавелли предположил, что они смогут отыскать несколько общих тем для разговора. Сам Никколо может и не считал себя привлекательным, однако, в отличие от большинства таких же как он неудачливых, обделенных физической привлекательностью, компании женщин не избегал и тем более их не боялся. На остроту в свой адрес он мог ответить колкостью еще более резкой, а в ответ на насмешку не стеснялся отвечать желчной издевкой. Что же, давайте познакомимся, монна Баттистина. Этот вечер устроен для развлечения, почему бы не развлечь себя беседой. Неторопливо двигаясь друг к другу, они встретились у края лестницы, так что Никколо оказался на ступеньку ниже. Улыбнувшись, молодой человек поклонился еще раз, так что пояс платья женщины оказался у него перед носом. - Монна Баттистина, мое почтение. Позвольте заметить, что вы чудесно выглядите.
Battistina Cibo: Сколько раз за сегодняшний вечер слышала Баттистина о своих щечках, подобных лепесткам роз, о глазах, точно звезды и тополином стане – весь набор любезностей и комплиментов, приличествующий светскому разговору между танцевальными фигурами - но ни разу, ни один нарядный шаперон не склонился к ней, сообщая что вид ее чудесен. Что есть чудо? Неожиданность? Необъяснимое или самое, что ни на есть обыденное, но так просто и приятно отмеченное. Макушка молодого человека показалась ей какой-то необыкновенно приветливой, и не мог он не оценить причудливо затканного золотой нитью пояска под самым своим носом, и нельзя было не поощрить улыбкой отзывчивость незнакомца, и позабавившую ее естественность, столь редкую в расфранченной толпе: - Должно быть, я забыла о дне знакомства с вами, мессер, но тем радостнее будет его возобновление. Вас зовут… - она лукаво качнула головой и коснулась пальцами виска, якобы напрягая память, и сообщила первое, что пришло на ум, - Энрико… нет, Никко… Никколо! Почувствовала, что угадала, но (чудес не бывает, им не должно быть) принялась убеждать себя, боясь опровержения: - Ну, конечно, ведь вы знаете, что для победы важен первый шаг… * _____________________ * Имя «Никколо» образовано от слова «победа».
Никколо Макиавелли: - Польщен вашей осведомленностью, монна, - молодой человек выпрямился и все так же улыбаясь не размыкая губ. Догадливость женщины не произвела на него впечатления. В последние пару дней он проводил в Санта-Мария-ин-Портико довольно много времени, так что имя его теми или иными путями могло дойти до обитателей дворца. - Однако, не стоит грешить на память. С ней все в порядке. Ведь мы действительно незнакомы. Были незнакомы. Теперь же я бесконечно рад, что ситуация переменилась. Баттистина не обладала той возвышенной идеальной красотой, к которой стремились ныне многие женщины, но которой обладали считанные единицы, однако нельзя было не отдать должное особой, выделявшей ее из прочих привлекательности. Как приятно было выражаться, привлекательность эта заключалась не в округлости плеч, очертании лица, в фактуре волоса или цвете глаз, а в неком особом умении держать себя, в осанке и неуловимых движениях. Конечно, как и все женщины на свете Баттистина не могла отказать в себе в удовольствии повертеть хвостом, но в ее исполнении это было даже милым. - Для победы важен первый шаг, не спорю. Но гораздо важнее для победы шаг завершающий. Никколо был сведущ во многих вещах, а его уникальный склад ума помогал разбираться в людских нравах, однако некоторые знаний, которые давались учителями во время обычных домашних уроков, до сих пор были для него недоступны. Как такового образования ему никогда никто не давал. Читать и писать молодой человек учился сам, а все остальное почерпнул из книг. И увы, ни в одной из них ему не попалась история происхождения собственного имени.
Battistina Cibo: Не понял… Он не понял ее шутки, которая была бы оценена в любом светском разговоре, но его учтивость и, главное – серьезность, импонировали. Через пару шагов вниз, оказавшись на одной с ним ступеньке, она с удовольствием отметила, что мужчина высок (как и положено мужчинам по сравнению с женщинами и что всегда нравилось Баттистине), не остановилась, а двинулась дальше, движением, взглядом, маня за собой: - Наша жизнь состоит из шагов: то вперед, то в сторону, из опасения идти туда-то, то назад… то снова вперед с удвоенной отвагой. Немного отдалившись, она рассмотрела Макиавелли всего, не сверху, как раньше, а наравне - ни статным, ни грациозным не назвать, но рядом с ним, с его спокойствием и уверенностью покойно стало и ей, вечно в себе сомневающейся: - Мне тоже приятна наша встреча, мессер… Никколо. – Еще несколько шагов и можно миновать группу трапезничающих возле длинного стола, покрытого льняной, расшитой папоротниковыми листьями скатертью. – Среди всего здешнего шума и суеты, среди стольких людей, так редко встретишь человека для простого разговора. – Не останавливаясь, оборачиваясь на спутника, Баттистина прихватила с блюда гранат, на ходу принялась мять и царапать его жесткие бока, надеясь без ножа добраться до лакомых зерен. - Я никогда не видела вас здесь раньше – вы приехали с послом? – Должно быть от легкого неосознаного волнения, разговор ее, как и быстрое движение пальцев не прекращались. - Хотя, я и сама вернулась в Рим совсем недавно, многое и многие успели измениться… Женщина вздохнула, остановилась, опустила глаза, высматривая изъян у неподатливого плода, чтоб подцепить и надорвать кожицу. Образовалась пауза.
Никколо Макиавелли: - Позволите? Следующий в молчании за Баттистиной все это время как за проводником, Никколо вдруг возник рядом с женщиной, без всякого трепета или смущения взглянул ей в глаза и забрал неподатливый плод из рук. - Все так, я приехал из Флоренции вместе с мессером Рафаэлем. Тонкие длинные пальцы молодого человека крепко сдавили блестящую кожицу. Незнамо откуда в другой руке секретаря появился маленький нож. Два быстрых движения и плотная кожура лопнула. Могло показаться, что все свое внимание Никколо в сию минуту уделили гранату, но это было не так. - Вас волнуют эти перемены? Я в первый раз в Риме, но мне довелось путешествовать и признаюсь, что пока не вижу различий между нашими городами, или любыми другими, если судить о них по людям, их населяющим. Еще одно движение заставило гранат с хрустом разломиться на две половинки. Обе Никколо протянул женщине с вежливой улыбкой. Эта улыбка возникала на его подвижном и богатом мимикой лице всегда внезапно, и почти никогда не была искренней. Как привычно-заученный жест. - Разница возможна в оболочке, в то время как естество всегда одинаково. Я не святой и не питаю любовь ко всему роду человеческому, но, например, люблю бывать среди шума и суеты не меньше, чем наедине с самим собой. Только так можно разглядеть среди обыденного что-то воистину ценное и стоящее внимание.
Battistina Cibo: Баттистина взяла одну из половинок плода, другую же оставила в руке дающего, легким жестом коснувшись его пальцев, так, чтоб гранат оказался в мужской горсти, намекнув, чтоб разделил с ней приятную трапезу – так хотелось ей добиться чистосердечной его улыбки, а не обязательно-вежливого изгиба губ, без участия глаз. Гранат манил рубиново-сладкой влажностью, знакомой ненасыщаемостью: если в бокал выжать – глотка не будет, а вопьешься зубами, переберешь ядрышки языком, как в разговоре слова перебирая, жажду утолишь… но миг спустя вновь потянешься за новым. Она и прикусила крайнюю стайку блестящих ягодок, взглянув поверх своей доли на Никколо, облизнув губы, уточнила, вспомнив галерею, покрытую росписью, поставцы с дорогой посудой и коллекцией ценных камей, которые приятно рассматривать: - Вы наблюдаете, мессер. Со стороны? Как за диковинками или чудовищами? Баттистина повела глазами, оценивая толпу. Кто же здесь может привлечь внимание этого человека? Каждый достоин, люди все больше важные кругом, и, в то же время, до обыденности знакомые и кажущиеся ей сейчас лживо-любезными, а между собою неприветливыми, и даже злыми. Капля гранатового сока сорвалась на грудь, женщина, почувствовав, улыбнулась своей неловкости, смахнула ее: - Перемены… Они настораживают. Все меняется не так, как раньше: вернулась и увидела постаревшие или повзрослевшие лица, подросших ребятишек или чью-то невестку. Теперь меняются выражения лиц. Они недоверчивы и за улыбками скрывают… каждый свое…Как будто стилет, носимый раньше у пояса, теперь спрятан у каждого в рукаве.
Никколо Макиавелли: - Диковинки они или чудовища по сути не имеет значения. Когда врач изучает свойства трав, он не выказывает симпатий к ромашке и ненависти к чертополоху. Так же беспристрастен и я в своих наблюдениях. Краткое прикосновение пальцев к своей руке Никколо воспринял сначала демонстративно холодно. Поджав губы, он спрятал предложенный ему фрукт за спину и ссутулился, как будто над сем-то раздумывая. Но тут в лице его вдруг что-то изменилось и чуть ли не впервые за вечер глаза Никколо озарились озорным блеском, а восковая маска вежливой доброжелательности секретаря исчезла, являя миру совершенно другого человека. - То о чем вы говорите, и то что вас волнует явления совершенно естественные, - он совсем развеселился. До того напряженно поднятые плечи расслабились и опустились, а в движениях появилась мягкость, даже некая развязность. Небрежным жестом выудив из-за спины половинку граната, Никколо отщипнул двумя пальцами красное зернышко и сунул в рот раздавив между зубами. - Так же как юношам приходится браться за бритву с появлением волос на подбородке, а девушкам - выбирать платья, подчеркивающие полноту груди, и те и другие начинают прятать свои истинные намерения за ложными словами и жестами. Более того, ни вы, ни я тому не исключение. Секретарь опустил глаза, стараясь потушить их резвый огонь. Но притворяясь равнодушным, он украдкой продолжал кидать взгляды на свою собеседницу, дабы оценить силу впечатления, которое могли производят его мысли. И в этих косвенных, неуверенных взорах было не столько интереса, сколько тщеславия. - И этот стилет, что теперь, как вы выразились, носят в рукаве, вовсе не дань какой-нибудь ужасной моде и не следствие чужого злого умысла, а всего лишь следствие человеческой натуры. Люди от природы очень злые и жестокие существа, монна, и вовсе не выдуманная мораль заставляет нас совершать добрые поступки и быть вежливыми, а лишь желание добиться чего либо или что-то заполучить.
Battistina Cibo: Так значит, и мы можем быть проще… Едва лицо молодого человека изменило свое выражение, Баттистина насторожилась. То ли зернышко граната оказалось волшебным, кислинкой своей вызвав улыбку, то ли слова женщины задели какую-то точку его разума, что заставили столь любопытные мысли излиться так же естественно, как перед этим спину расслабить. Истинное удовольствие для него - думать и рассуждать, оценивать… Ах, мысль-то изреченная - есть ложь! Так вот вам - опасный человек, светской болтовне предпочитающий серьезные речи, которые среди пустого сотрясения воздуха лестью и похвальбой приятны, как глоток воды в жаркий день и могут стать приманкой для души жаждущей, как воду жаждало бы тело - от скуки не мудрено попасться. Но Баттистина уже не могла отказать себе в удовольствии слушать и не стала противиться соблазну высказаться в предвкушении его ответа: - Какую же ложь, по вашему мнению, я скрываю, поделившись вот этим? – Она облизнула красную капельку, посохшую в уголке губ, уверенная, что внимание мужчины быстрое движение кончика языка привлечет не менее, чем возможность пофилософствовать. - Давайте не будем таиться, и как прародители наши, когда, отведав запретного плода стали они сведущи и понимающи, откроем друг другу истинность своих намерений здесь, сию минуту. И никаких улыбок, Баттистина, никаких улыбок… Рот вновь приник к гранату, глазами же (а бросив вызов позабудешь о скромности) она впилась в лицо собеседника, становившегося все более интересным.
Никколо Макиавелли: Произошло нечто совершенно невероятное. Никколо вдруг громко, естественно и от души рассмеялся, так что даже привлек к себе несколько удивленных, и даже пару неодобрительных взглядов. Впрочем, это его нисколько не взволновало. - Вы когда-нибудь слышали такое выражение, дорогая монна, что правда это самая лучшая ложь? Молодой человек чуть наклонился к Баттистине, потянувшись вперед подбородком. Досада успела больно уколоть его сердце, но не настолько сильно, чтобы выбить его из колеи. Как ненужный мусор откинул он от себя все свои волнения, недоумевая, как вообще мог додуматься искать одобрения своих мыслей у женщины. Значит причиной его пускай и неосознанного влечения стало иное. И в свете этого все происходящее разом заиграло совершенно другими красками. - Что же, пускай будет по-вашему. К слову, на вкус мне всегда больше нравились яблоки, однако мы не в райских садах, а потому предлагаю вашей милости немного иначе раскрыть истинность намерений. Я возьму на себя смелость озвучить ваши, - он лукаво прищурился, - а вы - мои. Если мои предположения окажутся ошибочными я с позором удалюсь с ваших глаз долой, если же нет... Вы, монна, сделаете мне один подарок. Никколо простодушно махнул рукой. - О, не беспокойтесь, он не будет вам ничего стоить. Итак, позвольте предположить, монна Баттистина, что ваши истинные намерения лежат на самой поверхности. Среди всей этой шумной толпы вы выбрали меня в собеседники от банальной скуки. От того что сегодня вы уже по горло сыты изысканными и однообразными речами. Их ни в коем случае нельзя назвать льстивыми, ибо видит Бог, вы заслуживаете каждой сказанной в ваш адрес любезности. Однако ваш любознательный дух не утратил еще живой гибкости и среди сладостей изнемогает по иного рода пище. В таком случае мне очень льстит тот факт, что вы видите во мне надежду утолить свой голод. Закончив, молодой человек сплел перед собой пальцы и с растущим интересом посмотрел на женщину перед собой. - Ваша очередь, монна.
Battistina Cibo: Хорошо, что рука ее, еще не расставшаяся с останками граната, была у рта – вполне естественным жестом скрыла не в меру разошедшиеся в удивлении губы - он угадал не только настроение, мысли, желания, скуку праздничного вечера, но и… потребность. О, да, мессер философ, вы становитесь все более лакомым плодом. Прямота суждений, поданная столь оригинальным образом, выказала неординарный ум и тонко чувствующую натуру, что вкупе с невзрачным костюмом и отчуждено вежливым тоном самым жестоким образом терзало женское любопытство. Неосознанно созревал огонек желания: потеплело в груди, затрепетали ресницы, выпрямился стан, от смутных мыслей порозовели скулы. Тело на свой лад проявляло интерес, но приличия (а проще говоря, гордость и привычка) требовали, чтоб ситуацией руководил рассудок. В который раз подтверждая, что ложь и правда успешно укрываются друг за другом, Баттистина, готовилась как можно тщательнее скрыть свои намерения, нежнейшим румянцем объявляя их. Уж не решили ли вы, мессер посольский секретарь, что глупо ожидать от женского ума оценки, достойной диспута, мол, с дамы и игры будет довольно… Ах, как было бы чудесно заявить о том, проверить - смутился бы? Но вслух она сказала лишь: - Вы угадали. Всего два слова, улыбка и кивок против длиннейшей тирады. И не проницательному уму его ответила, а подавшемуся ей навстречу подбородку - явному знаку заинтересованности: - И ваши намерения… (Чем бы они не оказались на самом деле, - подумала честная с самой собой Баттистина), - мне тоже нравятся… Да, именно скука была причиной первого шага. Едва начался разговор, как интерес повлек ее, уверил в правильности выбора. Теперь же не словесная баталия, а желание убедиться так ли горячи его руки, как хороши речи, и так ли многоопытен он в играх другого рода, как искусен в словесной маскировке истинности намерений своих, заняло ее окончательно. - Очередь за подарком?
Никколо Макиавелли: Трудно было не оценить изящество, с которым одновременно потешили его гордость, и взяли верх над ним в этом малом состязании. Никколо не сомневался, что Баттистина не покривила против истины, когда сказала, что он угадал, однако эту женщину трудно было заподозрить в наивности или глупости. Ее намеренное молчание вовсе не означало незнание. Вот как значит, монна. Занятную же стратегию вы избрали, впрочем, довольно предсказуемую. Сдаться чтобы победить. Как жаль, что это славное плутовство имеет силу исключительно в женских руках. - Да-да, подарок, - Никколо склонил голову на бок. - Если вам будет угодно, я хочу, чтобы вы подарили мне еще одну встречу. Может быть только в другое время и в другом месте. Может более уединенном. У меня в Риме нет ни знакомых, ни друзей, так что мне доставит несказанное удовольствие, если вы станете моим другом. Случайная встреча обратилась приятным знакомством, а занятный разговор перерос в многообещающие перспективы, и молодой человек видел в том исключительно закономерность, и не видел ничего дурного и тем более опасного. Если судьба и управляла его жизнью, то только наполовину. Второй половиной он предпочитал распоряжаться сам.
Battistina Cibo: Как известно, счастье заключается в понимании. И в самом деле, подобный подарок сочла она не обременительным, а просьбу - вполне естественной. Взгляды и улыбки обоих были куда красноречивее слов, на которые уже и времени жаль было тратить, и куда скорее привели к согласию, чем позлащенные лестью учтивые комплименты. - По северной дороге, недалеко от Рима, у меня есть вилла. Имение без присмотра надолго оставлять не годится, я собираюсь отправиться туда через пару дней. И я была бы вам, мессер, признательна, если бы вы согласились… - Баттистина опустила глаза, - из дружеской приязни, разумеется… - причина прибытия Макиавелли так и вертелась на языке, что пришлось подыскать ей более привычную для светского разговора форму, - …дать мне совет по одному спорному делу. – Тут-то, неважный, почти забытый, но удивительно подходящий повод был найден. - Межу на лугу моем сосед передвинул, никак к согласию с ним не придем… Подскажите, как быть? Неожиданно приятный собеседник будет желанным гостем в ее уединении, а там уж, как случаю будет угодно – одною ли встречей обратится их знакомство или же обоюдное удовольствие обеспечит ее надежным советчиком. Как ни нацелилась Баттистина обзавестись новостями среди гостей посольского праздника, ничего особенного о жизни старых знакомых она не узнала, но сердце, сердце встрепенулось от толики чувства, от искренности случайного разговора. Сердце зажило ожиданием встречи…
Никколо Макиавелли: Лино, старая блудня! И нескольких дней не провел в Риме, а женщины уже приглашают тебя на свою виллу помочь разрешить спор о дележе земли. Что же, видно передвинутая межа действительно сильно беспокоит хозяйку, иначе трудно найти объяснение. Только будет ли мессер посол рад узнать, что вместо того, чтобы заниматься порученными делами, ты берешься за работу на стороне? - Кажется я видел вашу виллу на подъездах к Риму и без труда отыщу снова, - благодарно поклонился молодой человек, старательно сдерживая улыбку. В следующий раз хотя бы не придется играть в угадайку. Больше всего остального на свете любил Никколо жаловался своим друзьям о том, насколько неприглядной внешностью наградила его природа. Ни одному человеку не дозволял он шутить по этому поводу, в то время как сам шутки его над самим собой были злы и язвительны. Тем не менее, стабильно раз за разом его уличали в связях с женщинами, которые дурнушками отнюдь не были. Когда же ему на то указывалось в надежде пристыдить за напрасные наговоры, Никколо лишь невинно разводил руками, отговариваясь, что все дело мол исключительно в совпадении, по которому женщины любят ушами, а ему просто достался хорошо подвешенный язык. - Уверен, так отыщется не мало приятных и тихих уголков, где можно будет поразмыслить над этой непростой задачкой. Когда он снова выпрямился, то увидел как за спиной Баттистины, с другого конца залы ему отчаянно махал рукой предводитель артистов. Махал так настойчиво и делал такие призывные гримасы, что его настойчивость начинала раздражать. Ну надо же, до чего беспокойные люди, ничего не могут решить сами, а ведь наверняка дело пустяковое и вовсе не нуждается в присутствии секретаря. - У меня есть опыт в делах с землей. Актер не унимался и по его решительному виду стало понятно, что еще немного и он сам пойдет к секретарю. - Прошу монну великодушно меня простить, но к сожалению дела праздника снова требуют моего присутствия, - молодой человек поспешил откланяться. Благодарю за приглашение и сделаю все, что в моих силах... Перед тем как уйти, Никколо поймал взглядом горящие глаза Баттистины, красивой, хоть и немного полноватой, в платье цвета сочного изумруда, и подумал, что мессер посол может хоть лопнуть от возмущения. Эпизод завершен
полная версия страницы