Форум » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Денёк-то сегодня какой, хоть не умирай. (c) 09 июня 1495 с раннего утра до позднего вечера (Рим) » Ответить
Денёк-то сегодня какой, хоть не умирай. (c) 09 июня 1495 с раннего утра до позднего вечера (Рим)
Nero: Следом за "Беда не приходит одна, так пусть и удача не задерживается."
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Nero: День, начавшийся столь торжественно, обещал быть насыщенным трудами не то чтобы благородными. Кондотта Белого сокола собиралась нынче же выступить в поход до Форново, местечка, намеченного под решающую схватку с франками. Неро со своей вчерашней хворью, суетою сборов пренебрег и пора было наверстать сие немедля: вещи рыцаря, обосновавшегося на постоялом дворе, по надобности извлекаемые из переметных сумок, бросались тут же, как проходила в них нужда и теперь ворохом заполняли угол комнатушки им снимаемой, только оружие в полном порядке пребывало у стены, готовое к немедленному употреблению. Бацинет, ждущий полировальной тряпки, соседствовал с тарелками на столе; нож, которым Франко нарезал вчера хлеб и сыр, тем же вечером употреблялся для починки упряжи и лежал теперь, забытый на табурете, среди обрезков кожи и ремешков; ношеные сорочки, соседствующие с запасной парой сапог, посеревшее за несколько дней полотно для утирания, покров для щита с оборвавшимся шнурком… Все ждало хозяйского внимания, Неро же, вернувшийся со своим новообращенным подручным из часовни, озабочен был другим: - …Поднимите его над головою… Нет, как есть, в ножнах пока… - Желая выяснить, насколько силен юноша и представляет ли он, чем придется заниматься ему изо дня в день, рыцарь, велел браться то за булаву, то за двуручник, то называл франкийским термином доспех, и выявил полнейшую несостоятельность своего помощника. – Подайте gorget, нет, не то… Все более озадаченно следил он за стараниями Франко угадать требуемое, пока не прекратил, наконец, мучения: - Вижу, так дело у нас не пойдет. Что ж, начнем с самого начала. Раздевайтесь! - И сам подал пример, обнажаясь до пояса. – Утро нынче отменное, немного прогуляемся… Четверти часа не прошло, как недавно водворенная в стойло кобыла вновь бодро рысила по дороге. Вровень с ней размеренно бежал Нероне, время от времени оглядываясь на следующего за ними Франко. Летняя погода позволяла хорошенько размять мышцы, чему радовалась Красотка и ее хозяин, ласково касаясь на бегу шелковистой холки. Третьему же их спутнику сия эскапада, по-видимому, доставляла немалые трудности.
Франко Перетти: Ночью Франко, обычно засыпавший не долетая до подушки, спал плохо. Все думал, верное ли принял решение. К утру понял, что было оно для него, пожалуй, в сложившихся условиях единственно возможным, и успокоился. На все Господня воля, и, видать, не зря встретился на пути его рыцарь Нероне Петруччи. А значит, судьбу свою следует принять. В часовню юноша вошел успокоенным и сосредоточенным, а когда уж дал обет – все, остается только обету следовать. …Он старался, честным образом старался вспомнить названия доспехов и оружия, часть которых видел, конечно, но никогда ими не интересовался. А некоторых вещей и в глаза ранее не видел. И память, в книжной науке всегда безотказная, здесь подводила. Махать же над головой разными железками было не очень трудно – худой, но жилистый, в монастыре Франко возмужал и окреп. Потом было хуже… Поначалу застыдившийся непривычной наготы, рубаху парень снял, невольно отмечая бугрящиеся мышцы на торсе рыцаря и свою впалую грудь, точащие ключицы, болезненно бледную кожу и длинные руки. А когда пришлось бежать… Монахи не бегают, монахи ходят степенно, опустив очи долу. Франко и ребенком не был резвым, а после пяти лет в монастыре… Задохнулся он почти сразу, но некоторое время пытался двигаться, с завистью глядя, как легко наравне с лошадью бежит его господин, а потом попросту опустился на придорожный камень, ловя ртом воздух.
Nero: Если кто-то надеялся, что к нему проявят сочувствие и, не дай Господь, жалеть начнут, то он жестоким образом ошибся. Едва оруженосец прекратил бег и утвердился на камне, разевая рот, словно рыба на прибрежном песке, господин его и наставник тоже прекратил разминку, вернулся и проявил участие свое легким подзатыльником: - Не сметь садится, себя погубишь! - Положив одну ладонь парню немного пониже груди, другой надавил на плечи: заставил встать, нагнуться несколько раз. – Бегать не можешь, ходи, двигайся, но не садись… Нероне по-хозяйски ощупал слабые предплечья юноши, хмуро пеняя ему за неьрежное отношение к своему телу. Это же преступно, будучи молодым и полным сил не мочь камень раз пять подбросить (валун размером на пару мужских кулака, летал в его руках, словно мяч, но Франко сия игрушка, похоже, не занимала). А что будет делать этот молодой человек, когда придется бороться с напавшим на него? Ни убежать, ни отпора дать! - Каждый день будете вываживать Красотку рысью! И бежать рядом, даже если меня при вас не будет! – Рыцарь любовно погладил кобылу по шее и пошутил, желая поднять настроение спутника. – Девочка моя мне все расскажет! Обратно не бежали, шли, и Нероне подробно рассказывал, как следует тренировать кисть руки в течение дня, как напрягать икры, готовя к бегу, рассказывал, стараясь вызвать интерес Франко к своему собственному телу к его возможностям: - Каждый палец защитит тебя, если ты его тому научишь, а главное – вольешь в него силу. На то и дадены нам Господом мышцы и кости. Рассказывал все более доверительно, забывая учтивое «вы», положенное между рыцарем и его спутником, перескакивая на «ты», словно поверяя свой опыт, он раскрывал перед ним некую тайну…
Франко Перетти: - Плоть наша греховна, потому ее умерщвлять следует, а не лелеять, - хмуро заметил Франко, до того слушавший рыцаря внимательно, исподтишка напрягая то одну, то другую мышцу, стараясь запомнить объяснения наставника. Стать таким, как он, чтобы каменюку здоровенную точно тряпичный мяч кидать… И чтобы тебя самого больше, как тот мяч, кидать не посмели… Бывший послушник полагал, что мечты такие греховны, но не заметить телесную красоту мессера Нероне в сравнении с собственным убожеством не мог. Да и не нравилось Франко плоть умерщвлять ни постами, ни бичеванием. Корил себя за малодушие, а молодое тело жаждало жить и расти. Потому и спорил сейчас: - Господом нам дадены вера и разум, а мышцы и кости – суть тлен. Сказал так, а потом подумал, что пробежка ежедневная с Красоткой его-то собственную плоть точно уморит, ничего другого специально и делать не надо.
Nero: - Уж будьте покойны, сударь, - усмехнулся Неро, - немало найдется охотников умертвить вашу грешную плоть. При наших-то делах отбоя от них не будет. Вера, конечно, дело хорошее, - двумя пальцами он коснулся подбородка юноши, поднимая его глаза на один уровень со своими, - да только Господь не помогает тем, кто на себя рукой махнул, а от себя я еще, пожалуй, добавлю разного рода умерщвления… дабы ваши руки и ноги в тлен на моих глазах не превратились. То, что здоровое тело упражнять следует ежедневно, разум вам разве не подсказывает? На диспуты времени не было, кроме того, рыцарю показалось, что все эти речи суть лишь сожаления о своей несостоятельности, да способ защиты неокрепшей души, отвергающей весь мир в попытке отспорить свое собственное «я». Солнце поднималось все выше, касаясь горячими ладонями голых плеч, припекая макушку, напоминая о необходимости возвращения к делам прозаическим и сборам в поход… - А ну-ка воспряньте! Нечего мне здесь монастырским затворникам уподобляться, нас с вами дорога ждет. И с сомнением оглядев подуставшего юнца (ладно уж, пожалею, а заодно и узнаю, на что еще способен), добавил строго: - Охлябь случалось ездить? Живее… - Он прищурился на солнце, повернулся в сторону города. – Мне уже пора явиться к капитану. Красотка переступила ногами под непривычно легким всадником, ерзавшим по потнику, но послушно двинулась за Неро, мелкой рысью по пыльной дороге.
Франко Перетти: Разумеется, Франко Перетти давно уже не считал себя мальчишкой, но, сидя на спине Красотки, пусть без седла, пусть неумело, норовя то и дело завалиться на сторону, испытывал чисто мальчишескую гордость. Лошадей он любил, считая одними из прекраснейших Господних творений, а такой красивой и умной, как эта, и не видал никогда. ...Собрать рыцаря к выходу новоявленному оруженосцу удалось довольно быстро. Впрочем, господин его был снисходителен и лишь указывал терпеливо, какую часть латных доспехов подать сначала да с какой стороны ремешок затянуть сподручнее. И Красотку Франко вывел, и стремя придержал – все честь по чести. И остался хлопотать по хозяйству с целым ворохом заданий… Первое – постирать. Как это делается, парень в монастыре видел и полагал, что справится. Смешливая хорошенькая служаночка одолжила лохань, плеснула в воду щелока щедро, а потом, когда Франко уже тащил тяжелую лохань с водой к себе наверх, и руки у него заняты были, подбежала да, сверкая черными, точно ягоды смородины, глазами, кусок свежего хлеба за пазуху сунула, мягкой ручкой по шее провела и убежала, смеясь над мальчишеским смущением. Франко лохань дотащил, хлеб съел, задумчиво оглядывая свалившееся на его голову хозяйство, которое надо было уложить и приготовить к отъезду. Пожалуй, сложнее всего было с доспехами – тяжелые и места займут много. Чтобы было легче, Франко разложил оружие мессера Нероне и доспехи на полу, в очередной раз дивясь тому, что всю эту тяжесть рыцарь на себе одновременно носит – и ничего, не то, что ходит, бьется ведь во всем этом… На полу почти не осталось свободного места, даже после того, как юноша собрал хозяйские рубахи и сунул в лохань с водой. Из кучи одежды внезапно выпал и раскрылся кожаный тубус, и бумаги рассыпались веером. Перед написанным словом Франко никогда не мог устоять. Усевшись на пол, он осторожно развернул бумаги. Сначала попалась карта… Что на ней было изображено, юноша понять не мог, да не все ли равно? Извилистая линия превратилась в реку, по берегам которой зашумели леса, а впереди ждал неведомый город. С трудом оторвавшись от разглядывания карты, Франко глянул на следующий листок и… мир вокруг него исчез…
Nero: … А вокруг, омывая замершего рыцарского оруженосца словно остров, мелкой бурной речонкой, журчала мирская суета. Черноглазая служанка, не получив должного внимания, давно уже вдохновенно пререкалась с кухаркою, время от времени бросая взгляды на лестницу, ведущую в верхние комнаты. Кипел котел, по полу летали куриные перья, кто-то просыпал золу, а кто-то заметал весь сор под лавку… Через двор волокли охапку сена. С верхних окон трясли тряпье и сотрясали воздух восклицаниями, слышными до самой конюшни. Неподалеку звонко кололи дрова, поминая всуе раны Господни, и щепки, отлетая, шелестели в траве, пугали воробьев… В обеденном зальчике уже разбавляли вино для постояльцев, желающих чинно полдничать, не уподобляясь всякой швали, что пьяна раньше вечера, укутывали в полотно свежий хлеб, полоскали в корыте плошки, когда на улице брякнули доспехи. Нероне возвращался с полкового совета, серьезный, по обыкновению, и озабоченный: - Эй, любезный! Не скажешь ли, где мне мерина купить? Но чтоб порезвее и помоложе… - Да хоть у меня! - А то и у Стефано есть… Гнедой, двухлетка… Завязался оживленный разговор и выгодного покупателя повлекли к выгону, смотреть кандидатов под вьючное седло.
Франко Перетти: Случись сейчас землетрясение, обвались потолок – пожалуй, Франко этого не заметил бы. Много было в монастыре книг, но таких историй, как эта, ему не приходилось ни читать, ни слышать. Рыцарское хозяйство, да и сам доблестный господин, были забыты. Сиротливо мокли в лохани рубахи, пол комнатушки устилали разложенные блестящие доспехи, в углу беспорядочной кучей лежали сапоги, сложенная палатка, седельные сумы и еще какие-то вещи, рядом с парнем валялись разложенная и забытая карта, высыпавшиеся из тубуса письма и записки, а сам благородный оруженосец, сидя на полу среди этого хаоса, с пылающими щеками следил за тем, как служит Господу благонравная Алибек, помогая отшельнику Рустико загонять дьявола в ад. Удивительно ли, что ни приближающихся шагов Нероне, ни скрипа открывающейся двери он не слышал?
Nero: Дверь, к удивлению Нероне, пропустила его весьма неохотно: для этого ей пришлось сдвинуть со своего пути сабаттоны, перевязь с ножнами, и что-то еще, тяжелое, из-под лат не видное, что так заботливо разложил вокруг себя Франко-оруженосец. Комната предстала перед его господином разоренная, как после визита франков в благочестивый римский дом. Впору перекреститься. «Выдеру!» - Яростно подумал Неро, запнувшись в упряжных ремнях, но даже чертыхнуться не успел, как о его возвращении возвестила с грохотом рухнувшая куча рыцарского скарба. Затылок оставленного на хозяйстве молодого человека, кажется, дрогнул. С чем он там занят? Пергаментный свиток в руках... Обернется – помрет от одного лишь хозяйского взгляда: «Монастырская крыса, лентяй… Лошадь, небось, не чищена… Соратничек на мою голову! Выдеру!» В критические минуты своего бытия Неро молчал. Поэтому беглый монах, мечтающий стать студентом, ничего устрашающего не услыхал, он встретил лишь вопрошающий взгляд побледневшего от гнева господина рыцаря.
Франко Перетти: Пребывая душою и телом еще в ливийской пустыне, Франко обернулся на шум и не только от хозяйского разъяренного взгляда не помер, а даже не очень и удивился – рыцарь явился как раз кстати, чтобы ответить на мучившие юношу вопросы. Гнева же оруженосец просто не заметил – его волновали сейчас другие, куда более интересные темы. - Про дьявола и ад я догадался, вот только не думал что это так бывает… Но никак не могу взять в толк: отчего Рустико вдруг обессилел? Скажите, мессер рыцарь, вы сами это все придумали или услышали от кого-то? Все же что-то в облике господина Франко слегка смутило, он обвел рассеянным взглядом комнату и пояснил: - Вы, наверное, споткнулись? Так это я ваши железки разложил, чтобы сподручнее убрать было…
Nero: «Железки?!..* Нет, пороть уже поздно…» - с грустью подумал Неро, затягивающий паузу, - «Оруженосец, мать твою…» Гнев его уступал место необходимости менять сложившую ситуацию, необходимости учить и воспитывать, такой неуместной перед боем необходимости. Он сделал пару шагов к непуганому мальчишке, еще не изведавшему тяжести рыцарской десницы и все также устрашающе молча взялся двумя пальцами за пергамент, потянув к себе. Пергамент поддался и хозяин, убедился, что растолковать требуется именно строки Боккаччо. - Сил лишаются члены человеческие, будь то руки либо иное… - начал он, медленно скатывая пергамент в валик, - … когда действуют многократно на пользу себе и другим… - пергаментная трубка опытной рукой направленная в грудь, совершала колебательные движения, пока рыцарь, понизив голос, объяснял очевидное, - … если же не доводилось вам напрягаться, юноша, то не познаете вы и удовлетворения… от сделанного! Конец копии Декамерона уперся Франко точно под сердце. Нероне, довольный тирадой и тем, что не придется вести куртуазные беседы на тему «ловли соловья в саду блаженства» посчитал разъяснение законченным и перешел к делу: - Если я еще раз… Он обвел рукой пространство комнаты, попутно вновь удивляясь ее состоянию: - Я выйду. А когда зайду, то буду приятно удивлен тем, что большая часть вещей уже упакована, сапоги начищены, а оружия, что вы… распределили по углам… ничьи неопытные руки не касались! Голос его непроизвольно повысился, свиток постукивал по груди молодого человека все яростнее. Взгляд флорентийца упал на рассыпанные по полу бумаги и он добавил к ним историю о находчивом Рустико и благонравной Алибек, выражая свое негодование: первым делом – первоочередное, философием займемся позже… Повернувшись и направившись к двери, рыцарь наткнулся на корыто. На миг задержавшись он макнул рукою в щелок, сжал мокрую камизу, высоко подняв ее и выжимая брызги в кулаке, и с пренебрежением швырнул обратно. Так же брезгливо, словно кот, нечаянно замочивший лапу, коснулся дверной ручки мокрыми пальцами и улыбнулся уже на лестнице, плотно прикрыв за собою дверь: «Надо будет поговорить с мальчишкой об некоей приятной усталости… но после, потом… Экий студент право слово!» ___________ *Возможно, Франко выразился по-латыни, произнеся что-то типа «металлические, громко гремящие предметы непонятного назначения», что в любом случае непочтительно…
Франко Перетти: Горе-оруженосец вздрогнул, когда мокрая тряпка шлепнулась в лохань, и вздохнул с облегчением, стоило двери закрыться за рыцарем. Что ж, надо исправить все побыстрее. Сначала Франко аккуратно собрал бумаги обратно в тубус. Потом пришлось заняться доспехами, которые занимали все пространство на полу. Франко переложил их и так, и этак, но места они занимали все равно много: такую кучу на коня не погрузишь. Вспомнив про «неопытные руки», парень пока сложил все грудой посередине комнаты. Теперь можно было добраться до остального. К счастью, рыцарь палатку не разворачивал, а носильные вещи и разную мелочь Франко в седельные сумки упаковал – все неплохо влезло. Осталось только выполоскать от едкого щелока камизы. Решив оставить чистку обуви напоследок, бывший послушник бодро подхватил лохань и направился с нею вниз по лестнице, решив, что удобнее будет заняться стиркой у колодца. - Марио, глянь-ка, кто тут? Два молодых человека, приказчики жившего в гостинице виноторговца, остановились рядом со старательно трудящимся оруженосцем. Были они отпущены совершившим выгодную сделку хозяином прогуляться в город, и собирались хорошенько развлечься. - Так это давешний монашек, тот, что пироги крадет! - Ты посмотри только, каким он красавчиком сделался! - Так он же теперь не ворюга, он теперь рыцарский слуга! Закусив губу, оруженосец рыцаря Нероне Петруччи тер рукав хозяйской камизы, уже не обращая внимания на то, что от щелока щипало пальцы. Не подобает позволять себе сердиться на неразумные речи… Молодчики же, видя, что насмешки их парня не задевают, подошли ближе. - А что это он бабьим делом занят? - Да ты не знаешь разве : что монах, что баба – одно! Тот, кого приятель называл Марио, шагнул еще ближе и толкнул Франко в спину. Чудом удержавшись на ногах, Франко выпрямился. «Шлеп!» - разбрызгивая едкую жидкость, мокрая рубаха попала обидчику точнехонько по лицу. Парень взвыл, закрывая лицо руками, и бросился к колодцу промывать от щелока глаза. - Ах ты гад! – второй увернулся от шлепка мокрой тряпкой и отскочил. Камиза полетела вслед, однако неопытный воин промахнулся, и пущенный в ответ ком грязи попал ему в плечо. Схватив вторую камизу, Франко запустил ею в противника. На этот раз снаряд достиг цели: «Шлеп!» - рубаха нашла хозяина, попав прямехонько в грудь самого доблестного рыцаря Нероне.
Nero: Рыцарь не дал сорочке упасть – не глядя придержал левой, пока правой сгребал за холку Марио (если это был Марио), заботливо предупреждая: - Не суйся к нему, парень! Гляди, как бы сей монах тебя глаза не лишил!.. «…Это хорошо, что разъярился и защищается, я уж думал, рохля, каких мало, так нет, поди ты – куражом Бог не обидел…» Твердой рукой направил он обидчика прочь, вслед его дружку, спешно покидавшему поле боя, встряхнул мокрый бельевой жгут, расправил полотно и только после этого обратился к оруженосцу с назиданием: - Зачем связался с ними, Франко? Достойно ли это? Все короткое сражение Нероне видел издали, направляясь по двору от конюшен, знал, кто зачинщик, но знать хотел, чем оправдается оруженосец, да и стоит ли, на взгляд его, поступок сей оправдания. Не было для Франко времени на кропотливое обучение рыцарским канонам, на разбор летописных проявлений рыцарской чести и достоинства, да что там - основы геральдики зубрить ему предстояло по щитам членов кондотты - так что каждый шаг окружения и его хозяина станет примером, а свои собственные, дабы не подвергнуться осуждению, придется отныне обосновывать. Закончилось «я так хочу», началось «мне должно и подобает». - Пятьдесят раз метнешь нож в тополь, прежде чем спать ляжем!.. – обозначил Нероне отработку за промах, складывая камизу рукав к рукаву и возвращая ее своей прачке, - … чтоб впредь не краснеть мне за тебя! Юного Петруччи и построже муштровали, внушая понимание высочайшего долга и призвания, Франко же достался выговор на виду у всего двора за то, за что другого малого отец ли, старший брат, могли и похвалить...
Франко Перетти: Разгоряченный непривычным действием, Франко вскинул голову, раздувая ноздри, как норовистый жеребенок, и огрызнулся: - С чего вам-то краснеть?! На его собственных, покрытых мальчишеским пушком и еще не знавших бритвы, щеках пятнами горел жаркий румянец. Солгал бы бывший послушник, когда бы сказал, что гнева не испытывал никогда, вот только проявлять его не приходилось – не перед кем, да и бесполезно. Разве что дома, когда матушке ногами топал: «все равно в лес пойду!», но время тех капризов ушло давно. Закусив губу, оруженосец , прищурившись, встретил взгляд рыцаря и опустил взор: конечно, не дело швырять мокрыми тряпками в господина, но коли не сумел тот увернуться, так и черт с ним! Осознав же, что за мысли пришли ему в голову, Франко перепугался. Не успел еще ничего и сделать на новом поприще, а Нечистый в голову лезет! Бледнея, он растерянно уже посмотрел на Нероне, быстро перекрестился и тихо добавил: - Когда бы болтали только, я бы стерпел. А трогать себя более не дам! Хотел было признать, что грех это, злобе и обиде поддаваться, да сдержался, ибо знал, что согрешит вновь.
Nero: - Промахиваться в броске и допускать до себя чужой камень пристало лишь слуге-поломойке, но никак не оруженосцу! В гневе Неро вновь опустился до объяснений азов, понятных любому двенадцатилетнему пажу, успел поймать себя на пустом раздражении (не дело корить мальчишку, он тяжелее псалтыря ничего в руках не держал, а псалтырем не помахаешься), и добавил спокойнее: - То, что защищал себя – молодец! Но скверно защитился, по-бабьи… впору в патлы противнику вцепиться… или рассердиться толком не успел, а? Подсказкой он хотел дать Франко, вступившему на тропу бойца, хоть какое-то оправдание, речи-то велись не свойственные возрасту и положению обоих: в семнадцать-то лет парня приходится учить за себя постоять! До чего же портят людей размеренный монастырский устав, молитвы да пергаменты. Вот перед тобой и вовсе бесполезный, одно слово, что мужчина. Кстати, о последнем… - Ступай за мной! В гостиницу возвратились молча. Нероне и не ожидал полнейшего наведения порядка, поскольку времени прошло немного, да и занят юноша был не уборкой, и собранные сумы его удовлетворили, на груду доспехов посреди комнаты лишь поморщился, но слова не сказал. Речь собрался вести о другом. То, что перед ним стоял девственник не только телом, но и духом, становилось все яснее. Наивность в некоторых жизненных вопросах – не большая печаль, рыцарям не диво давать обеты воздержания, да и дело то наживное, исправляется в миг, было бы желание. - А осознаете ли, что вам надлежит готовить себя убивать? По обычаю не отступать от трудностей, а встречать их атакой, рыцарь задал вопрос в лоб. Однако, тут же заподозревал, что и в этом случае может быть не понят до конца. Поведение юнца отнюдь не было для него готовой к прочтению открытой книгой, что вполне ожидалось бы от его ровесника, выросшего в дворянской семье. И после небольшой паузы Нероне попытался пояснить, используя для рыцарских деяний традиционное обоснование: - Не столько себя защищать, а защищать Веру Святую, карая иноверцев? Смертью карая, юноша?
Франко Перетти: Подхватив лохань с так и не отполосканным до конца бельем, Франко послушно поплелся за господином. Молчал, мрачно глядя тому в спину, только, зубы сжав, желваками на щеках играл. А услышав последний вопрос, не выдержал: - Разумеется, неправильно и по-бабьи. Надо было по- мужски: взять дубину, и дуракам по башке, да? Чтоб уж точно возможности поумнеть у них не было! Злой на себя самого, перевел дух. А ведь придется и убивать, иначе зачем война. Ах, грешно это?! Так думать было надо, прежде чем в верности присягать, а теперь никуда не денешься. Потому что обет нарушить нельзя, невозможно… Думать надо было, а он о шкуре своей заботился, о жизни никчемной и мечтах глупых. Да только и благородный рыцарь его ничем не лучше… - Чтож, мессер Нероне, Веру-то Святую всуе приплетать? – губы юноши презрительно дернулись. - Какие иноверцы? Франки-то? Так вроде в единого Христа веруем.
Nero: Руку, дернувшуюся было наградить оруженосца оплеухой, Нероне отвел себе за спину. Очевидно, что посчитать беглого монашка юношей наивным (и прочее) было ошибкой. Желчным он оказался и отвечал прямотою, за которую, похоже, не раз расплачивался и готов был схлопотать зуботычину вновь. Дерзил страдалец за правду и дерзил опытно. Итак, благими намерениями начали… - Логика в таких делах лишняя, юноша. Всяк по-своему верит и святыми догматами ныне пользуется так, как удобно. Вы поймали меня на слове, а для меня сейчас любой франк, сунувшийся сюда за поживой, будет иной, не моей веры… Можно было бы развить мысль про веру в добро и справедливость, про правду и ложь, что меняются местами на потребу своему хозяину. А можно было напомнить, как ликовало сердце Неро вместе со всей Флоренцией, как радовались приходу франков, как подписали дружественный договор. Десяти дней не пройдет, и он будет иметь случай напомнить об условиях того договора любому франкийскому рыцарю, да только будет ли минута для разговора. - … ровно как и любой флорентиец, совершающий на моих глазах нечто, противное человеческому… Божьему… Неро сжал за спиной кулаки. Разговор не получался. Вместо того, чтобы учить неумеху, который себя уберечь не способен, он, опытный и всеми уважаемый, чуть ли не оправдывался перед мальчишкой. - … я его убью, и неважно, что он перекрестится, иначе… Черт бы побрал этого Франко, а почему, собственно, нужно оправдывать свою правду?!
Франко Перетти: Вздохнув, Франко примостил лохань на скамью. И зачем затеял рыцарь этот разговор, от которого на душе кошки скребут? А коли уж затеял, так к чему лукавить и словесами красивыми прикрываться? Юноша поморщился и повернулся к господину, чтобы в лицо тому глядеть. - Может, всяк и верит по-своему, но должно ли прикрываться святыми догматами? Оно, конечно, противно всем законам поступают франки, за поживой к нам явившиеся, да только мы с вами лучше ли? Или вы не ради платы воевать пошли? Вон у вас на прачку даже денег нету… Нет, мессер Нероне, убивать и грабить вы станете за золото, а Святая Вера тут не при чем. Да и я с вами… учиться тому буду…
Nero: Мгновение замешательства от искренности беглого монашка так и осталось лишь мгновением. - Ну, за согласие учиться, вам отдельное спасибо, - ответил мессер Нероне, присаживаясь на скамью возле лохани со стиркой, - туго бы нам без него пришлось. А что до золота… Для себя рыцарь давно уже решил, что его меч найм не опозорит, если тот, под чей штандарт выпадет случай встать, вызовет доверие. Кондотта же Фон Фюрстенберга, хотя в боевой переделке Неро с ней еще не был, приятно удивляла порядком, взаимоуважением, внутренней слаженностью общих действий. Деньги… Разве не за приз боролся он за турнирным барьером? Хотелось бы сердцем - за Божий помысел, но и о содержании семьи думать приходится. Причем, с самого начала так повелось. Привык. Он прищурился на истину глаголящего, закинул ногу на ногу и повелительно указал рукой на место перед собой: - Стань сюда. Две руки, ладные плечи, ноги в порядке, а голова не к месту. Такой голове не воевать, да делать здесь больше нечего. «Я тут рассусоливаю, под устав подвожу, мучаюсь, как обосновать предстоящую битву с точки зрения пацифика и Святого Писания, а меня оказывается, давно уже поняли и даже… простили «еж ли что не так». Учиться он будет! Да я тебя на поле не выпущу, пока не научишься. Мало я юнцов покалеченных повидал»… Губы рыцаря кривились в улыбке, но следовало построжиться: - То, что вы задумываетесь, прежде чем делаете, это достойно похвалы, то что принимаете необходимость, как должно, то что выполняете обещанное – все славно! Но какого… святого слова ради мы тратим время на обсуждение того, что тебе и так понятно?! Пауза обозначила точку. Затем рыцарь встал и резюмировал на правах старшего и обучающего: - Тридцать раз присядешь. Считай вслух на выдохе!.. Господи, как трудно с детьми! Одно радует, что парень, хоть и не согласен, быть может, сердцем, разумом ситуацию принял. Дальше полагается заткнуться и смиренно накачивать силу.
Франко Перетти: Неизвестно, к счастью или несчастью для себя, но Франко не догадывался, что теперь ему полагается заткнуться. Хотя за длинный язык и рассуждения неуместные страдал неоднократно. Вот и сейчас этот приказ внезапно приседать показался парню глупым донельзя. Нет, конечно, он понимал, что его наказывают за дерзость, шутка ли, обвинить благородного господина в том, что он грабежом промышляет… Но все равно это не причина дурью сейчас маяться… Франко вздохнул, посмотрел на стоящего перед ним рыцаря, с коим ростом был почти вровень, и примиряющее предложил: - Давайте, мессер Нероне, я вам попозже поприседаю, если зрелище это кажется вам любопытным. А сейчас белье вон отполоскать нужно, а то щелок его попортит, да и об обеде бы вам позаботиться, голодны же, небось…
Nero: Сердцем, разумом… Вот попался же я на твои разглагольствования. В зубы пора давать, чтоб пореже высказывался! Ладно. Я дам тебе еще один шанс понять все самому. Сильной руке не составило труда резко надавить юноше на загривок так, чтоб ноги сами присели, да еще ощутимо добавить по затылку, утыкая носом в колени: - Осталось двадцать девять. Досадуя на недопонимание, на необходимость, по-видимому, объяснять философствующему строптивцу, что есть приказ, он повернулся к Франко спиной и занялся уборкой ремонтных мелочей со стола в кожаный мешочек. Шнурки, ножичек для резки кожи, медные заклепки, скобки, деревянный облучок, малый молоточек - все простое и понятное - пригнанное по руке, как раз и навсегда принятое к исполнению. ... Приказ может быть либо выполнен, либо нарушен. Позволяя себе демонстративно подвергать сомнению его рациональность, в лучшем случае лишишься прав своих, а то и головы... - Считайте громче, я не слышу!
Франко Перетти: Как щенка шкодливого за шкирку взял и носом в сделанную пакость ткнул! От неожиданности и обиды Франко хотел было взвиться, да одно остановило – обет давал подчиняться во всем. Значит, и в этой глупости…. Только не оставить за собой последнего слова новый рыцарский оруженосец никак не мог. Уж сколько раз страдал за то, а утерпеть не получалось. Вот и в последний раз перед побегом неделю на хлебе и воде сидел в монастырском подвале за язык длинный. Знал, что спорить с отцом-келарем и не надо, и бесполезно, да точно бес в бок толкал. Потому что прав был. И теперь прав. - Двадцать девять! - почти весело провозгласил Франко, садясь. - Только ни к чему эти глупости! - Двадцать восемь! Вы и сами все это знаете. Веселиться не стоило, дыхание сбилось почти сразу. - Двадцать семь! Потому что я прав. - Двадцать шесть! Легче же всего… - Двадцать пять! Приказать что-нибудь такое… - Двадцать четыре! Когда в ответ сказать нечего… - Двадцать три! А признать, что другой прав… - Двадцать два! Гордыня не позволяет! Дальше в самом деле пришлось заткнуться, поскольку горло перехватило – не хрипеть же. Непривычные ноги дрожали, по лбу стекал пот. До одного Франко дотянул только на упрямстве. Еле встал, с трудом перевел дыхание, выпрямился, глянул на рыцаря и победно усмехнулся.
Nero: - Дыхалка совсем слабая... - Констатировал в ответ рыцарь. «… Иначе ты бы мне еще много чего сообщил на раз-два-три…» - добавил мысленно, раздумывая, как побыстрее укрепить юношу телесно. Разумеется, только по наличию вышеуказанной гордыни, он и помыслить не мог, вступать в унизительную полемику «прав - не прав». Когда же все звуки за его спиной прекратились, и осталось лишь учащенное дыхание, обернулся. - Молодец. Смог. «Эх, какой ты у меня – упорный да упрямый – прямо находка, а не подручный. И понятливый донельзя… Спаси нас Господь!» - с усмешкой рассматривал Неро преодолевшего трудности оруженосца: - Упражняться будешь каждый день – через неделю сможешь вразумлять меня до счета "десять", а то и более, коли постараешься. А теперь приступай, - он указал на белье, - воду знаешь, где взять, а пара ведер такому умнице, как ты – ерунда… Освободившийся стол принял кувшин с вином, когда Неро извлек его из-под кровати, он наполнил одну их кружек, протянул Франко с легким кивком, помолчал, пока тот выпил, и лишь после этого повернулся в сторону двери, сообщив на ходу: - Как закончишь – спускайся в обеденный зал, я сам распоряжусь.
Франко Перетти: Первым порывом Франко было показать в спину рыцарю язык. Потом он вдруг представил, как станет «вразумлять» благородного господина, читая тому нотацию – и неожиданно для себя вдруг рассмеялся. А ведь он ничего, этот мессер Нероне! Да и жизнь… вовсе не так плоха! Попыхтеть с ведрами пришлось, что тут сделаешь, но парень справился, и результатом был вполне доволен. И, спустясь в обеденный зал, успел забрать у трактирного слуги поднос, чтобы собственноручно прислуживать своему рыцарю. Франко помнил, как гордился подобной обязанностью его брат Эмидио. Поставив поднос на стол, он молча встал за левым плечом господина, взял кувшин и налил в его кружку вина.
Nero: - … Вряд ли господа франки, навоевавшись в Риме и обесчестив Неаполь, уйдут по-тихому. Мы должны будем им помочь! - Нероне, улыбнулся не шутке, адресованной своему застольному визави, тучному купцу, с интересом ему поддакивающему, а шагам Франко, по звуку определив, что мальчик бодр. - … Дабы не сетовали после на итальянское гостеприимство. – Закончил он, не глядя принимая наполненную кружку и салютуя ею. Прибыла еда. Кормили здесь просто, но вкусно и сытно, и обедающие принялись за мясо, не прерывая разговора. Не поворачивая головы, чувствуя рядом руки, предупреждающие его желания, рыцарь подумал, что толк таки будет, продолжил высказывать чрезвычайно дельные политические соображения. Собеседник его внятно жевал, кивал и к месту восхищенно вздевал кружку. Так продолжалось всю первую перемену (к слову сказать, Нероне удачно подсел к господину купцу и большая часть кушаний относилась к заказу последнего), пока не обсудили момент коронования Короля Неаполитанского и флорентиец утолил первый голод. - … А впрочем… Мессер, вы не будете возражать, если Перетти сядет с нами? – Прервал он свои рассуждения и поймал Франко за запястье, только что подавшей ему ломоть хлеба руки. – Это мой оруженосец, мессер Франко. Земли Перетти… Не дожидаясь согласия, как будто посмел бы ему, рыцарю, кто-либо возражать, и как будто присутствие еще одного дворянина могло бы осквернить трапезу купца, он потянул Франко за стол.
Франко Перетти: Речи рыцаря и купца Франко слушал с интересом: оказывается, ничего он не знает о том, что вокруг творится. Кроме, разве того, что франки пришли. Слушал и украдкой слюну глотал. Есть хотелось ужасно. Вот ведь странно, не совсем же голодный, с утра же ломоть хлеба съел! Пост бывший послушник давно уже научился переносить спокойно, но запах жареного мяса призывно щекотал ноздри. Мяса Франко не приходилось пробовать давно. Повинуясь потянувшей его руке, юноша скромно сел, вежливо, как подобает воспитанному отроку, кивнув купцу. Трактирный слуга, удивленно отметив его перемещение, подал тарелку, положил кушанье, а Франко думал о том, как бы удержаться, не наброситься на еду.
Nero: Разумеется от внимательного взгляда не ускользнуло и недоумение трактирной прислуги и чрезмерно сдержанные манеры Франко. И если мнение подавальщика (на глазах которого вороватый слуга, обманщик, хозяином поротый, вдруг непонятно как возвысился до обеда за одним с ним столом), его ни в коей мере не интересовало, то робость оруженосца его неприятно тронула. Да, надо было с утра еще озаботиться, чтоб юноша хорошо поел… Неро, в досаде ставший заботливым, принялся бурно жестикулировать, тыкая ножом то в кость, то в прожаренный мясной пласт, и так страстно принялся объяснять замершему во внимании собеседнику преимущество эдакого удара перед прочими, что в сторону третьего сотрапезника тот забыл и посмотреть. Пусть уж ест Франко без стеснения. Пока армия короля Карла подвергалась всестороннему осуждению, а перспективы скорейшей с ней стычки рассматривались с самых различных точек зрения (то есть с учетом мнения господина рыцаря и некоторыми допущениями со стороны купечества) мясное остывало и сокращалось. А вино уж и вовсе подошло к концу, когда мессеру торговому человеку наконец вспомнилось, что за обедом важные дела забыты и он поспешил откланяться. Господин рыцарь ни минуты не задумался, чем уж так допек он своего визави. Уж не тем ли, что целил в него острием ножа, доказывая необходимость атаки? По столу, поверх жирных пятен, вяло, словно насытившись, двигались пятна солнца, клонившего к закату. Неро ударом ножа сколол с края стола тонкую щепку, запустил ее в зубы: - Пережарили бараний бок! Но приправы не пожалели… И потянулся налить себе вина, украдкой улыбаясь в сторону увлеченного едой младшего своего соратника.
Франко Перетти: - Нисколько! – улыбнулся Франко. Бараний бок, как и все остальное, казался ему необыкновенно вкусным. С непривычки юноша чувствовал себя объевшимся, тяжелым и слегка пьяным. Руки и ноги его отяжелели, веки слипались, и оруженосец рыцаря едва не зевнул во весь рот, как вдруг страшная мысль поразила его в самое сердце. Он сел за стол, не помолясь! От ужаса и стыда щеки неудавшегося монаха сначала вспыхнули, а потом покрылись смертельной бледностью. Что теперь делать? Покаяться, ясно, и он непременно покается на исповеди, но как же мог он так опуститься, как мог забыть?!
Nero: Юноша залился краской, побледнел. «Неужто опасается теперь мне возражать?» - подумал Неро. – «Поприседал, одумался…» Что ж, дисциплина – вещь, безусловно хорошая, но терять собеседника с живым, хотя и строптивым, рассудком рыцарю вовсе не хотелось. Он ободряюще похлопал Франко по плечу: - Хорошо, что Господь не поскупился и дал каждому из нас свои вкусы и прихоти, иначе ни нам, ни бедным поварам покою бы не было. Чем бы сейчас ни страдал молодой человек, мужчина о том не подозревал, да особо-то и узнать не торопился. Приятная сытость снизила недовольство окружающим миром и проблема в лице нерадивого оруженосца, с утра его терзавшая, заметно приуменьшилась. Поднялись из-за стола. Нероне знаком велел следовать за собой, и разговор, по-прежнему пошучивая, продолжил уже с седла: - Вернемся, пожалуй, к вашему утреннему недоумению, юноша. Так что неясно было из прочитанного? Для Франко был приготовлен молодой добродушный меринок (на первое время и под вьюки, впрочем, рыцарь попросту поостерегся приобретать жеребца побойчее). Стоимости кольца, отданного за того гнедого, хватило и на помятую слегка кирасу для оруженосца, что должны были к вечеру доставить, а пока - самое время немного порастрясти сытный обед, да и проверить все того же оруженосца еще кое в чем не помешает. Прозвучавший вопрос был задан на латыни, языке, который и рыцарю и монаху пристало знать. Латынь Нероне была немного тяжела, той труднооборотистой формой, которая присуща старинным книгам его учителей и редкой практикой разговора, но звучала гордо.
Франко Перетти: - Так я ведь, мессер Нероне, яствами изысканными не избалован. А поварам хвалу воздам. – Бывший послушник внезапно улыбнулся беззаботно и открыто. На изящную латынь он перешел легко, едва ли сам заметив, переходы подобные с грубого диалекта на книжную речь были ему привычны. - А что до недоумения моего… - тут щеки юноши, прежде подобные темы не обсуждавшего, снова заалели, - то странно мне было, господин мой, читать, что обессилел и едва не помер Рустико от действия, которого сам хотел и коим наслаждался. И то, что не помер едва, еще понятно, это верно как объесться сладостями, да? Если чрезмерно много, во вред пойдет… Но обессилел-то отчего? Юный философ глядел в чистое небо, блаженно щурился на солнышке, довольный сытым желудком, внимательным собеседником и гармонией с окружающим миром, и продолжал глубокомысленно рассуждать: - Неужели простое действие, что роднит нас с животными, столь утомительно? И разве вправду грех этот столь сладостен, что даже святой не может устоять? Силен Враг рода человеческого, но Рустико же праведник был?
Nero: Что греховоднику, что праведнику – лишь бы до *** дотянуться! Нероне чуть было не просветил собеседника – латынь помешала - нужное словечко не вспомнилось. - Спину прямее, пожалуйста,.. - не удержался он от менторства в его адрес, поскольку юноша верхом выглядел не лучше, чем какой-нибудь мужичонка-земледелец, совершенно неподобающим для оруженосца образом, - … в этой жизни все утомительно, если позволить себе расслабиться. Праведник ваш не устоял, пожадничал, обретая наслаждение. Возможно, он думал, что утаит от Господа проступок… во-первых - однажды, да и противная сторона совершала грех в неведении… - увлекся рыцарь юридическими терминами, добро, что выучил их получше всего остального, - … но Господа не обмануть… Будет удобнее, если вы подтяните колени! Юноша этот обречен был на неведение и чертовы рассуждения. Да, именно чертовы! Ибо только Враг человеческого рода способен лишать того самого наслаждения, насылая болезнь или слабость. Нероне покосился в сторону, соображая, как бы поскорее обеспечить подопечного своего достойным объектом для упражнений, подобных рустиковым стараниям. Иначе житья не будет – «на птичках» семнадцатилетнему бугаю суть сего не объяснить. - Видите ли, Франко, что бы мы не испытывали – все не бесконечно. И наслаждение не испытаешь вечно, как (слава Господу за это) и боль. И то и другое отнимает силу, которая уходит на преодоление, терпение... или просто уходит… Солдат не сможет растолковать «младенцу» того, что враз обретается опытом. Так тяжесть своего меча мгновенно отличишь от чужого, едва сожмешь рукоять, а описывать его вес, длину... пустая трата времени и слов.
Франко Перетти: О преодолении и терпении знал Франко не понаслышке. А вот о наслаждении – совсем немного. И в мыслях, что в голову вдруг пришли, и себе самому бы не признался. А главная мысль была – не зря распорядился Господь, послав на пути его рыцаря. Ибо тихая жизнь Франко Перетти расцвела вдруг яркими красками. Что с того, что с мерина он съезжал то на один бок, то на другой, что предстояло нож в цель кидать, а сам ловкий оруженосец не был уверен, что попадет в тот тополь не то, что на пятидесятый раз, а и на сотый? Пыльная дорога под копытами добродушного меринка вела к новым приключениям не смиренного послушника, а будущего рыцаря и великого ученого, не меньше. Эпизод завершен.
полная версия страницы