Форум » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Денёк-то сегодня какой, хоть не умирай. (c) 09 июня 1495 с раннего утра до позднего вечера (Рим) » Ответить

Денёк-то сегодня какой, хоть не умирай. (c) 09 июня 1495 с раннего утра до позднего вечера (Рим)

Nero: Следом за "Беда не приходит одна, так пусть и удача не задерживается."

Ответов - 32, стр: 1 2 All

Nero: Сердцем, разумом… Вот попался же я на твои разглагольствования. В зубы пора давать, чтоб пореже высказывался! Ладно. Я дам тебе еще один шанс понять все самому. Сильной руке не составило труда резко надавить юноше на загривок так, чтоб ноги сами присели, да еще ощутимо добавить по затылку, утыкая носом в колени: - Осталось двадцать девять. Досадуя на недопонимание, на необходимость, по-видимому, объяснять философствующему строптивцу, что есть приказ, он повернулся к Франко спиной и занялся уборкой ремонтных мелочей со стола в кожаный мешочек. Шнурки, ножичек для резки кожи, медные заклепки, скобки, деревянный облучок, малый молоточек - все простое и понятное - пригнанное по руке, как раз и навсегда принятое к исполнению. ... Приказ может быть либо выполнен, либо нарушен. Позволяя себе демонстративно подвергать сомнению его рациональность, в лучшем случае лишишься прав своих, а то и головы... - Считайте громче, я не слышу!

Франко Перетти: Как щенка шкодливого за шкирку взял и носом в сделанную пакость ткнул! От неожиданности и обиды Франко хотел было взвиться, да одно остановило – обет давал подчиняться во всем. Значит, и в этой глупости…. Только не оставить за собой последнего слова новый рыцарский оруженосец никак не мог. Уж сколько раз страдал за то, а утерпеть не получалось. Вот и в последний раз перед побегом неделю на хлебе и воде сидел в монастырском подвале за язык длинный. Знал, что спорить с отцом-келарем и не надо, и бесполезно, да точно бес в бок толкал. Потому что прав был. И теперь прав. - Двадцать девять! - почти весело провозгласил Франко, садясь. - Только ни к чему эти глупости! - Двадцать восемь! Вы и сами все это знаете. Веселиться не стоило, дыхание сбилось почти сразу. - Двадцать семь! Потому что я прав. - Двадцать шесть! Легче же всего… - Двадцать пять! Приказать что-нибудь такое… - Двадцать четыре! Когда в ответ сказать нечего… - Двадцать три! А признать, что другой прав… - Двадцать два! Гордыня не позволяет! Дальше в самом деле пришлось заткнуться, поскольку горло перехватило – не хрипеть же. Непривычные ноги дрожали, по лбу стекал пот. До одного Франко дотянул только на упрямстве. Еле встал, с трудом перевел дыхание, выпрямился, глянул на рыцаря и победно усмехнулся.

Nero: - Дыхалка совсем слабая... - Констатировал в ответ рыцарь. «… Иначе ты бы мне еще много чего сообщил на раз-два-три…» - добавил мысленно, раздумывая, как побыстрее укрепить юношу телесно. Разумеется, только по наличию вышеуказанной гордыни, он и помыслить не мог, вступать в унизительную полемику «прав - не прав». Когда же все звуки за его спиной прекратились, и осталось лишь учащенное дыхание, обернулся. - Молодец. Смог. «Эх, какой ты у меня – упорный да упрямый – прямо находка, а не подручный. И понятливый донельзя… Спаси нас Господь!» - с усмешкой рассматривал Неро преодолевшего трудности оруженосца: - Упражняться будешь каждый день – через неделю сможешь вразумлять меня до счета "десять", а то и более, коли постараешься. А теперь приступай, - он указал на белье, - воду знаешь, где взять, а пара ведер такому умнице, как ты – ерунда… Освободившийся стол принял кувшин с вином, когда Неро извлек его из-под кровати, он наполнил одну их кружек, протянул Франко с легким кивком, помолчал, пока тот выпил, и лишь после этого повернулся в сторону двери, сообщив на ходу: - Как закончишь – спускайся в обеденный зал, я сам распоряжусь.


Франко Перетти: Первым порывом Франко было показать в спину рыцарю язык. Потом он вдруг представил, как станет «вразумлять» благородного господина, читая тому нотацию – и неожиданно для себя вдруг рассмеялся. А ведь он ничего, этот мессер Нероне! Да и жизнь… вовсе не так плоха! Попыхтеть с ведрами пришлось, что тут сделаешь, но парень справился, и результатом был вполне доволен. И, спустясь в обеденный зал, успел забрать у трактирного слуги поднос, чтобы собственноручно прислуживать своему рыцарю. Франко помнил, как гордился подобной обязанностью его брат Эмидио. Поставив поднос на стол, он молча встал за левым плечом господина, взял кувшин и налил в его кружку вина.

Nero: - … Вряд ли господа франки, навоевавшись в Риме и обесчестив Неаполь, уйдут по-тихому. Мы должны будем им помочь! - Нероне, улыбнулся не шутке, адресованной своему застольному визави, тучному купцу, с интересом ему поддакивающему, а шагам Франко, по звуку определив, что мальчик бодр. - … Дабы не сетовали после на итальянское гостеприимство. – Закончил он, не глядя принимая наполненную кружку и салютуя ею. Прибыла еда. Кормили здесь просто, но вкусно и сытно, и обедающие принялись за мясо, не прерывая разговора. Не поворачивая головы, чувствуя рядом руки, предупреждающие его желания, рыцарь подумал, что толк таки будет, продолжил высказывать чрезвычайно дельные политические соображения. Собеседник его внятно жевал, кивал и к месту восхищенно вздевал кружку. Так продолжалось всю первую перемену (к слову сказать, Нероне удачно подсел к господину купцу и большая часть кушаний относилась к заказу последнего), пока не обсудили момент коронования Короля Неаполитанского и флорентиец утолил первый голод. - … А впрочем… Мессер, вы не будете возражать, если Перетти сядет с нами? – Прервал он свои рассуждения и поймал Франко за запястье, только что подавшей ему ломоть хлеба руки. – Это мой оруженосец, мессер Франко. Земли Перетти… Не дожидаясь согласия, как будто посмел бы ему, рыцарю, кто-либо возражать, и как будто присутствие еще одного дворянина могло бы осквернить трапезу купца, он потянул Франко за стол.

Франко Перетти: Речи рыцаря и купца Франко слушал с интересом: оказывается, ничего он не знает о том, что вокруг творится. Кроме, разве того, что франки пришли. Слушал и украдкой слюну глотал. Есть хотелось ужасно. Вот ведь странно, не совсем же голодный, с утра же ломоть хлеба съел! Пост бывший послушник давно уже научился переносить спокойно, но запах жареного мяса призывно щекотал ноздри. Мяса Франко не приходилось пробовать давно. Повинуясь потянувшей его руке, юноша скромно сел, вежливо, как подобает воспитанному отроку, кивнув купцу. Трактирный слуга, удивленно отметив его перемещение, подал тарелку, положил кушанье, а Франко думал о том, как бы удержаться, не наброситься на еду.

Nero: Разумеется от внимательного взгляда не ускользнуло и недоумение трактирной прислуги и чрезмерно сдержанные манеры Франко. И если мнение подавальщика (на глазах которого вороватый слуга, обманщик, хозяином поротый, вдруг непонятно как возвысился до обеда за одним с ним столом), его ни в коей мере не интересовало, то робость оруженосца его неприятно тронула. Да, надо было с утра еще озаботиться, чтоб юноша хорошо поел… Неро, в досаде ставший заботливым, принялся бурно жестикулировать, тыкая ножом то в кость, то в прожаренный мясной пласт, и так страстно принялся объяснять замершему во внимании собеседнику преимущество эдакого удара перед прочими, что в сторону третьего сотрапезника тот забыл и посмотреть. Пусть уж ест Франко без стеснения. Пока армия короля Карла подвергалась всестороннему осуждению, а перспективы скорейшей с ней стычки рассматривались с самых различных точек зрения (то есть с учетом мнения господина рыцаря и некоторыми допущениями со стороны купечества) мясное остывало и сокращалось. А вино уж и вовсе подошло к концу, когда мессеру торговому человеку наконец вспомнилось, что за обедом важные дела забыты и он поспешил откланяться. Господин рыцарь ни минуты не задумался, чем уж так допек он своего визави. Уж не тем ли, что целил в него острием ножа, доказывая необходимость атаки? По столу, поверх жирных пятен, вяло, словно насытившись, двигались пятна солнца, клонившего к закату. Неро ударом ножа сколол с края стола тонкую щепку, запустил ее в зубы: - Пережарили бараний бок! Но приправы не пожалели… И потянулся налить себе вина, украдкой улыбаясь в сторону увлеченного едой младшего своего соратника.

Франко Перетти: - Нисколько! – улыбнулся Франко. Бараний бок, как и все остальное, казался ему необыкновенно вкусным. С непривычки юноша чувствовал себя объевшимся, тяжелым и слегка пьяным. Руки и ноги его отяжелели, веки слипались, и оруженосец рыцаря едва не зевнул во весь рот, как вдруг страшная мысль поразила его в самое сердце. Он сел за стол, не помолясь! От ужаса и стыда щеки неудавшегося монаха сначала вспыхнули, а потом покрылись смертельной бледностью. Что теперь делать? Покаяться, ясно, и он непременно покается на исповеди, но как же мог он так опуститься, как мог забыть?!

Nero: Юноша залился краской, побледнел. «Неужто опасается теперь мне возражать?» - подумал Неро. – «Поприседал, одумался…» Что ж, дисциплина – вещь, безусловно хорошая, но терять собеседника с живым, хотя и строптивым, рассудком рыцарю вовсе не хотелось. Он ободряюще похлопал Франко по плечу: - Хорошо, что Господь не поскупился и дал каждому из нас свои вкусы и прихоти, иначе ни нам, ни бедным поварам покою бы не было. Чем бы сейчас ни страдал молодой человек, мужчина о том не подозревал, да особо-то и узнать не торопился. Приятная сытость снизила недовольство окружающим миром и проблема в лице нерадивого оруженосца, с утра его терзавшая, заметно приуменьшилась. Поднялись из-за стола. Нероне знаком велел следовать за собой, и разговор, по-прежнему пошучивая, продолжил уже с седла: - Вернемся, пожалуй, к вашему утреннему недоумению, юноша. Так что неясно было из прочитанного? Для Франко был приготовлен молодой добродушный меринок (на первое время и под вьюки, впрочем, рыцарь попросту поостерегся приобретать жеребца побойчее). Стоимости кольца, отданного за того гнедого, хватило и на помятую слегка кирасу для оруженосца, что должны были к вечеру доставить, а пока - самое время немного порастрясти сытный обед, да и проверить все того же оруженосца еще кое в чем не помешает. Прозвучавший вопрос был задан на латыни, языке, который и рыцарю и монаху пристало знать. Латынь Нероне была немного тяжела, той труднооборотистой формой, которая присуща старинным книгам его учителей и редкой практикой разговора, но звучала гордо.

Франко Перетти: - Так я ведь, мессер Нероне, яствами изысканными не избалован. А поварам хвалу воздам. – Бывший послушник внезапно улыбнулся беззаботно и открыто. На изящную латынь он перешел легко, едва ли сам заметив, переходы подобные с грубого диалекта на книжную речь были ему привычны. - А что до недоумения моего… - тут щеки юноши, прежде подобные темы не обсуждавшего, снова заалели, - то странно мне было, господин мой, читать, что обессилел и едва не помер Рустико от действия, которого сам хотел и коим наслаждался. И то, что не помер едва, еще понятно, это верно как объесться сладостями, да? Если чрезмерно много, во вред пойдет… Но обессилел-то отчего? Юный философ глядел в чистое небо, блаженно щурился на солнышке, довольный сытым желудком, внимательным собеседником и гармонией с окружающим миром, и продолжал глубокомысленно рассуждать: - Неужели простое действие, что роднит нас с животными, столь утомительно? И разве вправду грех этот столь сладостен, что даже святой не может устоять? Силен Враг рода человеческого, но Рустико же праведник был?

Nero: Что греховоднику, что праведнику – лишь бы до *** дотянуться! Нероне чуть было не просветил собеседника – латынь помешала - нужное словечко не вспомнилось. - Спину прямее, пожалуйста,.. - не удержался он от менторства в его адрес, поскольку юноша верхом выглядел не лучше, чем какой-нибудь мужичонка-земледелец, совершенно неподобающим для оруженосца образом, - … в этой жизни все утомительно, если позволить себе расслабиться. Праведник ваш не устоял, пожадничал, обретая наслаждение. Возможно, он думал, что утаит от Господа проступок… во-первых - однажды, да и противная сторона совершала грех в неведении… - увлекся рыцарь юридическими терминами, добро, что выучил их получше всего остального, - … но Господа не обмануть… Будет удобнее, если вы подтяните колени! Юноша этот обречен был на неведение и чертовы рассуждения. Да, именно чертовы! Ибо только Враг человеческого рода способен лишать того самого наслаждения, насылая болезнь или слабость. Нероне покосился в сторону, соображая, как бы поскорее обеспечить подопечного своего достойным объектом для упражнений, подобных рустиковым стараниям. Иначе житья не будет – «на птичках» семнадцатилетнему бугаю суть сего не объяснить. - Видите ли, Франко, что бы мы не испытывали – все не бесконечно. И наслаждение не испытаешь вечно, как (слава Господу за это) и боль. И то и другое отнимает силу, которая уходит на преодоление, терпение... или просто уходит… Солдат не сможет растолковать «младенцу» того, что враз обретается опытом. Так тяжесть своего меча мгновенно отличишь от чужого, едва сожмешь рукоять, а описывать его вес, длину... пустая трата времени и слов.

Франко Перетти: О преодолении и терпении знал Франко не понаслышке. А вот о наслаждении – совсем немного. И в мыслях, что в голову вдруг пришли, и себе самому бы не признался. А главная мысль была – не зря распорядился Господь, послав на пути его рыцаря. Ибо тихая жизнь Франко Перетти расцвела вдруг яркими красками. Что с того, что с мерина он съезжал то на один бок, то на другой, что предстояло нож в цель кидать, а сам ловкий оруженосец не был уверен, что попадет в тот тополь не то, что на пятидесятый раз, а и на сотый? Пыльная дорога под копытами добродушного меринка вела к новым приключениям не смиренного послушника, а будущего рыцаря и великого ученого, не меньше. Эпизод завершен.



полная версия страницы