Форум » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Через тернии в пропасть, ночь с 3 на 4 июля 1495 года, предместья Рима » Ответить
Через тернии в пропасть, ночь с 3 на 4 июля 1495 года, предместья Рима
Cesare Borgia:
Ответов - 13
Cesare Borgia: Праздник в честь возвращения Лукреции выплавился в бархатную черноту вечера расплавленным золотом, да там и застыл. Чезаре покинул Рим, и только топот копыт всадников нарушил тишину ночной дороги, да еще крики ночной птицы, пронзительные и тоскующие. Безымянная вилла была притулилась в стороне от дороги, ничем не примечательная, защищенная от любопытных взглядов кипарисами и своей нарочитой простотой. Ничто не указывало на то, что это приземистое строение принадлежало кардиналу Валенсийскому, не было ни имени хозяина над входом, как то было принято у римской знати, ни знаков его сана. Ворота, крепкие, надежные, приоткрылись, пропуская внутрь сына понтифика и его охрану и закрылись. Вот они были, и нет их, и снова вокруг горячая тишина италийской июньской ночи. Во дворе коня у Чезаре принял Гвидо, тот самый Гвидо, которому было поручено доставить на виллу Аурелию Порта. На взгляд хозяина стражник расплылся довольной улыбкой. Ну не дать, ни взять, пес, который выполнил приказ хозяина и ожидает за то похвалы. - Девица задавала вопросы, но я запер ее, - сообщил он, кланяясь. – Ближе к вечеру принес вина и еды. Будь Гвидо натурой более чувствительной, он мог бы добавить, что девица в отчаянии и напугана до полусмерти, но это его уже не волновало. Приказано доставить – он доставил, приказано запереть, он запер. - Хорошо. Хорошо, Гвидо. Приведи мне ее, да вот еще что… На руки тому упал небольшой темный сверток. - Пусть наденет это. Тихо ступая, немой слуга зажег одну за одной свечи в небольших, полупустых покоях. Ничего лишнего, никакой роскоши. Кровать, стол, сундук у окна, плотно прикрытого ставнями от ночной сырости, а может еще с какой-то целью. И большое распятие в углу. Напротив него и встал кардинал, скрестив руки на груди и глядя в лик, вырезанный на темном дереве мрачно и с вызовом, словно ведя бессловесный разговор, только не было в нем любви, покорности и смирения, как то пристало бы лицу духовному.
Аурелия Порта: Аурелия провела весь день в комнате, куда ее впихнул не особенно с ней церемонившийся Гвидо. Единственное, что он сказал - это что ей надо ждать его преосвященство. После захлопнул дверь. Она вырывалась, а потом долго молотила кулаками по двери, требуя, чтобы ее выпустили, но все было тщетно. Сначала она не поверила, решив, что Гвидо и другие слуги решили ослушаться того, кто приказывал им, и похитили ее. Случаи, когда компания мужчин похищала девушку, по недоразумению оставшуюся без защиты тех, кому она была дорога, были так же обычны, как срезанные воришками на площади поясные кошельки. Но время шло, и никто не приходил к ней, и тогда стало понятно, что Гвидо и другие и впрямь действовали не по своей воле, но по чьему-то указанию. И это могла быть только воля Чезаре Борджиа. Тогда Аурелия несколько успокоилась, но понимания больше не стало, скорее уже наоборот. Зачем она это сделал? Зачем мужчина может похитить женщину? Ответ был простым и незамысловатым, и Лелия приходила к нему, но тут же отвергала, вспомнив о сане Чезаре. Того часто обвиняли в делах, недостойных священника, но никто не потрудился объяснить девице подробности, поэтому она могла только сама предположить то, что считала в этой жизни для священника наихудшим, а похищение девиц для насилия находилось для нее далеко за этими пределами, и поэтому эту мысль Лелия отвергала как невозможную. Но что же тогда? То застыв на сундуке возле окна изваянием, то меряя шагами комнату, она пыталась понять, что происходит. Вспоминала слово за словом свой разговор с кардиналом. Кажется, он переменился, узнав о ее намерениях. Может быть, он решил предупредить ее брата о ее хитрости? Тот считал его своим другом. Да, вероятно, именно так. Что ж, если все раскрылось, то она должна отнестись к этому, как к первому испытанию. Значит, Провидение отвергает ее хитрость и требует прямоты. Ей придется объясниться с братом в открытую. Остаток времени Лелия провела в молчаливом диалоге с братом, который, по ее уже уверенности, должен был скоро появиться. К еде и вину она не притронулась. Наконец, дверь снова открылась и вошедший Гвидо швырнул в нее свертком. - Тебе велено одеться и идти. Лелия развернула сверток и с удивлением обнаружила в нем одежду монахини-бенедектинки. - Но... я не могу надеть это одеяние. Я не монахиня. И зачем? Что еще за шутки с переодеваниями? - Не советую тебе злить его преосвященство, - посоветовал Гвидо. - Давай быстрее. Или, - он скабрезно ухмыльнулся, - тебе помочь? - Закройте дверь! Она долго стояла, не решаясь выполнить то, что ей сказали. Заглянувший Гвидо выразил свое неудовольствие и посоветовал торопиться. Совет звучал скорее как угроза. Тогда Лелия выполнила приказание. Скоро она вошла в комнату, где ее ждал кардинал Валенсийский. Ей было страшно. Подступивший к горлу комок, казалось, вот-вот разорвет плотную и тугую ленту бабетты.
Cesare Borgia: Надо признать, Аурелия Порта не зря мечтала о том, чтобы пополнить собой ряды невест Христовых. В наряде бенедектинки красивое лицо казалось и строже и одухотвореннее. Кардинал Валенсийский удовлетворенно улыбнулся, довольный тем, что его прихоть выполнена. В тусклом, золотистом сиянии свечей улыбка получилась мрачной, больше похожей на волчий оскал. Страх девушки, вполне понятный и естественный, был для него так же явственно различим, как запах крови для хищника. Он дразнил. Нашептывал, что она боится, а ты можешь. Что? Все. Здесь, на этой уединенной и незаметной вилле, в ночи, Чезаре Борджиа мог все. Он был почти богом. Почти. Чезаре бросил невыразительный, холодный взгляд на распятие. Сильнее всего мы ненавидим тех, кого любим. Больше всего он любил свою семью. И ненавидел. А еще бога. Но тот не отвечал на его молитвы. Значило ли это, что бог его ненавидел, а значит, любил? - Ты любишь Господа, Аурелия? – глухо осведомился он. Кровь в висках пульсировала какой-то варварской тарантеллой. Вино тут было не причем. Чезаре никогда бы не опустился до того, что бы искать забвения или спасения в вине. – Сегодня ты сказала мне, что хочешь стать монахиней. Это достойное желание. Но я должен убедиться, что оно искренне и глубоко. Он сел на край кровати, вовсе не заботясь о том, чтобы выглядеть величественно или устрашающе, указал пальцем на место перед собой. - Подойди. Встань. Какими качествами должна обладать хорошая монахиня, Аурелия Порта? Отвечай. Жертва порочная неугодна богу. Прежде чем жертва будет принесена, он должен убедиться, что она не имеет изъяна.
Аурелия Порта: Кардинал задавал вопросы, которые нельзя было назвать неожиданными. Аурелия ждала их и готовилась отвечать на них, вот только... не представляла себе, что это будет происходить в такой обстановке и такой компании. Чезаре Борджиа, чего бы только слепец не заметил, всего меньше был похож сейчас на священника, а комната вообще не предполагалась быть кельей монахини. Одинокая вилла, кровать и мужчина, сидящий на постели. От всего веяло неуместностью и... неприличием. И даже вопросы, которые задавал кардинал, казалось, значили что-то совершенно не то, для чего были в языке предназначены. Аурелии казалось, что она стоит обнаженная перед толпой. Подойти ближе было, опять же, неуместно. Разве можно оказываться так близко к постели, принадлежащей мужчине? Адриана не двинулась с места. - Монахиня должна быть достаточно твердой в своем решении отрешиться от мира и смиренной, чтобы принять этот путь таким, каким он должен быть. Я не могу уверять вас, что я такая. Я лишь молю Господа, чтобы дал мне сил быть такой, потому что посвятить свою жизнь служению ему - единственное, к чему стремится мое сердце. При мысли о жизни другой ничто в моей душе не отзывается.
Cesare Borgia: Искренняя любовь к богу встречалась не так уж редко, и среди простого люда, и среди монахов и монахинь. Возможно, родись Чезаре в другой семье, и с ним все было бы иначе, но он с детства видел неприглядную изнанку жизни кардиналов и пап, принимал ее как должное. Ничто в его душе не возмущалось и не протестовало, когда он видел, как в высших кругах церковной власти процветает нипотизм, как то одному, то появляется то один, то другой юноша, стыдливо именуемый «племянником» на чью голову обрушиваются милости и церковные должности. Сам он не был «племянником», он был сыном Родриго Борджиа, Его святейшества Александра VI и гордился этим. Только вот быть сыном Быка было сродни тому, что заложить душу дьяволу, у тебя будет все, кроме чистой любви и искренней веры, которая, к его мрачному бешенству, сияла в глазах Аурелии Порта. У этой девочки было что-то, о чем он сам просил, молил бессонными ночами, но ему это не дано было, а ей дано. Просто так. Чезаре потер затекшую шею. День был долгим, но ночь будет еще длиннее. Чего он хотел от этой пигалицы в одеянии бенедектинки? Убедиться, что все ложь. Что она такая же фальшивка, что не горит в ней никакой священный огонь. А если все же горит… кардинал сжал пальцы в кулак. В темноте, которая его окружает, нет, и не может быть места свету. - Ты еще юна и неопытна. Откуда ты знаешь, что никакая иная жизнь тебя не устроит, - хмыкнул он, и кивнул на кувшин вина. – Налей мне, и принеси. За окнами, закрытыми плотными ставнями разливалась медвяной рекой летняя ночь, нежная и волнующая, как опытная куртизанка, ее бы ловить, наслаждаться ей. Но Чезаре не желал. - Считай, что перед тобой открыты все пути, девушка. Разве ты никогда ни о чем не мечтала? Тебе повезло, я могу выполнить любое твое желание. Хочешь свой дом, наряды, драгоценности? Или ты хочешь учиться? Замуж за красивого, молодого мужчину, который будет ублажать тебя каждую ночь и подарит детей? Ну же, говори. Глаза кардинала Валенсийского блестели жестко и зло. «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё» (Лк. 4:6-7)
Аурелия Порта: Искушение от кардинала? Новое удивление. Может быть, он проверяет ее? Наверное, да. Он услышал о том, что она хочет пойти против воли брата, и теперь решает, стоит ли помочь ей? Это было бы прекрасное объяснение, и Аурелия очень хотела поверить в него и успокоиться. Отвечать на вопросы и ожидать благословения его преосвященства. Но до конца поверить не могла, потому что очень уж все происходящее было непохоже на простое объяснение. Не должен разговор проходить в таком месте, и не должен священник выглядеть так, как выглядит сейчас Чезаре Борджиа. Покоя Аурелии Порта было не дождаться. И все-таки это не могло помешать ей отвечать на вопросы, и делать это уверенно. - Вы предлагаете мне то, что предложил мне мой брат, - скромно, но твердо ответила она. Лелия очень старалась, чтобы в прозвучавших словах не слышна была гордость или самодовольство. Говорить просто и безыскусно, как говорят о деле давно решенном, рядовом и понятном. - Я должна выйти замуж, жить с мужем в большом и красивом доме. Он молод и красив. По крайней мере, так все говорят. Я верю всем. Мне не остается ничего другого, потому что сама я не вижу того. Меня не привлекает земной путь, которым идут другие женщины. Ничего такого я не хочу для себя. Свидетельницей многих женских разговоров была Лелия. Некоторые были прямолинейны, некоторые - полны намеков. И все - о жизни в семье, полной неустанных трудов, не приносящих радостей, и дающих, как виделось Аурелии, мало любви. При словах о мужчине, который будет ублажать ее каждую ночь, она не смогла сдержать отвращения, ненадолго проявившегося на ее лице. Как будто болотная жаба прыгнула ей на колени. - Никакая любовь не сравнится с той, что я чувствую в своем сердце, когда устремляюсь в молитвах к богу. Это великое счастье, которого я удостоена. Можно ли ждать большего? Ей становилось все тяжелее и тяжелее под пристальным взглядом Чезаре Борджиа. Почему он так говорит с ней, как будто не допрашивает, а мучает? Так хочется прекратить эту пытку. Аурелия, не выдержав, подошла ближе и бросилась на колени. - Пожалуйста, ваше преосвященство, поверьте мне. Я знаю, вы сомневаетесь из-за моего брата. Он ваш друг, и вы удивлены тем, что в мыслях у его сестры. Отнеситесь ко мне, как к любой другой, приходящей к вам за благословением, и увидьте мое горячее и искреннее желание.
Cesare Borgia: Острый взгляд Чезаре заметил (не мог не заметить) промелькнувшего на лице девушки отвращения. Во всяком случае, вот это было настоящим. В остальном, он это вполне допускал, Лелия Порта могла обманывать саму себя. Для порядочных женщин было не так уж много путей в этом мире. Жена или монахиня. Когда девушка не хотела быть женой, она заявляла о том, что ее предназначение в служении Господу. Еще и гордилась этим. И семьи, случалось, гордились, провожая своих дочерей в монастырь. Любопытно бы знать, сколько из этих благочестивых голубиц потом готовы были себе руки сгрызть от отчаяния. Но, в сущности, до будущего Аурелии кардиналу Валенсийскому не было никакого дела. Его занимало настоящее. Поднявшись лениво, он подошел к коленопреклоненной девице. Монастырский наряд был ей к лицу, одна беда, скрывал волосы, и Чезаре аккуратно, умело, распустил головной убор, высвободив наружу рыжую косу, отливающую в свете свечей горячей медью. Коса была намотана на кулак, и Его преосвященство поднял лицо Аурелии к своему, забавляясь тем, как страх застывает на красивом личике, словно маска. - Я приказал тебе налить мне вина, - медленно, словно разговаривая с неразумным ребенком, проговорил он. – Ты ослушалась. В следующий раз, если ты посмеешь ослушаться, я тебя ударю. Поняла? Сын понтифика подтащил девушку к кровати и швырнул лицом вниз, надавив коленом на поясницу так, чтобы та не могла пошевелиться. - Значит, ты чувствуешь любовь, устремляясь в молитвах к богу? И никакая другая с ней не сравниться? Тогда начинай молиться прямо сейчас. И громко! Что бы я слышал! Подол монашеского одеяния взлетел вверх, обнажив постыдно и жалко девичьи ноги и бедра. - Пока что я не вижу твоего горячего и искреннего желания, Аурелия Порта, - со смешком в голосе отметил Чезаре. – Постарайся мне его показать, и, как знать, может быть, твоя мечта стать монахиней еще и осуществиться.
Аурелия Порта: - Что вы делаете? Смешной вопрос, потому что Чезаре Борджиа прекрасно знал, что он делает. И даже Аурелия Порта, девица, желающая стать монахиней, до последнего недоумевающая, теперь это поняла. Безграничное изумление, неверие и страх овладели ею. Про кардинала Валенсийского говорили, что не во всем он похож на настоящего священника, но юная Лелия даже не представляла, насколько далеко может заходить эта непохожесть. Никогда ни один мужчина, кроме брата, не прикасался к ней. Ни один не находился настолько близко. И ни один, конечно, не видел ее обнаженной. От стыда и негодования она задохнулась. Попыталась вырваться, но ее прочно пригвоздили к постели, и теперь ей было даже сложно пошевелиться, не то что освободиться. "Лелия..." - зазвенел в голове голос матери. Накатил приступ дурноты. Он касался ее. Чезаре Борджиа касался ее! Он был совсем близко. Она чувствовала ненавистный терпкий запах, исходящий от мужского тела. Пресвятая Дева Мария, помоги и защити ее! - Нет! Отпустите меня сейчас же. Вы не можете, не можете... Опомнитесь, ваше преосвященство.
Cesare Borgia: Эта трепыхающаяся птичка будет говорить ему, что он может, а чего нет? Чезаре довольно усмехнулся, поглядывая сверху вниз на Аурелию Порта. Страх, отвращение, стыд. Это было куда больше возбуждало, чем женское вожделение, приторная сладость поцелуев, неприкрытое распутство. Это было настоящим, как глоток крепкого кипрского вина, не разбавленного водой. Бедняжка Лелия и не подозревала, что реши она добровольно удовлетворить желания сына понтифика, то тот бы сразу потерял к ней интерес, и девица могла бы отправляться к брату, в монастырь, да хоть в преисподнюю. Сопротивляясь же, она только распаляла его. Пока игрушка могла кричать и сопротивляться, она была желанна. - Ты опять не слушаешь меня. Я приказал молиться! Громко! Ну же? Credo in unurn Deum! Мужская одежда не требовала долгой возни. Еще несколько мгновений, и Чезаре, прижимая несостоявшуюся монахини к кровати, сделал то, что хотел. Отметив про себя, что голубица и впрямь оказалась непорочной. Замер, прислушиваясь к всхлипам. Лелия не могла видеть его лица, да и никто не мог, и хорошо, потому что только в такие мгновения Чезаре давал себе полную волю во всем, сбрасывал все маски, все, чему его учили, готовя стать князем церкви и в будущем, как знать, преемником понтифика на престоле Святого Петра. - Слушайся меня, или будет еще хуже, - прохрипел он, чувствуя, как темнота ночи вливается в душу, в сердце, в плоть, делая его воистину всесильным. Перед глазами горели огненные всполохи. Всего два цвета – красный и черный, красный и черный. Красный как кровь. Кардинал Валенсийский провел, задумчиво, пальцами по белой шее Аурелии Порта.
Аурелия Порта: Молиться Аурелия не стала. Может быть, не хватило бы ей твердости и смелости, но ужас и отвращение настолько завладели ею, сжав тело в один стянутый судорогой комок, что слова просто не могли срываться с губ. Только стоны и сухие, как кашель, бесслезные всхлипы. Она не могла поверить, что все происходит с ней. И что происходит по вине этого человека, священника и кардинала, друга ее брата. Мужчины, которому доверили ее жизнь. "Господи, за что ты оставил меня?" - было последнее, что могла сказать хотя бы про себя несчастная, виновная только в том, что решила стать монахиней. Бог молчал. Вокруг было темно и пусто. Только звоном стоял как будто отовсюду доносящийся крик матери. "Лелия..." Она беззвучно кусала пальцы, до крови, чтобы не чувствовать ничего там. А потом лишилась всякой возможности вообще осознавать что-нибудь. Когда все закончилось, она, наконец, вновь почувствовала свое тело. Оно было чужим и как будто растерзанным. "Ну вот и все", - отстранено подумала она. Все получилось пугающе всеобъемлющим.
Cesare Borgia: Чезаре отстранился от истерзанного тела девушки, глядя в темноту отстраненно и холодно. Лелия его больше не интересовала, во всяком случае, не этой ночью. Сейчас Аурелия Порта была как разбитый сосуд, из которого вытекло вино, а кому нужны черепки? С кардинала Валенсийского сталось бы выкинуть несостоявшуюся монахиню в ночь, на дорогу, и пусть как хочет, отдает богу душу или пытается добраться до Рима, о сломанных игрушках Чезаре забывал сразу же, благо, жизнь предлагала взамен одной множество других. Но на беду Лелии прихоть сына понтифика не была удовлетворена этой ночью. Экая невидаль, изнасилованная девственница. В Риме ночами устраивались облавы на женщин, некоторые из которых были совсем не прочь попасться в руки к разгоряченным юнцам, но встречались, конечно, и такие невинные овечки, что в одну ночь теряли и честь и, иногда, жизнь. Если бы Чезаре желал невинной плоти, найти ее не составило бы трудностей. Нет, Лелия вызвала в нем пагубный интерес тем, что в ней была искренняя вера. Любопытно, уцелела ли она, или растоптана? Но, как бы то ни было, сейчас он этого не узнает. - Гвидо, - рявкнул кардинал, зная, что тот наверняка подслушивал под дверью. И точно, дверь открылась, в проеме, черное на черном, нарисовался стражник. Но даже в темноте Чезаре различил его понимающую ухмылку. – Уведи… нашу гостью. Запри. Захочет чего – воды, или поесть – дай. Кардинал подтолкнул локтем Лелию, предлагая той убираться прочь. Время позднее, а утром ему нужно возвращаться в Рим.
Аурелия Порта: Если в комнату кардинала Валенсийского ввели девицу Аурелию, которая твердо знала, кто она, что ждет ее и для чего она предназначена, то вытолкал вслед за собой Гвидо бесчувственную куклу, пустую оболочку, не понимающую ничего. Удар, обрушившийся на нее, был столь велик, что Лелия чувствовала себя так, как если бы ее в мгновение ока перенесли в другой мир, где деревья растут вверх корнями, люди ходят на головах и волосы у них растут на пятках. Этого не могло быть, и это приключилось с нею, что отрицать или с чем спорить было бессмысленно и глупо. Гвидо, втолкнувший ее в комнату, повернул к ней насмешливое лицо. - Ну так тебе надо чего? - он скабрезно ухмыльнулся. - Попить там или поесть? Кардинал тебя не выгнал, значит тебе повезло. Лелия подняла на него глаза, удивленные, какими смотрят впервые столкнувшиеся с обманом дети или сумасшедшие. - Эй? - Гвидо удивился. - Ты что? Ну ладно, не хочешь, не отвечай. Заперев дверь, он ушел. Аурелия долго смотрела на дверь с тем же удивлением. В голове было пусто. Никаких мыслей и страхов. Ни одной молитвы. Бесплотные попытки прочесть какую-нибудь замерли на губам. Мешало тело, которое она чувствовала остро как никогда. Тело, ставшее отвратительным и грязным, полным отпечатков рук насиловавшего ее мужчины, хранящее его запахи. Она остро чувствовала все это, хотя не смогла бы ответить на вопрос, холодно ей или тепло. Лелия подошла к постели и опустилась рядом с нею на пол, положив на одеяло голову. Сколько она так просидела, она не знала. Очнулась только, когда стало светать и в окно заглянули первые лучи солнца. Все это время она пыталась вызвать в душе образ, приходивший к ней во время молитв и в тишине ночи, но тщетно. Во всем мире не было ничего, кроме разверзающейся под ногами темноты, и виновато было ее тело, ставшее запятнанным и причиняющее теперь одну нестерпимую боль. Она подняла голову и посмотрела на то место над кроватью, где обычно вешают распятие. Но там был всего лишь пустой крюк. Проникшие в комнату лучи осветили его ярко, и Аурелия поняла, что это знак. От оскверненного вместилища души надо было избавиться, потому что никогда уже в нем не будет света. Она встала с постели, нашла свое платье и уверенными, четкими движениями стала выдергивать шнурок, стягивающий корсаж. Потом сдернула с постели простыню и, как будто всегда этим занималась, стала разрывать ее на мелкие полосы, чтобы свить веревку и скрепить с шнурком от корсета. Через полчаса заглядывающие в комнату солнце освещало уже не пустой крюк. От него тянулась белая полоса, к которой была привязана тяжело осевшая на кровать неподвижная кукла.
Cesare Borgia: На дорогу, ведущую в Рим, кардинал Валенсийский выехал, когда солнце уже достигло полуденной черты. Гвидо опасливо поглядывал на господина, пытаясь понять, что у того на душе, не разразиться ли гроза, не упадет ли эта гроза на его голову? Хотя, в сущности, он то в чем виноват? Ну, захотелось девчонке вздернуться, она и вздернулась. Значит, дура. Для Гвидо понятия «честь» и «бесчестье» были так же чужды, как для магометанина Писание. Для Чезаре тоже, когда они касались не его особы, но смерть Аурелии Порта он принял как личное оскорбление. Дело было не в том, что девица предпочла смерть его постели, а в том, что она все же сумела сбежать от него, ускользнуть, оставив только тело, а что в нем? Тело закопают подальше, на границе сада и виноградников. Чезаре думал о душе. Самоубийцам не увидеть Царствия небесного, так учила церковь, вероятно, для того, чтобы забрать у вверенной ей пастве последнюю надежду на бегство. Но, может быть, Господь куда милосерднее, чем его слуги? Сын понтифика поднял глаза к небу. Возможно там, в лазури и золотом сиянии плыла сейчас Аурелия Порта, соединившаяся, наконец, со своим небесным женихом. Чезаре зло усмехнулся. Он не будет ревновать к Христу, если тот не будет ревновать к нему свою невесту. - Гвидо! Стражник подъехал, почтительно склонив голову, готовя, на всякий случай, оправдания. - Ваше преосвященство? - Совсем забыл. Заедем сначала к ювелиру. Я хотел выбрать подарок для герцогини Пезаро. Гвидо кивнул, преисполнившись гордостью за хозяина и восхищением. Этот не станет раскисать из-за смерти какой-то малявки. Если Его преосвященству нравятся такие рыбки, так он, Гвидо, ему собственноручно наловит, сколько хочешь. А Чезаре Борджиа все искал что-то в небесной вышине. Но только теперь там виделось ему лицо Лукреции, ему навстречу сияли глаза Лукреции. Аурелия Порта была забыта, пока. Но настанет ночь, когда демоны из души Чезаре выползут на свободу, чтобы мучить его и терзать, и тогда, среди их голосов, он расслышит и ее голос. Эпизод завершен
полная версия страницы