Форум » Regnum terrenum. Aeterna historia » Библейский сюжет. 5 февраля, при наступлении сумерек » Ответить
Библейский сюжет. 5 февраля, при наступлении сумерек
Джианна:
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Джианна: Джианна попробовала рвануться из рук короля, но сил не осталось. Все тело как будто налилось жуткой тяжестью, прикосновения оказались неумолимы, и противопоставить воле мужчины было уже нечего. Небеса были глухи к ее молитвам точно так же как объятый возбуждением мужчина. Девушка даже не плакала, лишь вздрагивала от каждого касания. Его прикосновения жгли, и Джианна пусть и хотела оставаться безучастной, но не могла и постепенно ее тело начало отзываться. Вот уж действительно, женщина - сосуд дьявола. Джианна может быть и хотела думать, что испытывала только боль, и хоть ее действительно было много в эту ночь, но кроме был еще и жар. Губы короля словно ставили метки, и они сливались в единую сеть, обволакивая и подчиняя. Когда все закончилось, Джианна нервно высвободилась из-под короля, попыталась сжаться в комок, но даже прикосновение к собственному телу, помеченному Врагом, заставляло морщиться от гадливости. А она в свою очередь будила злость. В ней была и обида на безучастность Небес, пославших ее на испытание, превосходившее ее силы, и на жестокость француза, заставившего ее пройти через это унижение. И если до Небес докричаться она не рассчитывала, то король вот он, рядом. К нему-то она и повернулась. Не думая о своей наготе, девушка взвыла и с кулаками набросилась на короля. - Да как вы могли! Вам недостаточно страданий, которые вы уже причиняете? Нельзя просто казнить, нужно обязательно смешать с грязью?! Правильно вашим детям вырасти не дают. Ничто от такого семени не должно жить! Дьявол! Антихрист!
Карл VIII: Он зарывался лицом в ее волосы, впивался в тоненькую шейку, распиная под собою юное тело в невероятном наслаждении после долгого поста. Его шепот, нежность и благодарность, немудрящие слова утешения вряд ли были услышаны, а поцелуи, которыми наделил не только вспухшие губы, но и любую частичку ее тела, что подвернулась ему в любовной борьбе, будь то крепенькая грудка или шелковистая кожа под коленкой, похоже, отлетели зря. Девушка была почти безответна. Впрочем, едва только Его высочество, со всем тщанием позаботился о том, чтобы за пролитие толики крови миропомазанного владыки преступницу можно было казнить на заре, не опасаясь гнева небес за лишение жизни девственницы, едва она смогла двигаться и произносить что-либо кроме сдавленных звуков, то оглушила короля девичьими бреднями. Не раз и не два получив кулачком по голой, покрытой испариной, груди, король невольно отодвинулся от нее, но тут же, примирительно поймал растрепавшуюся прядь и заложил за ушко, словно пытался официально продемонстрировать свою нежность: "Бог мой! Да такие страдания причиняются ежедневно множеству девиц и мало кто после в печали остается". Но упоминание о сыновьях, умерших во младенчестве, вонзилось под сердце и Карл схватил ее за плечо, недавно до красна заклейменное горячим поцелуем: - Молчи, несчастная… Радоваться должна чести, которой ты удостоена! Хотя, что тебе объяснять, в грязи рождена, в грязь и уйдешь… И уже в гневе отшвырнув девушку, он, как был нагой, встрепанный, достигнув полога, откинул его в сторону: - Стража! Прево ко мне! Покушение на жизнь мою и оскорбление миропомазанника Божия!
Джианна: - Радоваться должна... - тихо повторила Джианна, тихо скатившись с кровати и замершая у ее изголовья. Требования его высочества донеслись до ее разума, отозвались странной радостью о том, что скоро все закончится, и снова потонули в заполняющей ее вязкой пустоте. Как к ней сумела прорваться кормилица Джианна не поняла. Почувствовала только, что морщинистые руки старухи сноровисто одевают ее в остатки платья, что-то подвязывают и закалывают, а на оставшимися открытыми участки кожи капают соленые слезы. Эти касания быстро высыхащей влаги ее и оживили: - Скажи матери, что я прошу у нее прощения. Что у меня не получилось. И ничего не говори про эту ночь. Ни слова! Радоваться должна... - быстрым шепотом проговорила Джианна и снова замкнулась в себе. Она не слышала, что говорили на спешно собранном суде. Не разбирала вопросов прево и не отвечала на них. Не молилась и тем более не просила о пощаде. Только стояла, опустив голову, и ее губы лишь иногда беззвучно шевелились, и если бы кто-то мог увидеть это, то сумел бы разобраться только одно слово "радоваться". Из раздумий ее выдернул стражник, заставивший куда-то идти. Джианна подчинилась. Поведя плечами, она обнаружила, что разорванный лиф кормилица закрыла, повязав поверх него свой платок, и тут же стало очень ее жаль. Суровое испытание в ее возрасте видеть смерть той, которую нянчила с младенчества. "Прости, мне надо было приходить сюда одной." Страх встретиться с ней взглядом заставил Джианну взглянуть прямо перед собой, и увидеть, как на известный ей с детства холм с одиноким деревом втаскивают телегу. "Меня так и оставят висеть там? Бедная мама... А ведь она была бы рада, если бы я к ней вернулась даже такой. Да и что страшного произошло? Ну скрасила ночь королю. Должна радоваться... Но почему у меня такое чувство, как будто я провела ночь в руках дьявола?"
Карл VIII: Пока шло краткое судебное разбирательство, богато наряженный, причесанный и умытый король молчал. Высказавшись в самом его начале, после лишь кивал на уточняющие вопросы прево, которому самому пришлось домысливать ситуацию и формулировать обвинительный акт. Что в нем – ни выжившего Олоферна, ни злополучную его Юдифь, имени которой он так и не узнал, не интересовало. Ни судебные вопросы: кем послана?.. послана ли?.. что целью мнила?.. Ни человеческие: за что?.. и… так безжалостно?.. Каждая из сторон давно выяснила для себя все ответы и теперь замкнувшись, пыталась пережить это знание. Но если девушке на мучительные мысли осталось совсем немного времени, то Карл угрюмо подозревал, что его они будут занимать все отведенное ему до конца жизненного пути. Колесо правосудия, завертевшись, уже не давало возможности произнести - «повелеваю, помиловать и отпустить» - из опасения навредить не столько положению своему, сколько им же узаконенному порядку. Жизнь глупой девицы не стоила теперь и дуката, а впечатление от публичного отправления все того же правосудия, полезно, что для войска, что для мирян, толпа которых, как сообщили королю, уже начала собираться в отдалении. ...Но слова ее, глаза ее, глупые слова… опухшие веки… Он не любил женских слез, боялся их… Не понял вначале и дурных ее криков… Подумал, что все это уловки женские по чьему-то наущению… Но игра не кончалась, она и сейчас еще длилась, и тоска ползла в сердце… После оглашения приговора король произнес словесную формулу, соответственно ситуации и с сопровождением вышел на воздух: - Да, еще одно… Позовите ей итальянского священника. Небо дивно, как бывает только в погожие осенние утра, голубело над холмом, где все уже было приготовлено: и петля, видная от королевского шатра, и телега импровизированного эшафота. - Нет, к чему искать кого-то… Благоволите пригласить сюда Его преосвященство, этого Борджиа. Спины стражи и придворных скрыли от него понурую фигурку, которую направляли к виселице. Король, сжав губы, судорожно натянул перчатку на вспотевшую руку. Когда же сел в седло, чтобы двигаться к месту казни, то поймал себя на мысли, что молит Бога о чуде, о том, чтобы не произошло непоправимое, чему стал причиной, не словами латинского канона молит, а безнадежно, но упрямо повторяя одно и тоже: «Господи, не допусти, помоги»…
Cesare Borgia: В мире, казалось, не существовало вещей, способных лишить Чезаре сна. Какие бы тяжкие думы его не обуревали, юноша знал: если позволить им делать это денно и нощно, рано или поздно голова лопнет, ну или рассудком тронешься. Разуму нужно давать отдых точно так же, как и мышцам. Молодой человек и без понуканий обычно вставал рано. Дел хватало всегда, и даже попойка накануне редко когда могла продержать его в постели до обеда. Но в этот раз его все же умудрились разбудить, что, разумеется, благодушия юному кардиналу не добавило. Впрочем, слово "казнь" мгновенно дало Чезаре понять, что предстоит нечто важное, а значит, не стоит тратить время на препирательства. Молодой человек всегда преотлично умел задавать правильные вопросы, да и с французским языком не имел никаких проблем. Поэтому даже на коротком пути до места грядущего печального действа он успел разузнать все если не в деталях (откуда их знать простым солдатам), то в целом. Итак, какая-то итальяночка из местных попыталась убить Карла. Должно быть, сумасшедшая, не иначе. Увидев девчонку, Чезаре печально вздохнул. Не из жалости и сочувствия, а скорее от непонимания. Показательные казни, на его взгляд, должны были иметь какой-то смысл. Захватить в плен сильного противника и повесить его - это урок из области "так будет с каждым". Хочешь внушить ужас и покорность большому количеству простого люда, будучи захватчиком? Ну так нахватай таких девиц побольше, чтобы все испугались надолго и качественно. А одна несчастная дурочка... Сейчас она даже больше на ребенка походила. Точно младше Лукреции. Как-то это все мелочно. Ну не угодила тебе девка, может, и поранила - ну так прихлопни ее сам, чего тянуть. Или солдатам своим отдай, еще и польза будет. Одно дело уничтожать серьезного врага, которого опасно оставлять в живых. А такую можно и отпустить, никакого вреда она потом все равно не принесет. Смотреть, как она на веревке попляшет... Чезаре не видел в этом особенного удовольствия. Впрочем, каждому свое. - Осужденная желает исповедоваться перед казнью? - Поприветствовав короля, как полагается, юноша наконец обратил свое внимание и на девушку. Ну, хоть какую-то пользу ее поступок принес, не каждой простушке доводится в последний раз исповедоваться сразу целому кардиналу. Лицо Чезаре, впрочем, быстро приняло неоднократно отрепетированное выражение сочувствия и участия.
Джианна: Джианна сначала не поняла, чем вызвана задержка ее казни, даже успела испугаться, что король придумал что-то еще, чтобы напомнить ей, из какой грязи она вышла, но ее опасения не подтвердились. Она услышала рядом с собой приятную не исковерканную итальянскую речь, а подняв голову, увидела молодого и красивого кардинала. "Кардинал? Здесь? Откуда? Не может быть... Но если такие как он служат Господу, то и мне не следует сомневаться в воле Небес." Подступившее комком к горлу раскаяние заставило Джианну опустить на колени. - Благословите, ваше преосвященство, я грешна и каюсь. Повинна в грехе гордыни, возомнила, что справлюсь с предназначением, возложенном на меня Небесами, - и Джианна рассказала все, что случилось с ней с того самого осеннего денька. О том, как ее посетило видение, как она заручилась поддержкой родных, как готовилась, пытаясь уподобиться какой-либо из Библейских Дев, как поняли знак, поданный Богом. Даже рассказала, как тот луч коснулся кого-то еще, а сказав, вдруг поняла, что ведь не может быть здесь и сейчас иного кардинала, кроме сына Папы Римского, того самого заложника французского короля. Осознав, что сейчас говорит, густо покраснела, и постаралась поскорее перескочить на события этой ночи. Призналась, что в первый раз ей не хватило решимости нанести удар, при второй возможности она даже не занесла кинжал. А после того, как король утвердил свое право мужчины на женским телом, и вовсе не думала об убийстве, а просто выражала свое отчаяние. Закончила она уже со стекающими непрерывным потоком по щекам слезами мольбой к Небесам даровать ей прощение за слабость ее веры.
Cesare Borgia: Чезаре не стал слушать девушку стоя, а предпочел запросто присесть рядом, прямо на землю. Для исповеди, он, конечно, наскоро напялил облачение, но совсем не жалел его испачкать. В конце концов, они не в исповедальне, обстановка вообще далека от всяческих канонов, так что лучше так. Как старший брат слушал бы младшую сестру. Сделано это было по наитию, но в последствии, когда девушка начала говорить, юноша ни капли не пожалел об этом. Иллюзия близости, расположения и понимания - это всегда полезно, особенно когда у тебя есть планы на человека. Чезаре слушал, и, как ни странно, эти самые планы на глупышку у него постепенно появлялись. Не романтического плана, чего уж там, сильного желания подбирать объедки за королем франков не было. Но, как говорится, не похотью единой. Девушка была умом тронута, тут сомнений не было. Легонько или сильно - это пока было непонятно, но в слова свои она верила искренне, а не придумывала, чтобы прикинуться блаженной и оправдаться. Уж кто-кто, а Чезаре Борджиа в лжи и правде разбирался. Народ в Италии нынче охоч до всяческих чудес, пророков и святых. Такие умельцы, как Савонарола, Ватикану, конечно, ни к чему. А вот такая вот милашка, праведная защитница Италии, жаждущая поднять ее на войну с Антихристом... да, Чезаре привык мыслить масштабно и смело. Чего мелочиться-то... - Благословляю тебя, дочь моя. Но грехи простить не могу... потому что прощать нечего, ты безгрешна в глазах Господа. Дева Мария - воплощение божественной доброты, и в слуги себе она ищет таких же честных, прекрасных созданий. Наша, людская, вина, что мир жесток, и зачастую надо сидеть за одним столом со злодеями, чтобы с ними справиться. Что ж, если, как говоришь, знак свыше и на меня указал... постараюсь помочь, чем смогу. Может, и от такого грешника, как я, Богоматери помощь выйдет. Вставай. Чезаре поднялся на ноги и настойчиво, но не грубо, потянул Джианну за собой. - Ваше Величество. - Юноша посмотрел на Карла честно и строго, как будто и правда всегда был полон истинной веры, и кардинальскую шапку носил с искренним рвением. Отец был бы доволен таким спектаклем. - Оставьте этой девушке жизнь. Она безумна, какой с безумцев спрос. Это все равно что карать больного падучей, если он, трясясь, случайно рукой или ногой тебя задел. Отдайте ее мне - и мы будем в расчете. "Вот и пригодилась игры в кости".
Карл VIII: Карл молча наблюдал за исповеданием, обряд которого папский сын упростил донельзя, привнеся в него столько дружественной теплоты, что девица, из-за которой все кругом и завертелось, похоже, вновь воспряла духом. Ну, конечно, она безумна… И я безумен, раз не прирезал ее там же, возле постели, позволил кричать, сколько хотелось, а теперь вот… «…отдайте ее мне»! - Это невозможно, Ваше преосвященство. – Лошадь под ним нервно переступила от резкости голоса. – Жизнь ее не принадлежит мне, она осуждена. Безумна или нет, суд решил, что виновна… Король тянул паузу, надеясь на возражения, которые, в свою очередь подскажут ему, чем обусловить помилование. Не игровым же долгом, в самом деле (Господи, прости мне прегрешения мои…) Никакой словесной помощи он не дождался и продолжил: - Но, поскольку вы присутствуете здесь, как представитель высшей судебной инстанции..., - он натянуто улыбнулся, обвел глазами свиту и дождался ответных улыбок согласия и понимания, - ...то передаю ее в руки ваши. Но не оправдания жду от суда Матери нашей Святой Церкви, а ужесточения приговора! Ибо поднялась ее рука на святая святых и пыталась попрать и очернить власть, данную мне Господом. В конце концов, долг красен платежом. А чем он с ней займется, во славу дома Борджиа, не моя печаль - пусть хоть на костер возводит.
Джианна: Не ожидала Джианна, что сын Папы Римского окажет ей такое внимание. Его внимательность и сострадание заставили девушку взглянуть на этого молодого мужчину как на святого и порадоваться уже тому, что за свою грешную жизнь успела удостоиться не только явления Девы Марии, но и вот так близко оказаться рядом с живым воплощением христианских ценностей. От фразы Чезаре "но грехи простить не могу" ее сердечко болезненно сжалось, но не ожидала она столь великого сострадания к ее ужасным ошибкам, и уже успела кивнуть, соглашаясь, что путь ее един и ведет он далеко от Райских врат, как вдруг кардинал заговорил о совсем обратном. Джианна слушала его и не могла поверить, не думая, схватилась за протянутую руку и встала, все еще ошеломленная заступничеством такого высокого сана церкви, пусть и находящегося здесь не по своей воле. И она бы успела попытаться отговорить кардинала вступаться за нее, брать на себя заботу еще и о безродной простушке, когда сам находится у французского короля в качестве заложника, если бы не увидела Карла, при одном взгляде на которого снова все сжалось от страха и ни слова вымолвить она более не могла. Разговор короля и кардинала Джианна почти не могла разобрать, лишь поняла, что его высочество сначала не был согласен с просьбой, но потом, через паузу как будто уступил ей. И все же девушка не понимала и боялась, что будет стоить это спасение ее никчемной жизни его преосвященству.
Cesare Borgia: "Невозможно, скажете тоже. Я думал, люди такого полета подобные слова не используют." К счастью, слова короля оказались лишь необходимой фигурой речи, и в итоге просьба Чезаре была удовлетворена более чем быстро. Он, признаться честно, на всякий случай рассчитывал на более сложные и затяжные торги. Удивительное дело, еще несколько минут назад судьба какой-то там Джианны юношу нисколько не интересовала, а сейчас он был уже готов всячески бороться за нее. Чезаре просто не любил отступаться от идей, показавшихся ему удачными и многообещающими. - Будьте уверены, Ваше Величество, Церковь со всем вниманием отнесется к поступку, совершенному этой девушкой. Я молод, неопытен во многих вопросах, часто действую по наитию... К счастью, судьба дала мне счастливую возможность в сложных случаях испрашивать совета у Его Святейшества. Пререкаться с королем Франции прилюдно, пытаясь убедить его, что с безумцев и спрос невелик, Чезаре, разумеется, не собирался. Услуга оказана, теперь они в расчете, чего же боле. Юноша догадывался, что Карл сейчас, должно быть, не очень-то доволен. С другой стороны, не желай король для девицы спасения ни под каким предлогом, он бы так легко ее не отпустил с виселицы. В конце концов, только его слово здесь имеет вес в конечном итоге, волен выполнять обещание, волен вообще повесить заступника рядом с осужденной. Так или иначе, молодой человек, не желая более испытывать судьбу, решил, что лучше ему будет пока увести свою добычу с глаз Его Величества. - Мои благодарность и восхищение Вами сложно описать словами, Ваше Величество. - Чезаре изысканно поклонился монарху. - Вы христианнейший из государей, и с каждой минутой я все лучше понимаю, почему Его Святейшество так восхищается Вами. Юноша был готов поспорить, что и Карл сейчас понимал: вся эта словесная шелуха абсолютно бессмысленна, и в то же время необходима для соблюдения приличий. Повторяя слова благодарности в любых комбинациях, Чезаре, крепко держа Джианну за руку, поспешил увести ее в шатер, ставший временным пристанищем почетного пленника. Эпизод завершен
полная версия страницы