Форум » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Исповедь с последствиями. 27 октября 1495 года, вторая половина дня. » Ответить
Исповедь с последствиями. 27 октября 1495 года, вторая половина дня.
Микеланджело: ...
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Микеланджело: Микеланджело благодаря своему не самому легкому характеру принимал участие в драках скорее часто, чем редко, но такими серьезными последствиями это для него еще никогда не кончалось. Даже со сломанным носом было легче, ну сломан и сломан, пришлось, конечно, поорать, когда костоправ хрящ пытался вправить (не слишком удачно, увы). А потом ничего, знай себе прикладывай шмат холодного мяса, или тряпку, смоченную в холодной воде. На фоне Федерико Буонаротти, конечно, еще легко отделался, однако и ему ушибленная голова доставляла немало хлопот. Бывало, ему казалось, что стало лучше. Тогда, художник, разумеется, немедленно вылезал из кровати и пытался начать работать. Увы, сил его хватало от силы на час, а чаще и того меньше. После этого в ушах начинало шуметь, все вокруг кружилось и, разумеется, опять подкатывалась к горлу гадкая тошнота. В итоге больше недели юноши пришлось почти все время валяться в постели. Самое обидное, что даже на набросках сосредоточиться не выходило - и от них голова начинала болеть. К нему часто наведывались в гости домочадцы Федерико, Кристина чаще прочих, но иногда и монна Мария с младшим сыном, и даже Франческа, правда, без маленького сына. В этом скульптор был ей благодарен, при всей своей любви к семейству Кастальди он был вряд ли сейчас вынес плач младенца. Несколько раз юноша сам с горем пополам добирался до Федерико, который был еще менее подвижен, но толком поговорить с ним о произошедшим все никак не получалось. Так что большую часть времени Микеланджело был предоставлен сам себе и собственным раздумьям. Легкими их нельзя было назвать. Умопомрачение первых мгновений после стычки миновало, и пришел ужас осознания двух вещей: он, очевидно, болен неким душевным недугом, и он, черти его раздери, убил человека! Иначе, как приступом безумия, Буонаротти не мог объяснить ту ярость, которая охватила его на улице, тот красный туман, который заволок все вокруг. Раньше он не раз хотел набить какому-нибудь ублюдку рожу, чего уж там, но убивать... нет, никогда в нем не было такого сознательного желания. Отнять человеческую жизнь - страшный грех. Юноша не собирался никого судить, и в данном случае ему было даже в целом плевать на то, что говорит об этом Церковь. Лично он не считал себя в праве отнимать чужую жизнь, dixi. Одна часть скульптора, более взрослая и разумная, уже давно не питала особого доверия к священнослужителям. Но другая его часть, воспитанная в католической вере, впитавшая религиозные догматы с молоком матери, была готова поверить эти душевные метания только лицу духовному, имеющему власть свыше принимать исповедь и отпускать грехи. В Риме Микеланджело знал лишь одного человека, которого уважал настолько, чтобы поговорить с ним откровенно. Вот только согласится ли такое высокопоставленное и, несомненно, занятое лицо, как кардинал делла Ровере, принять исповедь у какого-то там молодого скульптора? Тем не менее, в конце концов Буонаротти пришел к выводу: попытка не пытка, спрос - не беда. И написал Его Преосвященству свою просьбу в виде письма. Уважение и признательность к этому человек только укрепились в молодом человеке, когда слуга вернулся в тот же день с положительным ответом. Поэтому, как только художник почувствовал себя более менее уверенно для прогулки к дому кардинала, он незамедлительно это сделал.
Делла Ровере: На самом деле Микеланджело невероятно повезло. В первый момент после прочтения письма Джулиано счел просьбу художника самым натуральным вздором, не стоящим того, чтобы отвлекать его от других более важных дел, которых у кардинала в последнее время было больше обычного. Грядущее оставалось для Джулиано туманным и опасным, а настроение его было подстать тревожным мыслям. Франки больше не угрожали папе Борджиа и его власти, и с каждым днем у делла Ровере складывалось впечатление, что все ранее данные ему гарантии вскоре не будут стоить ровным счетом ничего. А это значит снова пускаться в бега и выжидать. Он думал что выкинул письмо, однако, вечером того же дня оно снова попалось ему в руки, видимо так же забытое растяпой слугой, и кардинал смягчил гнев на милость. Ему вспомнилась их первая встреча, во время которой юный скульптор произвел на Джулиано хорошее впечатление. Азарт, страсть, смелость и упрямая манера, с которыми он рассуждал об искусстве, выделяли его на фоне остальных. Тем более было странным, что человек с таким сильным характером будет просить о подобном. За буйным нравом подчас скрывается ломкая душа, думал кардинал ожидая прибытия гостя. И даже она иногда сдается под напором житейских напастей. Впрочем, была еще одна причина, по которой Джулиано был даже рад предстоящей встрече. Его непрерывное противостояние Борджиа и бесконечные опасения за свою жизнь порядком вымотали его. Великой радостью будет услышать и увидеть человека, который не хочет тебя убить или обмануть.
Микеланджело: Когда Микеланджело был в гостях у делла Ровере первый раз, путь к кардинальскому дому показался ему совсем несложным и весьма приятным. Увы, видимо, голова художника еще не целиком оправилась от удара, потому что в этот раз он порядком подустал, и это немного испортило ему настроение. Впрочем, все остальные синяки с ушибами давно перестали его беспокоить. Это вселяло надежду, что и с головой все будет хорошо в самом скорейшем времени. Так или иначе, но в кои-то веки Буонаротти сделал над собой усилие и не стал идти на поводу у собственного плохого настроения. В конце концов, Его Преосвященство сделал большое одолжение, уделив среди всех своих многочисленных дел внимание какому-то там скульптору, с которым они и встречались-то всего пару раз. Правда, работой Микеланджело делла Ровере вроде бы остался доволен. "В искусстве этот человек разбирается, и взгляды у нас похожи. Надеюсь, беседа с ним и мне поможет разобраться в себе". Хозяин дома встретил молодого человека там же, где и в прошлый раз. - Добрый день, Ваше Преосвященство. Я вам очень, очень благодарен за то, что Вы согласились принять меня. А еще я... в общем, помните... я принес плащ, который мне одолжил Ваш спутник, тогда, у дворца Святого Ангела, когда Вы помогли мне зайти внутрь. Большое спасибо, и Вам, и ему. Микеланджело поклонился, дожидаясь, как положено, когда кардинал протянет руку для поцелуя.
Делла Ровере: - Дорогой мой Микеланджело, а разве я мог поступить иначе и отказать тебе? - выйдя навстречу молодому скульптору Джулиано тепло улыбнулся. Уголки его губ дрогнули, когда юноша обмолвился о плаще, вызвав в памяти ряд не самых приятных воспоминаний, но кардинал быстро заставил себя отогнать все посторонние мысли прочь. - Пустяки, - голос кардинал остался все таким же мягким и спокойным. Он протянул склонившемуся юноше украшенную массивным перстнем руку. - Как давно это было. Тот юноша больше не служит мне, и давно...покинул Рим, так что не было нужды беспокоиться. Даже несмотря на то, что Лучиано оказался предателем, Джулиано некоторое время тосковал по нему. Старые привязанности оказалось не так-то просто забыть. Но все что было в прошлом должно было оставаться в прошлом, особенно если в настоящем для него не могло быть места. - Меня очень удивило и взволновало твое письмо. Такая поспешность... Видно есть действительно веские основания. Но какими они не были, помни: здесь тебе нечего бояться. Я приму твою исповедь какой бы тяжелой она не была и сделаю все, что от меня зависит, чтобы помочь тебе.
Микеланджело: А ведь и правда, с того злополучного праздника во дворце Святого Ангела прошло уже немало времени. Чувство времени в который раз сыграло с Микеланджело шутку. Он ведь мерил дни и часы работой. Для скульптора, который может потратить годы на одну единственную статую, переход из зимы в лето не так уж значителен. - Спасибо, Ваше Преосвященство. - Еще раз рассеянно повторил Буонаротти, не зная, с чего начать. В исповедальне как-то легче, заходишь туда, садишься, начинаешь говорить. Но, с другой стороны, место не так важно, главное - кто тебя слушает. Жизнь всегда щедро представляла художнику далеко не самые приятные образцы священнослужителей, но воспитан он все же был иначе. Молодой человек искренне верил в Бога, в святых, в его ангелов и, конечно же, хотел верить и в то, что есть достойные служители Бога на Земле, которым можно довериться. Джулиано делла Ровере, судя по всему, был именно таким человеком. - Я опасаюсь, что после моего рассказа Вы перемените мнение о моей персоне. - Наконец, не особенно уверенно начал юноша. - Но Вы будете в своем праве. - Ваше Преосвященство, так случилось, что некоторое время назад я убил человека. На меня словно нашла какая-то одержимость, и на короткий миг я действительно хотел его смерти... и это случилось. Была драка, нас было только двое, их четверо, но какая разница... самое грустное то, что мне совсем не жаль погибшего, как бы я ни взывал к совести. Договорив, Микеланджело сначала опустил голову, но потом все же решительно поднял взгляд на делла Ровере. Ему хотелось видеть лицо кардинала, какой бы ни была его реакция на сказанное.
Делла Ровере: - Убил человека?! Лицо кардинала исказила гримаса удивления и отвращения. Все что угодно готов он был услышать от скульптора, но только не признание в столь страшном грехе. Да и откуда бы? В его представлении люди искусства конечно были подвержены страстям, и порой не самым безобидным. Многие в своих исследованиях поступались моралью и законом, воруя трупы из мертвецких, а порой даже из могил, чтобы совершать над ними свои исследования, но о том, чтобы доходило до подобных крайностей, никто прежде не слыхал. - Постой, постой. Здесь не самое подходящее место для таких вещей. - Джулиано жестом велел юноше подняться и следовать за ним. Благо идти пришлось не далеко. Его дом не церковь и исповедален здесь нет, но богатый опыт все же подсказывал, что и маленькой комнаты будет достаточно. Чем теснее стены сжимаются вокруг человека, тем проще ему изливать душу, не тревожась о том, что тайна его выплывет наружу и попадет в уши незнакомым людям. - Расскажи мне по-порядку как все произошло, - попросил Джулиано, когда они остались с Микеланджело наедине за закрытыми дверьми. Сам он сел в кресло, а юноше предложил занять место перед собой. - Ты сказал была драка, но что же послужило причиной?
Микеланджело: Микеланджело понимал, что едва ли кардинал отреагирует на подобную новость абсолютно невозмутимо, и был очень рад, что делла Ровере все-таки решил его выслушать, а не сразу выгнал вон. О том, что потенциальному заказчику, может, и не стоит рассказывать подобные вещи о себе, художник как-то не подумал. В конце концов, он же не стал после произошедшего худшим скульптором... - Все случилось очень внезапно. - Буонаротти рассказывал, глядя то на делла Ровере, то на свои сцепленные в замок пальцы. - День начался отлично, мы с другом шли в церковь, договориться о крестинах его новорожденного сына. Он попросил меня стать крестным отцом... - Губы молодого человека тронула было улыбка, но тяжелые воспоминания быстро ее стерли. - Увы, по дороге нам встретился один человек... видите ли, мой друг женился недавно, и родня жены почему-то была этим не очень довольно. Этот человек - как раз ее родственник, и он был не один, а с друзьями. Юноша не собирался ничего утаивать от кардинала. Просто он, вечно занятый работой, и правда абсолютно не знал подробностей всего, что происходило между Федерико и семьей Франчески, а после расспрашивать как-то уже и недосуг было. - Они начали ссору первыми, мой друг сначала хотел разойтись миром. Каюсь, я ответил им слишком резко и задиристо, но это потому что их было больше, чем нас, и они хотели, чтобы я ушел, а друга оставил. Они ответили в тон, и слово за слово завязалась драка. Один из них полез на меня с кулаками, мы сцепились, начали драться, но я не имел намерения его убивать. Потом остальные трое бросились на друга, а этот ударил меня по голове... - рассказ становился все более сумбурным, чем ближе Микеланджело подходил к тому моменту, когда его сознание заволок красный туман. - А потом у меня в глазах все покраснело, и я даже толком не помню, что делал. Но когда в голове немного прояснилось, я понял, что слишком сильно бил этого человека затылком о мостовую. И он умер. Молодой человек вздохнул и замолчал. Он был готов к самому строгому осуждению со стороны делла Ровере, но в душе ему было стыдно скорее за то, что убитого по-прежнему не жалко.
Делла Ровере: - Век за веком люди только и делают что изводят друг друга, движимые злобой, ненавистью или завистью, - покачал головой кардинал, когда юноша закончил свой рассказ. - От этого никуда не уйти. Поступок, совершенный Микеланджело конечно заслуживал осуждения, однако сама история была банальной. Рим населен людьми самого разного рода, разной веры и разных нравов. Не проходит и дня, чтобы где-нибудь кто-нибудь не скрестил ножи, чтобы не пролилась где-нибудь кровь, и не каждый после этого считает нужным покаяться в содеянном. - Убийство - тяжкий грех, - Джулиано склонился к скульптору. - Но твой поступок трудно осуждать, ведь ты явил благородство духа. Вступился за друга даже после того, как мог не вмешиваться в драку. Видно тот человек, которого ты защищал очень дорог тебе. Губы делла Ровере сложились в ласковую улыбку. Он протянул руку и коснулся щеки юноши. Тот был лишен утонченных черт лица, был нескладным и неопрятным на вид, но очаровательная его наивность и почти грубая простота подкупала. - Каждому из нас Господь дает возможность искупить любую вину, лишь бы человек сам понимал тяжесть содеянного и был полон раскаяния. Скажи, ты жалеешь о том что сделал? Хотел бы ты оставить жизнь тому несчастному, если бы гнев не обуял тебя до той степени, что ты не смог вовремя остановить себя?
Микеланджело: - Да, конечно, я поступил ужасно. - закивал Микеланджело, несколько стушевавшись. В нем до сих пор как-то уживались, с одной стороны, желание похвалы и одобрения, но с другой стороны, неготовность принять добрые слова. Видимо, условия, в которых человек вырос, значат все же много. Молодой человек вздрогнул, когда кардинал коснулся его щеки, и совсем растерялся, едва слышно пробормотав "простите". Еще не хватало, если Его Преосвященство обидится, решит, что ему не доверяют. - Это все мой отвратительный характер. Может, если бы я не начал спорить, ничего бы и не случилось. - Скульптор невесело усмехнулся. - видите, я даже с Вами пытаюсь начать спорить. - Но Вы сказали совершенно правильно, у меня не так уж много друзей, а этот друг - самый близкий. Я так разозлился... Я не знаю, на меня временами находит какое-то исступление, и я словно сам себе не хозяин. Может, это болезнь? Хотя, конечно, когда доходит до убийства, то и болезнь не оправдание. Художник довольно неплохо разбирался в строении человеческого тела, и потому о болезнях физических еще мог худо-бедно судить. Но о душевных недугах он не знал почти ничего. Разумеется, он видел сумасшедших людей, и не раз. Правда, они, судя по всему, постоянно пребывали в помрачении. Не хотелось бы стать таким же, как они. Во Флоренции юноша был знаком с одним сбрендившим рисовальщиком. Тот, в принципе, подавал неплохие надежды, но, как только его разум помутился, прежде всего утратила твердость рука. "Господи, я отвратителен. Я убил человека, а думаю по-прежнему только о себе." - Микеланджело тяжело вздохнул и наконец ответил на вопрос делла Ровере. - Конечно, я жалею. Я не жалею о том, что вступил за друга, но, разумеется, я хотел бы, чтобы все не кончилось так ужасно. Я вообще не знал этого человека, пусть бы он дальше жил своей жизнью, а я - своей. Молодой человек говорил абсолютно искренне. Да, во время драки он был полон ярости, но в здравом уме и трезвой памяти никогда не ощущал желания отнять чью-то жизнь. Намять бока, сломать нос, выгнать взашей - это да, тут грешен. Но всерьез он никогда не думал об убийстве. Взять того же Савонаролу, которого художник ненавидел всей душой. Вывести на чистую воду, заточить в темницу, чтобы больше никому не досаждал - этому он был бы только рад. Можно сколько угодно желать смерти на словах, но подносить факелы к чьему-либо костру Буонаротти никогда не стал бы.
Делла Ровере: - Хочешь сказать, что подобное происходит с тобой уже не в первый раз? - Джулиано нахмурился, размышляя над словами юноши. Вдруг он прав и это душевная болезнь? Демон, засевший внутри головы, которого принято изгонять усердным постом, молитвами и усмирением плоти. Многие монастыри служили приютами для подобных людей, защищая тех от внешнего мира и внешний мир от их безумств. Но разве похож этот человек на безумца? Отнюдь. Скорее на напуганное и заблудившееся дитя, отчаянно нуждающееся в помощи. - В любом случае ты должен понимать, что даже если господь простит тебе этот грех, то люди вокруг не будут столь милосердны. Кем был этот человек? Есть ли у него родные и кто они? Думал ли ты о том, что они могут захотеть расплаты за это преступление? И тогда твой талант может задохнуться в судебных тяжбах или погибнуть от кинжала в переулке. Нет, Джулиано не привык так просто разбрасываться вещами и людьми, которые служили для удовлетворения его нужд и потребностей. Кардинал задумчиво потер подбородок - Правосудие здесь скоро на руку. Как ты думал защитить себя от мести, если таковой найдется место? Твой друг сможет тебя защитить? Ведь, как я понимаю, над ним вскоре нависнет та же угроза.
Микеланджело: - Так сильно я, по-моему, еще никогда в жизни не злился. - Вздохнул Микеланджело. - Но бывало. Я лез в драку из-за вещей, которые всем казались сущими пустяками. Кроме меня, конечно. Мне так даже нос однажды сломали. - Молодой человек невесело усмехнулся. Дальнейшие вопросы кардинала привели Буонаротти в замешательство. Они были весьма разумны, вот только сам художник как-то ни о чем подобном не задумывался. Он боялся за Федерико, что было то было. Но о себе толком и не думал. Как и о том человеке, которого он убил. - Нет, Ваше Преосвященство, я как-то совсем об этом не подумал. - Сокрушенно вздохнул скульптор. - Первые дни у меня слишком болела голова, даже вставать было трудно, какое там думать, а потом... Впрочем, какой смысл оправдываться. Это ужасно, что я даже не попытался узнать, кого убил. Все говорят правду, я дурной человек, и камни мне важнее людей. Вопросы делла Ровере застали Микеланджело врасплох еще и потому, что не так уж часто ему на пути встречались люди, которые проявляли искреннюю заботу. Федерико и его семья были скорее исключением. Разумеется, до сего дня юноша не раз бывал на исповеди, но почти всегда это было лишь церемонией. А сейчас его собеседник не повторял заученные каноны, а всерьез пытался разобраться в положении дел. Это внушило художнику еще большее уважение к делла Ровере. - Я не стал ничего делать еще и потому, что главным у тех, кто напал на нас, был родственник жены моего друга. И так наломал дров, не хотел сделать еще хуже. Вроде я жив, и друг мой жив, и жена его, и вся остальная родня... мне кажется, они смогли если не примириться, то прийти к какому-то соглашению. По крайней мере, не исчезни опасность, меня бы точно предупредили. Но я... - тут Буонаротти опять замялся, столкнувшись с извечным своим неумением говорить людям приятное. - Я правда Вам очень благодарен, что выслушали меня, что проявляете беспокойство. Я знаю, что выгляжу как блаженный, но я понимаю, какая вы высокопоставленная особа, и какая сложная у Вас, должно быть жизнь. Ума не приложу, чем я мог бы помочь такому человеку, как Вы, но если я вдруг могу что-то сделать для Вас - сделаю с радостью.
Делла Ровере: Губы Джулиано сжались в тонкую едва различимую линию. - Твоя наивность поражает, Микеланджело. Вроде бы, кажется...Ты живешь в окружении образов, которые ты воссоздаешь в камне. Эти образы не причинят тебе вреда, не обманут, не обидят в отличие от людей. Встань, встань... Кардинал встал на ноги, поднял юношу с колен и положив руки к нему на плечи взглянул тому прямо в глаза. - Ты не должен быть таким беспечным, - почти по-отцовски улыбнулся Джулиано. - Легкомыслие - роскошь, непозволительная даже святым. Обязательно узнай имена тех людей и я постараюсь сделать с этим что-нибудь. Но перед этим я отпущу тебе твой грех, если только ты пообещаешь мне вести себя впредь предусмотрительнее. Не бойся также обращаться ко мне за помощью - мое слово все еще имеет некоторую силу в этом городе. Ну же, пообещай. Необычайно довольный собой и тем, с какой легкостью удалось добиться у этого мальчика безграничного доверия к себе, Джулиано сделал шаг назад, как бы освобождая Микеланджело пространство для действия. - Надеюсь, - кардинал чуть наклонил голову на бок, присматриваясь к юноше. - Более за душой ты не прячешь каких-нибудь тайн, которые могут навредить тебе?
Микеланджело: Воистину, важны не столько слова, сколько то, как ты их произносишь. Родной отец тоже нередко говорил о том, что надо быть серьезнее, осмотрительнее, не витать в облаках. Вот только в этом не было никакой настоящей заботы - только страх, что сын тем или иным образом опозорит семью. А кардинал делла Ровере, чужой, в сущности, человек, отнесся к Микеланджело совсем иначе, и юноша не мог не оценить это. "Все-таки нельзя не веровать в Господа и Святую Церковь, пока ей служат такие люди. Да, их мало - ну так ведь праведников во все времена было меньшинство. Они как пример для окружающих, как путеводный маяк." Разумеется, Буонаротти не знал никаких подробностей взаимоотношений делла Ровере с семейством Борджиа, но понимал, что обе стороны находятся в некой конфронтации. И теперь не удивлялся этому. Такой человек, как кардинал, всегда будет живым укором бросаться в глаза таким, как нынешний Папа. - Даю Вам слово, Ваше Преосвященство, что приложу все старания и буду осторожен! Я не хотел убивать того человека, и впредь не желаю ничего подобного! Только пожалуйста, не надо как-либо утруждаться из-за меня. Уверен, у Вас есть дела и посерьезнее. Ну вот, казалось бы, тяжелый камень и правда снят с души, исповедь можно было с чистым сердцем считать законченной. Тем более, что Микеланджело и правда не чувствовал за собой других грехов. И все же был вопрос, который не давал скульптору покоя. Познакомившись с Федерико и влюбившись в него, художник яростно отказывался признаваться свои чувства тлетворными и греховными, потому что ничего подобного в них не было. Но ведь от одних его мыслей взгляд матери-церкви на этот вопрос не изменится. И очень хотелось понять, почему же Бог должен наказывать за светлое и сильное чувство. - Тайна есть, Ваше Преосвященство. - Молодой человек упрямо насупился. - Сразу скажу, я понимаю, как к ней относится наша религия. И так же сразу скажу, что отказываюсь считать это чем-то дурным. Но я буду очень рад, - его голос снова смягчился, - если вы поможете мне все-таки понять это и как-то примириться с самим собой. - Я сильно влюблен, Ваше Преосвященство. Но я влюблен в другого мужчину. Был силен соблазн зажмуриться, чтобы не видеть, как отреагирует делла Ровере, но Микеланджело справился с собой. Он же не маленький, право слово.
Делла Ровере: Улыбка Джулиано приобрела какой-то загадочный характер и намертво приросла к его лицу. Ничего нового и необычного он не услышал. Рассказ про убийство удивил его куда больше. Как предписывалось ему реагировать на подобные признания? Обычно святые отцы осуждали, порицали, грозили вечным проклятием и Геенной огненной. По светскому закону человеку за такое преступление грозила тюрьма. В кипящей религиозными страстями Флоренции людей, подозреваемых в мужеложстве, говорят, забивали камнями. А что было говорить человеку, который лучше других знал настоящую цену этому так называемому смертному греху? - Нам всем свойственно испытывать любовь, - проговорил кардинал, потирая пальцами костяшки на правой руке. От него ожидали ответа, не следовало затягивать молчание. - Господь одарил всех нас этим чувством. В той или иной степени. С верхушки чина кардинала весь мир выглядит немного иначе. Даже монархи иной раз оказываются много ниже управителей церкви и не могут рассмотреть всю картину. Чего уж говорить о людях, которые вынуждены строить представление о порядке вещей исключительно со слов тех кто может и стоит чуть выше, но зачастую точно также ничего не видит. - Но раз ты не считаешь это чем-то дурным, то почему в тебе нет мира? Почему ты ищешь оправдания из уст другого человека в то время как знаешь какой должен последовать ответ?
Микеланджело: Ответ делла Ровере лишь укрепил то высокое мнение, какое уже составил о кардинале юноша. Начни этот почтенный человек гневаться или обвинять, Микеланджело был бы полностью раздавлен. Но делла Ровере, к счастью, ответил иначе, позволив им тем самым продолжить разговор. - Вот именно! - Горячо поддержал Буонаротти. - Нас всех создал Бог. Как он мог заложить в некоторых людях то, чего сам не хотел в них видеть? Многие священники говорят, что мужеложество и прочие грехи - это происки дьявола. Но как может быть дьявольским чувство, которое побуждает делать человека только хорошие вещи? Увлекшись по началу, художник все же сделал над собой усилие и умерил пыл. Не стоит так наседать на кардинала с вопросами. В конце концов, на исповеди задает вопросы именно священнослужитель, а не наоборот. В который раз посетовав на собственные дурные манеры, скульптор поспешил объясниться, но уже более спокойным тоном. - Я не ищу оправдания, Ваше Преосвященство. Я просто очень хотел услышать именно Ваши ответы на эти вопросы. Но, разумеется, Вы не обязаны на них отвечать, а я не в праве настаивать. А мир в душе... боюсь, он недостижим, пока я знаю, что человека могут забить камнями за подобное. Мне страшно не за себя, я знаю, что меня почти все считают сумасшедшим. - Молодой человек скептически хмыкнул. - С меня и спрос будет невелик. Но есть люди, которым пришлось гораздо хуже, чем мне. На мои чувства хотя бы не ответили ненавистью.
Делла Ровере: - Мы не в силах изменить их судьбу, - грустно вздохнул Джулиано и дернул плечами будто стряхивая с себя оцепенение. - А нам лучше позаботиться о своей собственной, потому что даже если чувства твои искренны и чисты, они всегда будут преступны в глазах других. Странный у них получался разговор. Будучи кардиналом, воплощая собой высшую власть делла Ровере ни в коем случае не должен был оправдывать подобные пристрастия. Но исповедь на то и исповедь, чтобы исключить присутствие посторонних, а значит и мнение большинства, в пользу которого пришлось бы делать выбор. - Заблудшие души, гонимые и истязаемые, - Джулиано обошел вокруг юноши. - Но человека могут забить камнями и за меньшее. Бродягу вздергивают на дереве за украденный ломоть хлеба, что же теперь ему перестать хотеть есть? Кстати, ты не голоден? Разделишь со мной небольшую трапезу? С этими словами кардинал наполнил бокалы и предложил один скульптору. - Предание учит нас, что даже добрые дела и поступки, свершенные по наущению злого духа, таковыми на самом деле не являются, - протяжно, почти нараспев заговорил Джулиано, вращая в пальцах тонкую ножку бокала. - Ибо служат они не к славе Господа, а к славе дьявольской. Именно так Нечистый запутывает нас, подменяя одно другим, так что на первый взгляд нет никакой разницы. И мы радуемся как дети, даже не подозревая о том, что были обмануты. Он испытующе посмотрел на Микеланджело. - Думал ли ты когда-нибудь об этом?
Микеланджело: Задумавшись над словами делла Ровере, Микеланджело осознал, что уж кардинал-то должен понимать его лучше, чем кто бы то ни было. Он ведь лицо духовное, а значит, обременен десятками строгих правил. У него не может быть жены, семьи, детей... Буонаротти прекрасно понимал, что в их время едва ли кто-то из священнослужителей соблюдает эти каноны, да и, честно говоря, не собирался никого за это осуждать. Странные правила. С трудом верится, что существо, создавшее целый огромный мир, может прогневаться, если один человек полюбит другого. Просто скульптору казалось, что уж кто-кто, а кардинал Джулиано делла Ровере к подобным вещам относится серьезно. К тому же, надо быть Папой Римским, чтобы играть в открытую. Большинство людей, конечно, смотрит снисходительно на священников, нарушающих свои обеты, но это не отменяет риска. Любой может бросить им обвинение и, если доказательства найдутся, последует суровое наказание. Заблудший... да, пожалуй, это слово лучше всего описывало судьбу Микеланджело. Иногда ему казалось, что он видит и осознает цель, к которой идет, но бывали моменты, когда юноше казалось, что он блуждает в темноте, натыкаясь на острые углы, сам не зная, чего он хочет, и куда его это заведет. - Да, конечно. Спасибо, Ваше Преосвященство. - Художник взял бокал, но в задумчивости даже не отпил из него. - Думал - не то слово. - Невесело усмехнулся Буонаротти. - Мне не нужно было утруждаться мыслями, все вокруг отменно успели подумать об этом за меня. И высказать. Не раз. Если бы мне давали флорин каждый раз, говоря, что я сгорю в Аду из-за своих статуй и рисунков, я бы уже стал богачом. Но я ведь не перестану. Значит, надо успеть сделать побольше, пока не оказался в Аду на сковородке. - И молодой человек выпил бокал вина единым духом.
Делла Ровере: - И все же от предрассудков вреда несравнимо больше, чем от любого демона, - пожал плечами Джулиано, смачивая губы вином. В то время как юный скульптор порядком нервничал, ясно демонстрируя это как жестами, так и речью, кардинал получал несравненное удовольствие от происходящего. Тайна, которой поделился с ним Микеланджело в порыве души многое могла изменить в их до того исключительно деловых отношениях. Можно было сказать юноша только что собственноручно передал всего себя Джулиано в полное пользование. Данная мысль пленяла и забавляла одновременно. - Всегда будут те, кто живет прошлым и те, кто смотрят вперед. Не буду скрывать, что предпочитаю относить себя к последним, - продолжил кардинал, наполняя заново бокал своему гостю. - Думаю ты меня в этом поддержишь. Когда рабочие достают из-под земли чудом уцелевшие статуи, созданные древними римлянами, мы видим их изящество, тонкую работу, мастерство скульптора и разделяющие нас века. Мы видим, что эта статуя бесценна! Другие же видят лишь языческого демона, которого лучше разбить лопатами прямо на месте, чтобы не наводить на себя греха. Знакомая картина, неправда ли? Да, это то что ему было нужно. Заполучить этого юношу себе, всего и целиком. Его талант, его преданность, его душу и тело. Хорошие скульпторы и художники стоят недешево. - В остальном же та же самая картина. Многие до сих пор полагают грехом умение читать, писать и улыбаться хорошему настроению. Ну и означает ли это, что они правы?
Микеланджело: Микеланджело слушал кардинала и понимал, как на самом деле ему не хватало подобных разговоров в последнее время. Во Флоренции они были обычным делом, да и круг общения у юноши все-таки был пошире - мастерская маэстро Гирландайо, другие скульпторы и художники, просвещенные люди, заглядывающие к ним по тому или иному делу. Увы, из-за особенностей своего характера молодой человек за все время пребывания в Риме подобным кругом общения не обзавелся. Конечно, у него было семейство Кастальди. Эти замечательные люди, несомненно, стали его ближайшими друзьями. Монна Мария и Кристина разбирались в искусстве, но все же с женщинами Буонаротти не мог общаться запросто. А Федерико... Скульптор любил его всем сердцем, но при этом знатоком высоких искусств друга при всем желании не смог бы назвать. Однажды Кастальди вполне серьезно спросил, нельзя ли у одной уже почти готовой статуи сделать грудь побольше. Разумеется, при таком раскладе скульптор наслаждался беседой c делла Ровере. - Конечно, не правы! После того, как варвары разрушили Рим, весь наш мир словно провалился в какую-то огромную черную яму. Но знаете, что я вам скажу? - Юноша даже азартно улыбнулся кардиналу. - Мне кажется, все наконец-то начинает налаживаться. Понимаю, звучит дико, ну да мне можно, раз и так сумасшедшим считают. Вокруг творятся страшные вещи, но сквозь них, сквозь всю эту кровь, боль, войны и костры, постепенно пробивается новое, живое. Как свежее мясо под отвалившейся коркой зажившей раны, вы понимаете меня? - В запале Буонаротти быстро забыл добавлять везде вежливое "Ваше преосвященство". Мы продираемся сквозь колючие кусты к чему-то прекрасному. Живую мысль, порыв, не задушишь и не задавишь, как бы ни старались иные. Кто его знает, может, не так уж долго и ждать осталось. Молодой человек, улыбаясь, смотрел на делла Ровере, и, как это всегда бывала, искренняя радостная улыбка делала его лицо приятнее. Он действительно не понимал, что фактически своим коротким выпадом наговорил штуки на три аутодафе.
Делла Ровере: - Конечно понимаю. Живое, новое, прекрасное, - кардинал никак не отреагировал на неучтивое поведение юноши, но странно усмехнулся. - Мне очень знакомы твои чувства, но так же мне знакомо то, каким одиноким и потерянным они способны сделать человека. Когда ты видишь то, что не видят другие, чувствуешь то, что другим не дано почувствовать. Шагнув вплотную к юноше, Джулиано крепко ухватил того за рукав, выдохнув буквально на ухо: - И тогда это становится опасным пороком, который лучше прятать от посторонних глаз. Каким-то непостижимым образом пальцы кардинала перебрались выше и уже крепко сжимали скульптора за плечо. - Наша вера учит нас спасать свою душу, усмиряя плоть. Но означает ли это, что нам надо перестать смотреть в будущее? Туда, где, как оказалось, доселе считавшееся грехом может оказаться вовсе не так греховно. Даже через одежду он почувствовал, как бьется сердце юноши. Молодое, сильное и пламенное. Совсем рядом с его ладонью. - Расскажи, что ты чувствуешь глядя на того мужчину, которого, как говоришь, любишь? Что думаешь? Чего желаешь? Конечно, трудно было игнорировать то, как поменялись тон и направление их беседы, но Джулиано уже знал, что крепко подцепил свою добычу и был уверен, что никуда она не денется.
полная версия страницы