Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Библейский сюжет. 5 февраля, при наступлении сумерек » Ответить
Библейский сюжет. 5 февраля, при наступлении сумерек
Джианна:
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Джианна: - Дочка, ты уверенна? Это же так опасно... - Конечно, матушка. Но я не могу не попробовать. К лагерю, в котором расположились французские войска, приблизились две женщины. Одна из них, стареющая служанка сгибалась под тяжестью мешка, из которого доносились самые аппетитные запахи. Вторая же шла с гордо поднятой головой, и ее ярко рыжие волосы сияли, даже несмотря на хмурую погоду. Входить в стан французов было боязно, но они упрямо шли вперед, провожаемые голодными взглядами замаранных дорогой солдат. Когда их маленькую процессию остановил один из офицеров, разговаривать с ним стала старшая из женщин, вторая же как будто не обратила никакого внимания на преграду и хоть и остановилась, но продолжала смотреть в сторону самого большого и богатого шатра. - Моя госпожа желала бы засвидетельствовать почтение благословленному на правление королю. Не могли бы вы проводить нас к нему? Или же направить к кому-то из его близкого окружения? Офицер внимательно осмотрел молодую итальянку, отметил и бросающуюся в глаза красоту ее одежд, и приятный цвет лица, и достойные скульпторов изгибы, вспомнил про нрав своего короля, да и принял решение отвести женщин к камердинеру его высочества. Первым на их пути отыскался Андре, ему-то офицер и перепоручил неожиданных гостий. - Мадонна, - обратился военный к девушке, прежде чем их оставить, - это камердинер нашего великого короля, возможно, он вам поможет. Девушка кивнула офицеру и обернулась к Андре. - Мессер, меня зовут Джианна Росси, я дочь торговца из Палестрины. Здесь неподалеку наш загородный дом. Увидев, как ваше войско проходит совсем рядом и делает остановку, я решила соблюсти законы гостеприимства и поприветствовать вашего короля. В мешке моей кормилицы недурное мясо, сыр, вино для ужина его высочества. Возможно, он был бы не против принять меня? Не соблаговолите ли вы узнать об этом?
Verba volant: - А ну-ка, господин Нуаре, испробуйте! Соблазнительное содержимое мешка гостьи было разложено на столе. От каждого куска по кусочку предложено огромному черному псу, состоящему на особом довольствии, взлаивающему на незнакомый запах. Сыр ничего не таил, опасность в виде внушительных размеров столового ножа была обнаружена быстро. Вино, отменное на вид, плеснуло на язык сторожу королевского стола и подтвердило свою исключительную пригодность. Велели сервировать на блюдо… Тем временем в отгороженной пологом от посторонних глаз части импровизированных дворцовых покоев Гаспар Годар исполнял одну из своих многочисленных обязанностей: - Когда последний раз болела? Чем? – Он старался держаться как можно вежливее, но частота проводимой процедуры превратила обыденность в рутину и прикосновения к юному телу не вызывали ни малейшего трепета мужской руки. – Чума давно ли здесь была? Беспристрастная рука врача нажала девушке на подбородок, слегка приподняла губу, скользнула выше – оттянула веко, оттопырила изящное ушко… Доктор – не мужчина, а забота о здоровье Его высочества доставляла известные хлопоты. Слова чужого языка звучали свободно, но он не был уверен, что девушка понимает его – в этой пестрой стране чуть ли ни каждое поселение коверкало слова по особенному – приподнимая пряди волос на затылке и осматривая кожу, снова посмотрел ей в лицо, ожидая ответа. Хотя, на внятный ответ он и не рассчитывал, способен и сам был распознать признаки начинающегося заболевания, а молчание списывал на робость или застенчивость, но продолжал упорно занимать девицу разговором: - Руки подними, - и сам потянул за шнуровку… - Здесь больно? Больно?! – Пятнышко возле ямочки в основании тонкой шеи могло означать и проказу, и простую плешинку, но проверить необходимо. Дальнейшие подробности женского тела были осмотрены бегло, а подозрения врача - развеяны отменной чистотой нижней сорочки и юбок, и запахом, свойственным привычке к аккуратности. - Все хорошо, Андре, вы можете представить ее. И Андре, состоящий при Карле-французском без малого четыре года, возблагодарил судьбу, пославшую ему сегодня дольно легкое решение вопроса согрева королевской постели, ибо настроение монарха, а стало быть, и благополучие всего двора напрямую зависело от расторопности поставок по этой части. Что ж – мы на войне… Он приосанился и направился к святая святых, где повелитель, дабы занять досуг, лично, но неохотно разбирал вечерние донесения и (слышно было из-за портьеры) скучно покашливал.
Джианна: Кормилица искренне пыталась возмутиться еще когда французы приступили к дегустации еды, но Джианна остановила ее. Пусть, там нет яда. Маленький пузырек со снотворным зашит в одной из многочисленных складок нижней юбки, а вот оружия лишаться было страшно. И как они только могли подумать, что эти солдаты позволят ей самой поухаживать за столом за их королем? Ведь если ее отец любит, чтобы на его глазах от еще исходящего паром горячего куска запеченного мяса отрезали для него кусок именно такой толщины, как он укажет, то это не значит, что все делают так же. Такая ошибка, допущенная в самом начале почти отвратила Джианну от какой-либо мысли о продолжении их затеи, но чувство долга и святая вера в заступничество пославшей ее сюда заставили не останавливаться на достигнутом. Но тут ее веру снова поколебали. Кормилица запричитала в голос, когда ее воспитанницу потащил какой-то мужчина за ширму. Но из его коверканья их языка Джианна сумела разобрать, что это врач, и тут же густо залилась краской, как это умеют только рыжеволосые девушки. В намерениях своего короля никто из свиты не сомневался ни единого вздоха, и от девушки, разделяющей с ним ужин, тут же ожидали, что она согреет ему постель. "Каким же грешником нужно быть, чтобы в любой, даже честной женщине видеть гулящую особу для удовлетворения похоти? Как глубоко надо пасть? Пресвятая Дева, я не подведу Тебя, исполню все, что Ты предрекла." И все же девушку била дрожь, когда верная служанка помогала привести в порядок ее платье, заново затянуть все узелки и поправить юбки. - Теперь, - ее голос сорвался, и Джианна из последних сил совладала с ним, - теперь-то вы позволите предстать перед Его высочеством?
Карл VIII: Андре вежливо наклонился к уху государя, поправил завернувшийся под оплечье мех и негромко поведал про гостью, что при знакомстве с королевским лекарем смутилась до багрового румянца. Карл хмыкнул недоверчиво (бывают же вещи в деле неуместные, в том числе и женская добродетель…), но слушал внимательно, разглаживая на краю стола исписанный лист: - Сыр?... Мясо… Зачем? Андре, за его спиною прибирая беспорядок, бесшумно ступая по мягкой кошме, с удовольствием отметил, что государь повернулся и следит за ним взглядом. Добавил, вроде бы себе под нос, про рыжину волос и дерзкие вопросы, а после вернулся мыслями к подношению: - Так с собою же прихватила! Не иначе, как сама и приготовила. - Кивнул он на насмешливый взгляд Карла. - Дали, попробовать, дали… Своей рукой и поднесет. - И что же ты стоишь? Иди, иди, веди же! - Король быстрым движением, словно волк, опробовавший едва различимый запах, облизнул губы и резко встал. – Я голоден!
Джианна: От возгласа короля уже приведенная в порядок Джианна с подносом с ужином в руках вздрогнула. Испугавшись, конечно, не за мясо, а за молодую госпожу, к ней тут же подскочила кормилица. - Мадонна, что-то не так? Вам нездоровиться? Может быть уйдем? - Нет, Лучия. Так нельзя, - покачала головой Джианна, вспоминая, с какой готовностью откликнулась на Ее просьбу. ... Стоял по-летнему теплый осенний день. Пастух Пабло добился своего, убедил младшую из хозяйских дочерей сбежать из-под не слишком пристального надзора и прийти к нему на речку. Он как раз собирался перейти от обучения поцелуев к кое-чему более интересному, как его ученица замотала головой и стала его отталкивать. - Меня кто-то зовет, Пабло! Вот! Снова! - Но я ничего не слышу, моя красавица. - Да нет же! Зовет! Я должна бежать. И не слушая никаких возражений несостоявшегося любовника, девушка припустила во всю мочь через луг к дому. Вот только посреди трав на ее пути возникла светящаяся в лучах солнца фигура. - Дитя, ты не должна быть так неосторожна с мужчинами. Тебя ждет предназначение. - Меня? Какое? Как? О, Господи... Пресвятая Дева, защити, - и Джианна стала истово креститься. Явившаяся ей женщина по-матерински тепло улыбнулась. - Правильно, дитя. Я защищу тебя. Тем более, что кроме тебя никто не сумеет так справиться с врагом рода человеческого. - Как?! Он - здесь? - Да, дитя, он уже вступил в этот мир. И его нужно изгнать. - Я... Я... Но что я могу? - Изучи деяния Библейских Дев. Возьми их за образец. - Хорошо. Но как мне встретиться... с ним? И узнать... его? - Слушай внимательно, Дитя... С того дня вся жизнь Джианны была подчинена ее предназначению. Матушка и кормилица поверили своей девочке и во всем ей помогали. И вот час пришел, и она не может подвести направившую ее. Повинуясь знаку королевского камердинера, девушка вступила во внутренние покои и низко поклонилась его высочеству.
Карл VIII: Да, волосы с рыжа, блестят, словно мех зимней лисицы… Аромат мясной приправы не дал уловить запах девичьей кожи, король, стоя встречавший девицу, едва не шагнул вперед: - Подойдите ближе, милая… - сомневаясь, что поняла, Карл сделал приглашающий жест, - О! Какой соблазн! Юная простолюдинка возбудила его аппетит белизной шеи, медной прядью, без изысков заложенной за ухо. Безмолвный поклон и потупленный взгляд, но руки обременены тяжестью подноса, вот-вот дрогнут – неудобно держать. Карл не спешил приказывать на стол накрыть, рассматривая девушку. Простота одежды, хоть и нарядной, и подчеркивающей выгоды фигуры, явно говорило о третьем сословии. Король же, хоть и не удивлен был местным гостеприимством высших, от низших, последнее время, особой радости появлению своих войск уже не ждал. Те, кого принято именовать народом, по пути следования французов сопротивлялись им тем или иным способом, и вдруг – такой подарок. Он сделал пару шагов, оказавшись рядом с замеревшей девушкой, решив принять и ее, кем бы ни была, и дары, с добром ли с худом бы ни были они поданы. Упомянутый соблазн благоухал на подносе, государь французский, приблизившись, пристально рассматривал дарительницу, словно желая взглядом своим зажечь румянец на ее щеках, бледных сейчас, должно быть, от волнения. Минута пробежала в молчании, Карл задумчиво пристукнул пару раз носком сапога (была у него такая раздражающая окружающих привычка) и резко, как все его движения, следовавшие за принятым решением, просунул руку между девичьих, ладонью, привыкшей к тяжести оружия, легко приподнял и, приняв поднос, через шаг водрузил его на край стола. Себе на радость, пренебрегая статусом, он занялся вином и мясом, для которого извлек кинжал, отрезал ломтик немногим толще лезвия… ммм… попробовал буженину... Вино уже наполнило один бокал и булькнуло в другом, которым Карл, обернувшись к гостье, одарил ее на правах хозяина: - Извольте… монна, - итальянский легко давался ему, хотя и казался плебейским из-за простоты звучания, но сейчас, то было к месту, - …разделите со мною трапезу и скажите же, наконец, чем обязан я вашему, столь приятному, право, появлению? «Ведь только в сказках птички сами залетают в клетку», - хотелось ему добавить,- « дарители же всегда преследуют какую-либо цель, от которой и подарок-то нередко теряет вся свою приятность»… - Просить за кого-либо хотите?
Джианна: Пристальное, не скованное скромностью разглядывание заставляло Джианну пугаться еще больше. Из-за близости короля и своей уязвимости перед ним, в его палатке, нет, логове, придавало девушке сходство с маленьким зверьком, угодившим в слишком большую для него ловушку. "Нет-нет, я не должна так думать. Это меня ему следовало бы бояться, но он ничего не подозревает, потому как меня хранит Богоматерь." Освобожденная от подноса, Джианна не смело, но все же подняла взгляд на Карла. - Ваше высочество, - чуть запинаясь от волнения произнесла она, - мы с матушкой и кормилицей видели, как вы во главе своих воинов входили в долину. И... я поняла, что должна поприветствовать вас... благословленного Святым Римским Престолом. Джианна почти не соврала. В тот день Дева Мария дала ей признаки, по которым следовало определить, что перед нею враг человеческий. "Он войдет во главе темной силы и принесет с собой ночь. Но солнце, как указующий перст Божий, пробьется сквозь его щиты из тьмы и укажет тебе на него." Именно так все и случилось. Как только французские солдаты показались на горизонте, небо заволокло темными тучами. Лишь единственный солнечный луч отразился тогда от чего-то яркого на шлеме богато одетого всадника. Правда, тот луч тогда выделил еще одного мужчину, но женщинам удалось узнать, что это заложник французского короля, кардинал Чезаре Борджиа, не по своей воле следующий за Карлом из Рима. Сначала Джианна думала выдать себя за развратницу, желавшую внимания от высокородного мужчины, но взвесив свои силы, поняла, что не сможет. И тогда матушка посоветовала прикрыться именем отца. Откуда французу знать, что глава ее семейства сейчас далеко отсюда и знать не знает о затеях своих женщин. Так что сейчас Джианна потупила взор и тише призналась: - Конечно, с благословения родителя. Пусть наша земля запомнится вам вкусным мясом и недурным вином.
Карл VIII: Поприветствовать… О, поприветствуйте меня мадонна, со всей нежностью, поприветствуйте, раз уж родитель вас на то благословил, а я уж в долгу не останусь! Карл улыбнулся ее робости. Улыбнулся ее юности, ее неловкой лжи, которую почувствовал по стеснению и потупленным глазам, но не понял еще, что за ней может крыться и умилился, списав на застенчивость. Одну руку дамы занял поданный королем бокал, пальцами другой, невольно дрогнувшими от прикосновения, завладела монаршая длань. Касаясь их легко, как в танце, чуть придерживая за кончики, Карл препроводил девушку к полукреслу возле своего стола, единственному в шатре сидению, а сам остался стоять возле, поедая глазами нежный изгиб плеча, скромно скрытого платьем, прядку, выбившуюся из-под косицы простой прически, впитывая сие зрелище и понемногу распаляясь. Будь гостья опытна и то, прикинувшись невинной простотой и томно потупя глазки, она не могла бы достичь того внимания, с которым мужчина возле нее все более учащал дыхание: - Земля ваша мне запомнится, Господь тому свидетель, монна… Как же мне называть вас? Как зовет вас отец ваш? Брат? Те, которым выпало счастью видеть вас подле себя ежечасно… Он нервно отпил глоток и постарался сдержать порыв немедленно коснуться губами щеки, ямочки, возле губ, понимая, что должен выдержать хотя бы минимум приличия.
Джианна: Улыбка, взгляды, дыхание у самой шеи, легкие касания, как будто других и не нужно - она все равно пойдет за ним, послушная, подчиненная его воле. Джианна почувствовала, как что-то отзывается внутри нее на действия французского короля. Как будто где-то в животе разворачивается теплая сеть, убаюкивая совесть, честь, чувство долга, память... Но нет! Это же все неправильно. Она здесь не для того, чтобы пасть жертвой лукавства. И все равно что-то очень испуганное внутри подзуживает: "Не делай, не нужно. Сейчас он ласков. Тебе же хорошо, правда? Может быть, ты ошиблась? Кто ты такая, чтобы быть уверенной в правильности своих трактовок божественных знаков? Зачем ты уподобляешься фарисеям? Тебе ли судить о том, что нравственно, а что нет? Вспомни, чем ты занималась с пастушком, пока тебя не отвлекла своим зовом Богородица?" И Джианна бы поддалась, если бы не кинжал, лежащий прямо перед ее глазами, почти совсем под рукой. Боялась, что у тебя отняли оружие? Так вот же, ты молилась, и тебе даровано было. И больше не слушая никаких сомнений внутри, девушка лишь попросила: "Пресвятая Дева, помоги!", схватила кинжал, вложила все свои силы в удар, вскакивая и целя в горло, чуть выше кадыка.
Карл VIII: Совсем нетрудно поймать слабую, неопытную руку, заломить ее за спину, так, чтоб девчонка выгнулась дугой, а потом, отшвыривая носком сапога выпавший из ладони кинжал, добавить, тем же манером, к правой ее руке левую. Запястья совсем тоненькие, хрупкие - мужчина сжал их в одном кулаке, пальцами свободной руки стиснув тонкое горло. Его высочество невысок ростом и губы его пришлись как раз возле девичьего уха: - Зря, ты так поторопилась… Капельки крови наполняли царапину под челюстью, тихонько сбегали за ворот дуплета, пятная льняную сорочку. Карл почувствовал их теплую щекотку, мотнул головой, вытирая об плечо. Пальцы, лежащие на девичьем горле, почувствовали, как она сглотнула, переместились ниже, впиваясь, пытая… Теснота объятий, запах испарины от испуга, дрожь юной плоти, бесправной вследствие своего поступка, и беспомощной невероятно будоражила мужчину, и если правая рука все еще сковывала преступницу, то левая начала свой путь по груди, не стесняясь стиснуть поимку, и далее - бесстыдно ощупывая сквозь юбки низ живота: - Утром, когда тебя за ноги потащат через весь лагерь к виселице, что прикажу на холме устроить, ты пожалеешь о своей торопливости, не раз пожалеешь, но прежде… - шепот его прервался, горячие губы впились в ямочку под мочкой уха, - … я поприветствую тебя по-свойски. Невольное восхищение дерзостью, разнообразившей рутину подобных встреч, недолгая борьба и близость стройного тела привели к естественному результату – Карл не стал видел причин сдерживать себя и всем телом прильнув к неудачливой Юдифи, подтолкнул ее к постели, торопясь подобрать подол.
Джианна: Когда на горле короля выступила кровь, рука у девушки дрогнула, чем неудавшаяся жертва покушения тут же воспользовался. За страх перед убийством человека, пусть даже и погрязшего в смраде греха, девушка, в своей жизни не свернувшая даже шеи цыпленку, теперь расплачивалась грязью похотливых прикосновений. - Нет! - падая на постель, во весь голос закричала Джианна. - Нет! Помогите! Нет!!! Подбирая подол, Карл сам освобождал ее ноги от пут тяжелых юбок, чем десница Божьей Матери тут же и попыталась воспользоваться, лягаясь изо всех сил. "Дева Мария, спаси! Нет! Пусть смерть, но я не должна предстать перед Божьим Судом оскверненная его плотью!" Сопротивляясь изо всех сил, Джианна пыталась вырваться, соскользнуть с кровати, бежать, куда угодно, лишь бы подальше от этого ужаса. В своей борьбе она не слышала, но сердцем чувствовала, как откликается на ее зов кормилица, презревшая теперь свой возраст и немощь и борющаяся с удерживающим ее французом. Девушке же некогда было жалеть о своей поспешности, ее мир сузился до рук французского короля, которые во что бы то ни стало должны покинуть ее тело, и ради этого она не жалела прикладываемых сил.
Карл VIII: Откуда хрупкая скромница набралась стольких сил, что превратилась в клубок локтей, вырвавшихся из под руки Карла и десятка коленей, норовящих заехать ему, склонившемуся, в подбородок, трудно ли было догадаться, да и вопли девицы, разразившиеся на весь шатер и мир, находящийся за пределами его тонких стен, подтвердили, что порою, под словами, сказанными одной, некто другой готов понимать совсем иное. Как собиралась она избежать того, на что шла, уже неважно, подвиг ее не удался, а властвующие не ценят разыгрываемых перед ними истерик. Несколько минут ушло у Его высочества на распутывание вопящего клубка противоречий героизма и детского простосердечия, пока он не утвердился среди разбросанных подушек, перевернутого столика, бумаг, усеявших ковер вперемешку с бужениной и осколками бокала, и не водрузил себе на колени дщерь человеческую, как положено, ничком, и не придал ее положению некоторый покой, все еще придерживая девичий локоть, заведенным за спину. Пара лунообразных полушарий матово поблескивавших в свете шандала (воистину, то бережение Господне – достаточно далеко от постели) на мгновение задержали его взгляд, и тут же получили ярко розовый отпечаток королевской ладони. Рука, привыкшая к мечу не соизмеряла силу ударов, мужчина был раздосадован, оскорблен… и только через пять или шесть полновесных шлепков, раздражение его начало уступать место постепенно нарастающему томлению. Карл переместил колени, уселся поудобнее и поласковее обхватил несчастную преступницу. А мир вокруг, успокоенный прекращением непривычных звуков сопротивления и обезопасив портал королевского шатра от атаки обезумевшей кормилицы несостоявшейся убийцы, занялся обычными своими делами обеспечения королевского благополучия.
Джианна: Когда горло было сорвано от криков, а руки и ноги начали кричать о своей усталости, Джианна оказалась лежащей на коленях мужчины. Первый шлепок был столь неожиданным, что девушка даже растерялась. Остальные, из-за своей силы и наносимой нежной коже боли выдавили из глаз слезы, но и заставили снова заработать головой. До этого все действия французского короля вполне укладывались в созданный в голове поверившей в свое предназначение девушки образ развратника и насильника. Но эта экзекуция больше походила на выражение отеческого гнева, нежели... нежели на злобу совратителя душ. "Дева Мария, что же это такое?" Смятенная всем своим существом, когда Карл остановился, Джианна жалобно всхлипнула. На языке вертелся глупый вопрос "за что?", но он так и не был задан. Чем бы ни был продиктован такой странный способ наказания, он пусть и был унизителен, но никак не походил на адские пытки. - Отпустите, - тихо, просительно произнесла она, желая сейчас только одного - прикрыться и сжаться испуганный комком в насколько возможно дальнем от короля углу. Возможно, потом, она успеет понять, насколько глупа была ее надежда, но не сейчас. - Пресвятая Матерь, прости, я не сумела. Помилуй... - обмякнув в этой детской позе, Джианна еле слышно молилась.
Карл VIII: Упоминание имени Пресвятой Девы на большинстве языков звучит почти одинаково: ребенок молился в смятении чувст. Карл замер, прислушался, в порыве согреть и утешить вмиг подхватил ее, развернул и прижал к себе, в колыбели рук покачивая, покрывая поцелуями соленые щеки, касаясь кончиком языка мокрых ресниц: - Нет! Нет… Помогите мне… - шептал он на своем языке, не заботясь о понимании, чувствуя, что понимание вот-вот наступит, - … нет… Простите меня! Нежное тело под его ладонью трепетало, сбилось в тугой комок, упираясь коленом в грудь, но молчало, а губы короля упорно искали ее губы, ее нежность, растапливая остатки стыдливого сопротивления.
Джианна: Губы мужчины настойчиво касались ее лица, но в его поцелуях больше не чувствовался зверь, совсем наоборот, касания были ласковыми. Джианна бы попыталась оттолкнуть короля, но он все же исполнил ее невысказанное желание и усадил на свои колени в более приличной позе, а потом еще и шептал что-то так странно похожее на мольбу о помощи. Девушка совершенно растерялась. Неудачная попытка соблазнения обрывается попыткой убить, которая не удается. За ней следует борьба снова с постельным уклоном, но, одержав верх, мужчина не пользуется своим правом, а лишь наказывает как ребенка. Как будто выражает свое недовольство нанесенной ему царапиной на шее? Не может быть. Почему все так? Может быть, он принял ее за обычную гулящую девку? Потому и вел себя так, не скрываясь? А теперь, когда ее сопротивление разубедило его, король извиняется? Но тогда какой он помощи просит? У Джианны от слез и переживаний разболелась голова. Она почувствовала сильнейшую усталость и отсутствие всякого желания сопротивляться. Так захотелось поверить, что она ошиблась, и об этом незнакомом человеке нужно думать лучше, чем она решила сначала? - Ваше высочество, - вместе того, чтобы упереться ему в грудь, отталкивая, девушка прижала ладонь к его щеке, - вы просите помочь? Вам нужна помощь? - неуверенная в собственных мыслях, спросила она. А тут еще ей на глаза попался порез, нанесенный кинжалом, и Джианну настиг укол совести. Слезы прекратились, непонимание и извечное женское любопытство перевесили.
Карл VIII: Карл накрыл ее руку своею, отнял от лица и поцеловал ладонь. Осторожно придерживая под спину одну из прелюбопытнейших встреч своих на италийской земле, он целомудренно прикрыл перемятыми юбками ее голые коленки и легко усадил подле себя. И вдруг, словно передумав, порывисто встал и занялся сбитым с ног походным столиком, поднимая и переворачивая его в устойчивое положение. Намеренно повернувшись к девице спиной, Карл считал удары своего сердца, улыбаясь тихонько про себя и понемногу распуская на груди шнуровку дуплета, уверенный в успехе своего нового мероприятия. На этот раз не он задавал вопросы, не он дожидался ответа, не он пытался сдержать себя… еще чуть-чуть молчания, итак…
Джианна: Целомудренные действия короля вкупе с его молчанием заставили Джианну окончательно растеряться. Она внимательно смотрела ему в спину, ожидая хотя бы шепота, хотя бы вздоха, но, не дождавшись ничего, не выдержала и поднялась на ноги. Забыв про лежащий где-то на полу когда-то такой желанный кинжал, она неторопясь, стараясь, чтобы ее шаги не были для Карла тайной, подошла к мужчине и осторожно коснулась его плеча: - Ваше высочество? Что случилось? Сделав еще несколько шагов, остановилась перед ним, несмело заглядывая в глаза. При ходьбе ткань юбок как-то особенно неудобно терлась о кожу там, куда пришлись удары ладонью, и это как-то странно отвлекало и не позволяло надолго сосредоточиться. - Я могу чем-то вам помочь?
Карл VIII: Подол прошелестел по бумагам, захламившим пол, мелькнула мысль, что юноша не преминул бы нашарить под ними оружие, видя перед собой удобную мишень, но девушка… она продолжала задавать вопросы. Восхитительная необычность поступка постепенно сменялась «привычным» поведением и Карл начал чувствовать легкое раздражение, однако игру свою продолжил. - Коли!.. Отдав приказ по-военному краткий, король распахнул на груди дуплет и даже рванул ворот тонкой сорочки, обнажая горло с подсохшей царапиной: - Должно быть, в том помысел Божий… Подставив тело, безусловно безоружной простушке, Карл, будто бы из страха перед неизбежным опустил веки. Взгляда ее он не встретил, но чувствовал совсем рядом легкое дыхание.
Джианна: Джианна, широко распахнув глаза, на один вздох замерла напротив Карла. Она не понимала, как и зачем королю, а тем более врагу человеческому отдавать такой приказ. И к ней пришло понимание, мужчина перед ней просто уже все про нее понял, на свой лад, предсказывает ее поступки и разыгрывает какой-то свой балаган. Такое поведение походило на все те рассказы, что они с матушкой сумели отыскать в священных текстах, где описывается изворотливый ум противника Бога, и где он называется Царем Лжи. Джианна отступила в сторону и бегло осмотрелась. Кажется, по правую руку от нее блеснул кинжал, и она стала отступать в его направлении. Ее губы на этот раз беззвучно зашевелились в молитве, а взгляд она не отводила от лица мужчины. В ее груди плескался страх, с которым пыталось бороться чувство долга, но страх и нерешительность побеждали. Вот пальцы сомкнулись снова вокруг рукояти злополучного кинжала, наклонившись, она поняла, что пребывавшее в беспорядке платье обнажило ее плечо и грудь, и эта уязвимость женского тела под взглядом мужчины лишила ее разом всех сил. Джианна упала на колени, так и не выпуская оружия из руки. "Ну кто я такая, почему я решила, что смогу стать проводником Божественной воли. Это гордыня, и она овладела моим существом." - Пожалуйста... повесьте меня... сейчас... утром, не важно. Только не мучайте, умоляю. Я не могу... я не могу вас убить. Должна, но... Дева Мария, прости меня.
Карл VIII: Чего и следовало ждать: слабость женщины только подчеркивает мужскую силу, доказывая бесполезность свою и пригодность лишь для одного дела, единственного… Карл поднял ее с колен, вынул из безвольной руки оружие, жестом собственника рванул на две половины лиф – слова, моления никчемны, противоборство сломлено, чего уж тут церемониться. Упоминание о казни неприятно царапнуло, так миссия все еще пыталась придать особую важность своему пребыванию в королевском шатре, короля же все эти бредни уже не интересовали. До утренней зари, до обряда правосудия еще достаточно времени, дабы жар, опоясавший монаршие бедра, это напряжение с прожилками боли, рвущееся наружу, разрядилось, наконец. Детский лепет, просьба, которая не долетела до Девы Марии, потому что Карл прекратил сие покаяние властным поцелуем, не иначе, как вспомнится им обоим поутру, но сейчас Его высочество не желал более терять ни мгновения. Девичье тело в его руках, дразнящее своей теплотой, запахом, покорно приняло свое предназначение, он поднял девушку на руки, и отправился в разоренную ранее постель.
Джианна: Джианна попробовала рвануться из рук короля, но сил не осталось. Все тело как будто налилось жуткой тяжестью, прикосновения оказались неумолимы, и противопоставить воле мужчины было уже нечего. Небеса были глухи к ее молитвам точно так же как объятый возбуждением мужчина. Девушка даже не плакала, лишь вздрагивала от каждого касания. Его прикосновения жгли, и Джианна пусть и хотела оставаться безучастной, но не могла и постепенно ее тело начало отзываться. Вот уж действительно, женщина - сосуд дьявола. Джианна может быть и хотела думать, что испытывала только боль, и хоть ее действительно было много в эту ночь, но кроме был еще и жар. Губы короля словно ставили метки, и они сливались в единую сеть, обволакивая и подчиняя. Когда все закончилось, Джианна нервно высвободилась из-под короля, попыталась сжаться в комок, но даже прикосновение к собственному телу, помеченному Врагом, заставляло морщиться от гадливости. А она в свою очередь будила злость. В ней была и обида на безучастность Небес, пославших ее на испытание, превосходившее ее силы, и на жестокость француза, заставившего ее пройти через это унижение. И если до Небес докричаться она не рассчитывала, то король вот он, рядом. К нему-то она и повернулась. Не думая о своей наготе, девушка взвыла и с кулаками набросилась на короля. - Да как вы могли! Вам недостаточно страданий, которые вы уже причиняете? Нельзя просто казнить, нужно обязательно смешать с грязью?! Правильно вашим детям вырасти не дают. Ничто от такого семени не должно жить! Дьявол! Антихрист!
Карл VIII: Он зарывался лицом в ее волосы, впивался в тоненькую шейку, распиная под собою юное тело в невероятном наслаждении после долгого поста. Его шепот, нежность и благодарность, немудрящие слова утешения вряд ли были услышаны, а поцелуи, которыми наделил не только вспухшие губы, но и любую частичку ее тела, что подвернулась ему в любовной борьбе, будь то крепенькая грудка или шелковистая кожа под коленкой, похоже, отлетели зря. Девушка была почти безответна. Впрочем, едва только Его высочество, со всем тщанием позаботился о том, чтобы за пролитие толики крови миропомазанного владыки преступницу можно было казнить на заре, не опасаясь гнева небес за лишение жизни девственницы, едва она смогла двигаться и произносить что-либо кроме сдавленных звуков, то оглушила короля девичьими бреднями. Не раз и не два получив кулачком по голой, покрытой испариной, груди, король невольно отодвинулся от нее, но тут же, примирительно поймал растрепавшуюся прядь и заложил за ушко, словно пытался официально продемонстрировать свою нежность: "Бог мой! Да такие страдания причиняются ежедневно множеству девиц и мало кто после в печали остается". Но упоминание о сыновьях, умерших во младенчестве, вонзилось под сердце и Карл схватил ее за плечо, недавно до красна заклейменное горячим поцелуем: - Молчи, несчастная… Радоваться должна чести, которой ты удостоена! Хотя, что тебе объяснять, в грязи рождена, в грязь и уйдешь… И уже в гневе отшвырнув девушку, он, как был нагой, встрепанный, достигнув полога, откинул его в сторону: - Стража! Прево ко мне! Покушение на жизнь мою и оскорбление миропомазанника Божия!
Джианна: - Радоваться должна... - тихо повторила Джианна, тихо скатившись с кровати и замершая у ее изголовья. Требования его высочества донеслись до ее разума, отозвались странной радостью о том, что скоро все закончится, и снова потонули в заполняющей ее вязкой пустоте. Как к ней сумела прорваться кормилица Джианна не поняла. Почувствовала только, что морщинистые руки старухи сноровисто одевают ее в остатки платья, что-то подвязывают и закалывают, а на оставшимися открытыми участки кожи капают соленые слезы. Эти касания быстро высыхащей влаги ее и оживили: - Скажи матери, что я прошу у нее прощения. Что у меня не получилось. И ничего не говори про эту ночь. Ни слова! Радоваться должна... - быстрым шепотом проговорила Джианна и снова замкнулась в себе. Она не слышала, что говорили на спешно собранном суде. Не разбирала вопросов прево и не отвечала на них. Не молилась и тем более не просила о пощаде. Только стояла, опустив голову, и ее губы лишь иногда беззвучно шевелились, и если бы кто-то мог увидеть это, то сумел бы разобраться только одно слово "радоваться". Из раздумий ее выдернул стражник, заставивший куда-то идти. Джианна подчинилась. Поведя плечами, она обнаружила, что разорванный лиф кормилица закрыла, повязав поверх него свой платок, и тут же стало очень ее жаль. Суровое испытание в ее возрасте видеть смерть той, которую нянчила с младенчества. "Прости, мне надо было приходить сюда одной." Страх встретиться с ней взглядом заставил Джианну взглянуть прямо перед собой, и увидеть, как на известный ей с детства холм с одиноким деревом втаскивают телегу. "Меня так и оставят висеть там? Бедная мама... А ведь она была бы рада, если бы я к ней вернулась даже такой. Да и что страшного произошло? Ну скрасила ночь королю. Должна радоваться... Но почему у меня такое чувство, как будто я провела ночь в руках дьявола?"
Карл VIII: Пока шло краткое судебное разбирательство, богато наряженный, причесанный и умытый король молчал. Высказавшись в самом его начале, после лишь кивал на уточняющие вопросы прево, которому самому пришлось домысливать ситуацию и формулировать обвинительный акт. Что в нем – ни выжившего Олоферна, ни злополучную его Юдифь, имени которой он так и не узнал, не интересовало. Ни судебные вопросы: кем послана?.. послана ли?.. что целью мнила?.. Ни человеческие: за что?.. и… так безжалостно?.. Каждая из сторон давно выяснила для себя все ответы и теперь замкнувшись, пыталась пережить это знание. Но если девушке на мучительные мысли осталось совсем немного времени, то Карл угрюмо подозревал, что его они будут занимать все отведенное ему до конца жизненного пути. Колесо правосудия, завертевшись, уже не давало возможности произнести - «повелеваю, помиловать и отпустить» - из опасения навредить не столько положению своему, сколько им же узаконенному порядку. Жизнь глупой девицы не стоила теперь и дуката, а впечатление от публичного отправления все того же правосудия, полезно, что для войска, что для мирян, толпа которых, как сообщили королю, уже начала собираться в отдалении. ...Но слова ее, глаза ее, глупые слова… опухшие веки… Он не любил женских слез, боялся их… Не понял вначале и дурных ее криков… Подумал, что все это уловки женские по чьему-то наущению… Но игра не кончалась, она и сейчас еще длилась, и тоска ползла в сердце… После оглашения приговора король произнес словесную формулу, соответственно ситуации и с сопровождением вышел на воздух: - Да, еще одно… Позовите ей итальянского священника. Небо дивно, как бывает только в погожие осенние утра, голубело над холмом, где все уже было приготовлено: и петля, видная от королевского шатра, и телега импровизированного эшафота. - Нет, к чему искать кого-то… Благоволите пригласить сюда Его преосвященство, этого Борджиа. Спины стражи и придворных скрыли от него понурую фигурку, которую направляли к виселице. Король, сжав губы, судорожно натянул перчатку на вспотевшую руку. Когда же сел в седло, чтобы двигаться к месту казни, то поймал себя на мысли, что молит Бога о чуде, о том, чтобы не произошло непоправимое, чему стал причиной, не словами латинского канона молит, а безнадежно, но упрямо повторяя одно и тоже: «Господи, не допусти, помоги»…
Cesare Borgia: В мире, казалось, не существовало вещей, способных лишить Чезаре сна. Какие бы тяжкие думы его не обуревали, юноша знал: если позволить им делать это денно и нощно, рано или поздно голова лопнет, ну или рассудком тронешься. Разуму нужно давать отдых точно так же, как и мышцам. Молодой человек и без понуканий обычно вставал рано. Дел хватало всегда, и даже попойка накануне редко когда могла продержать его в постели до обеда. Но в этот раз его все же умудрились разбудить, что, разумеется, благодушия юному кардиналу не добавило. Впрочем, слово "казнь" мгновенно дало Чезаре понять, что предстоит нечто важное, а значит, не стоит тратить время на препирательства. Молодой человек всегда преотлично умел задавать правильные вопросы, да и с французским языком не имел никаких проблем. Поэтому даже на коротком пути до места грядущего печального действа он успел разузнать все если не в деталях (откуда их знать простым солдатам), то в целом. Итак, какая-то итальяночка из местных попыталась убить Карла. Должно быть, сумасшедшая, не иначе. Увидев девчонку, Чезаре печально вздохнул. Не из жалости и сочувствия, а скорее от непонимания. Показательные казни, на его взгляд, должны были иметь какой-то смысл. Захватить в плен сильного противника и повесить его - это урок из области "так будет с каждым". Хочешь внушить ужас и покорность большому количеству простого люда, будучи захватчиком? Ну так нахватай таких девиц побольше, чтобы все испугались надолго и качественно. А одна несчастная дурочка... Сейчас она даже больше на ребенка походила. Точно младше Лукреции. Как-то это все мелочно. Ну не угодила тебе девка, может, и поранила - ну так прихлопни ее сам, чего тянуть. Или солдатам своим отдай, еще и польза будет. Одно дело уничтожать серьезного врага, которого опасно оставлять в живых. А такую можно и отпустить, никакого вреда она потом все равно не принесет. Смотреть, как она на веревке попляшет... Чезаре не видел в этом особенного удовольствия. Впрочем, каждому свое. - Осужденная желает исповедоваться перед казнью? - Поприветствовав короля, как полагается, юноша наконец обратил свое внимание и на девушку. Ну, хоть какую-то пользу ее поступок принес, не каждой простушке доводится в последний раз исповедоваться сразу целому кардиналу. Лицо Чезаре, впрочем, быстро приняло неоднократно отрепетированное выражение сочувствия и участия.
Джианна: Джианна сначала не поняла, чем вызвана задержка ее казни, даже успела испугаться, что король придумал что-то еще, чтобы напомнить ей, из какой грязи она вышла, но ее опасения не подтвердились. Она услышала рядом с собой приятную не исковерканную итальянскую речь, а подняв голову, увидела молодого и красивого кардинала. "Кардинал? Здесь? Откуда? Не может быть... Но если такие как он служат Господу, то и мне не следует сомневаться в воле Небес." Подступившее комком к горлу раскаяние заставило Джианну опустить на колени. - Благословите, ваше преосвященство, я грешна и каюсь. Повинна в грехе гордыни, возомнила, что справлюсь с предназначением, возложенном на меня Небесами, - и Джианна рассказала все, что случилось с ней с того самого осеннего денька. О том, как ее посетило видение, как она заручилась поддержкой родных, как готовилась, пытаясь уподобиться какой-либо из Библейских Дев, как поняли знак, поданный Богом. Даже рассказала, как тот луч коснулся кого-то еще, а сказав, вдруг поняла, что ведь не может быть здесь и сейчас иного кардинала, кроме сына Папы Римского, того самого заложника французского короля. Осознав, что сейчас говорит, густо покраснела, и постаралась поскорее перескочить на события этой ночи. Призналась, что в первый раз ей не хватило решимости нанести удар, при второй возможности она даже не занесла кинжал. А после того, как король утвердил свое право мужчины на женским телом, и вовсе не думала об убийстве, а просто выражала свое отчаяние. Закончила она уже со стекающими непрерывным потоком по щекам слезами мольбой к Небесам даровать ей прощение за слабость ее веры.
Cesare Borgia: Чезаре не стал слушать девушку стоя, а предпочел запросто присесть рядом, прямо на землю. Для исповеди, он, конечно, наскоро напялил облачение, но совсем не жалел его испачкать. В конце концов, они не в исповедальне, обстановка вообще далека от всяческих канонов, так что лучше так. Как старший брат слушал бы младшую сестру. Сделано это было по наитию, но в последствии, когда девушка начала говорить, юноша ни капли не пожалел об этом. Иллюзия близости, расположения и понимания - это всегда полезно, особенно когда у тебя есть планы на человека. Чезаре слушал, и, как ни странно, эти самые планы на глупышку у него постепенно появлялись. Не романтического плана, чего уж там, сильного желания подбирать объедки за королем франков не было. Но, как говорится, не похотью единой. Девушка была умом тронута, тут сомнений не было. Легонько или сильно - это пока было непонятно, но в слова свои она верила искренне, а не придумывала, чтобы прикинуться блаженной и оправдаться. Уж кто-кто, а Чезаре Борджиа в лжи и правде разбирался. Народ в Италии нынче охоч до всяческих чудес, пророков и святых. Такие умельцы, как Савонарола, Ватикану, конечно, ни к чему. А вот такая вот милашка, праведная защитница Италии, жаждущая поднять ее на войну с Антихристом... да, Чезаре привык мыслить масштабно и смело. Чего мелочиться-то... - Благословляю тебя, дочь моя. Но грехи простить не могу... потому что прощать нечего, ты безгрешна в глазах Господа. Дева Мария - воплощение божественной доброты, и в слуги себе она ищет таких же честных, прекрасных созданий. Наша, людская, вина, что мир жесток, и зачастую надо сидеть за одним столом со злодеями, чтобы с ними справиться. Что ж, если, как говоришь, знак свыше и на меня указал... постараюсь помочь, чем смогу. Может, и от такого грешника, как я, Богоматери помощь выйдет. Вставай. Чезаре поднялся на ноги и настойчиво, но не грубо, потянул Джианну за собой. - Ваше Величество. - Юноша посмотрел на Карла честно и строго, как будто и правда всегда был полон истинной веры, и кардинальскую шапку носил с искренним рвением. Отец был бы доволен таким спектаклем. - Оставьте этой девушке жизнь. Она безумна, какой с безумцев спрос. Это все равно что карать больного падучей, если он, трясясь, случайно рукой или ногой тебя задел. Отдайте ее мне - и мы будем в расчете. "Вот и пригодилась игры в кости".
Карл VIII: Карл молча наблюдал за исповеданием, обряд которого папский сын упростил донельзя, привнеся в него столько дружественной теплоты, что девица, из-за которой все кругом и завертелось, похоже, вновь воспряла духом. Ну, конечно, она безумна… И я безумен, раз не прирезал ее там же, возле постели, позволил кричать, сколько хотелось, а теперь вот… «…отдайте ее мне»! - Это невозможно, Ваше преосвященство. – Лошадь под ним нервно переступила от резкости голоса. – Жизнь ее не принадлежит мне, она осуждена. Безумна или нет, суд решил, что виновна… Король тянул паузу, надеясь на возражения, которые, в свою очередь подскажут ему, чем обусловить помилование. Не игровым же долгом, в самом деле (Господи, прости мне прегрешения мои…) Никакой словесной помощи он не дождался и продолжил: - Но, поскольку вы присутствуете здесь, как представитель высшей судебной инстанции..., - он натянуто улыбнулся, обвел глазами свиту и дождался ответных улыбок согласия и понимания, - ...то передаю ее в руки ваши. Но не оправдания жду от суда Матери нашей Святой Церкви, а ужесточения приговора! Ибо поднялась ее рука на святая святых и пыталась попрать и очернить власть, данную мне Господом. В конце концов, долг красен платежом. А чем он с ней займется, во славу дома Борджиа, не моя печаль - пусть хоть на костер возводит.
Джианна: Не ожидала Джианна, что сын Папы Римского окажет ей такое внимание. Его внимательность и сострадание заставили девушку взглянуть на этого молодого мужчину как на святого и порадоваться уже тому, что за свою грешную жизнь успела удостоиться не только явления Девы Марии, но и вот так близко оказаться рядом с живым воплощением христианских ценностей. От фразы Чезаре "но грехи простить не могу" ее сердечко болезненно сжалось, но не ожидала она столь великого сострадания к ее ужасным ошибкам, и уже успела кивнуть, соглашаясь, что путь ее един и ведет он далеко от Райских врат, как вдруг кардинал заговорил о совсем обратном. Джианна слушала его и не могла поверить, не думая, схватилась за протянутую руку и встала, все еще ошеломленная заступничеством такого высокого сана церкви, пусть и находящегося здесь не по своей воле. И она бы успела попытаться отговорить кардинала вступаться за нее, брать на себя заботу еще и о безродной простушке, когда сам находится у французского короля в качестве заложника, если бы не увидела Карла, при одном взгляде на которого снова все сжалось от страха и ни слова вымолвить она более не могла. Разговор короля и кардинала Джианна почти не могла разобрать, лишь поняла, что его высочество сначала не был согласен с просьбой, но потом, через паузу как будто уступил ей. И все же девушка не понимала и боялась, что будет стоить это спасение ее никчемной жизни его преосвященству.
Cesare Borgia: "Невозможно, скажете тоже. Я думал, люди такого полета подобные слова не используют." К счастью, слова короля оказались лишь необходимой фигурой речи, и в итоге просьба Чезаре была удовлетворена более чем быстро. Он, признаться честно, на всякий случай рассчитывал на более сложные и затяжные торги. Удивительное дело, еще несколько минут назад судьба какой-то там Джианны юношу нисколько не интересовала, а сейчас он был уже готов всячески бороться за нее. Чезаре просто не любил отступаться от идей, показавшихся ему удачными и многообещающими. - Будьте уверены, Ваше Величество, Церковь со всем вниманием отнесется к поступку, совершенному этой девушкой. Я молод, неопытен во многих вопросах, часто действую по наитию... К счастью, судьба дала мне счастливую возможность в сложных случаях испрашивать совета у Его Святейшества. Пререкаться с королем Франции прилюдно, пытаясь убедить его, что с безумцев и спрос невелик, Чезаре, разумеется, не собирался. Услуга оказана, теперь они в расчете, чего же боле. Юноша догадывался, что Карл сейчас, должно быть, не очень-то доволен. С другой стороны, не желай король для девицы спасения ни под каким предлогом, он бы так легко ее не отпустил с виселицы. В конце концов, только его слово здесь имеет вес в конечном итоге, волен выполнять обещание, волен вообще повесить заступника рядом с осужденной. Так или иначе, молодой человек, не желая более испытывать судьбу, решил, что лучше ему будет пока увести свою добычу с глаз Его Величества. - Мои благодарность и восхищение Вами сложно описать словами, Ваше Величество. - Чезаре изысканно поклонился монарху. - Вы христианнейший из государей, и с каждой минутой я все лучше понимаю, почему Его Святейшество так восхищается Вами. Юноша был готов поспорить, что и Карл сейчас понимал: вся эта словесная шелуха абсолютно бессмысленна, и в то же время необходима для соблюдения приличий. Повторяя слова благодарности в любых комбинациях, Чезаре, крепко держа Джианну за руку, поспешил увести ее в шатер, ставший временным пристанищем почетного пленника. Эпизод завершен
полная версия страницы