Форум » Regnum terrenum. О tempora! O mores! » Исповедь с последствиями. 27 октября 1495 года, вторая половина дня. » Ответить
Исповедь с последствиями. 27 октября 1495 года, вторая половина дня.
Микеланджело: ...
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Микеланджело: Микеланджело был настолько счастлив их открытому и честному разговору, что абсолютно не замечал, как темы становятся все более и более рискованными. Во-первых, в его голову не закралось даже следа мысли о том, что делла Ровере каким-то образом воспользуется услышанным. Ну а во-вторых, если задуматься - он, наверное, никогда еще ни с кем так не говорил. О семье, разумеется, нечего было и вспоминать, там его не понимали и не принимали. С другими художниками можно было в лучшем случае плодотворно поговорить об искусстве и о его будущем в этом мире, но не более того. Даже с самыми близкими немногочисленными друзьями он никогда не бывал так откровенен. Возможно, потому что заранее знал: его не поймут. А кардинал Джулиано делла Ровере, наоборот, отлично все понимал. И его жест нисколько не смутил скульптора - он и сам в порыве эмоций, случалось, хватал людей за руки, только у него это выходило скорее грубо. - Я надеюсь, - горячо продолжил Буонаротти, - что скоро настанет время, когда не нужно будет прятаться. Когда не художники и ученые, просвещенные люди будут подстраиваться под толпу или под богатеев, которые прикрывают невежество дорогими одеждами, а наоборот, когда мы сможем учить людей тому, что такое красота, знание, как вести их за собой, что ли... Сейчас, конечно, мне рановато называть себя учителем, да и неизвестно вообще, смогу ли я им стать, с таким-то характером. - Юноша усмехнулся. - Но ради такой цели стоит и постараться. Вопрос о Федерико все-таки сбил художника с толку, но не потому, что показался стыдным или смущающим. Просто о своих чувствах молодой человек никогда не умел говорить внятно. - Я о таком не умею говорить ладно и красиво, Ваше Преосвященство. - Помолчав немного, задумчиво произнес Микеланджело. - Но я попробую. Я... я рад, что он есть. Я рад, когда ему хорошо, когда он весел, когда он счастлив. И неважно, связано это со мной или нет. Не думаю, что он испытывает ко мне нечто подобное, зато я точное знаю, что он мне верный друг. Он даже жизнью из-за меня рисковал! Он очень красив, разумеется, и я совершенно не умею ему отказывать. Не то чтобы у меня был мягкий характер, однажды я даже с другим кардиналом поссорился... но вот на него обижаться не могу. Я хочу, чтобы он был счастлив, независимо, рядом я или нет. Я понимаю, что он всегда будет с женой и детьми, как такое можно не понимать. Но я вовсе не страдаю, он слишком веселый человек, рядом с ним невозможно долго грустить. Буонаротти честно выдавил из себя все, что мог. Может, его короткая речь и не была верхом ораторского искусства, зато каждое слово в ней было правдой.
Делла Ровере: - Что же если я скажу тебе, что здесь, в моем присутствии, ты можешь больше не прятаться? Джулиано разжал пальцы вокруг руки юноши и без какого либо колебания коснулся шеи, а затем и подбородка. Черты лица не идеальны, где-то даже слишком грубы. Кожа слишком сухая, а там, где солнце припекало слишком сильно - потемнела и шелушится. Этот скульптор больше похож на земледельца, чем на художника. Во всяком случае ничего общего с тем образом, который сложился в уме. О предпочтениях Ровере ходили разные слухи, однако пока никому не приходило высказаться о них во всеуслышание и использовать их во вред кардиналу. Куда более известным был тот факт, что где-то в Лигурии проживают две его внебрачные дочери, что конечно же как лицу духовному чести ему не делало, но зато во многом служило отличным оправданием против других, куда более скандальных обвинений. - Верно нелегко вот так осознавать, что тот к кому испытываешь такие сильные чувства, никогда не последует за тобой, и еще труднее должно быть привыкнуть к одиночеству. Ты молод, Микеланджело. Я тоже был молод. Но даже спустя время я так и не смог смириться. Ладонь Джулиано словно скользкое холодное насекомое пробралась под ворот рубашки юноши. Кардинал улыбнулся. - Сегодня ты останешься здесь, будешь моим гостем.
Микеланджело: Слова благодарности за понимание так и не сорвались с языка Микеланджело. Он онемел и некоторое время не мог даже пальцем шевельнуть, словно превратился в одну из своих статуй. Если первые два прикосновения кардинала еще можно было худо-бедно расценить как знак дружеского, отеческого расположения, то когда рука делла Ровере вдруг проникла Буонаротти под рубашку, это не мог никак иначе истолковать даже простодушный скульптор. Но их разговор до этой самой секунды шел настолько гармонично, что титаническим усилием воли юноша подавил вспыхнувшее было возмущение. Пусть запоздало, но художник все же догадался, почему на самом деле кардинал так хорошо понял его. "Он старше и мудрее, но теперь, узнав мою тайну, он, наверное, вспомнил и о своем прошлом. Может, с ним происходило нечто подобное. Он тоже человек, одинокий и, возможно, несчастный. Он отнесся ко мне с такой теплотой, я не имею никакого права грубо отталкивать его. Я должен постараться, остаться предельно вежливым и дать ему понять, что... что... ну, в общем что лучше ему так не делать." Молодой человек, конечно, покраснел и смутился, но все же не потерял самообладания. Он даже сумел выдавить улыбку, хотя маленький шаг назад все-таки сделал, отстраняясь. - Я... я очень благодарен вам за возможность быть откровенным. Вы абсолютно правы, Ваше Преосвященство, это нелегко, и временами очень грустно. Но сердцу ведь не прикажешь. В моем сердце все равно только тот, кого я люблю, со мной он или нет. Я... - Совсем запутавшись, Буонаротти сделал еще один неуверенный шаг назад. - Я буду рад побыть у вас еще немного, но, наверное, совсем оставаться мне не нужно.
Делла Ровере: - Разве я интересовался твоим мнением? Джулиано продолжал улыбаться, вот только в той улыбке не осталось ни следа от прежнего дружелюбия. Не так-то просто было сбить его с толку и когда юноша попятился, кардинал шагнул следом. - Будет не очень хорошо, если кто-нибудь вдруг узнает о твоих пороках, и еще хуже будет, если на тебя падет обвинение. Подумай, какая тогда тень падет на твоего милого сердцу друга. Наверняка ты бы совсем не хотел, чтобы такое случилось. Краска смущения на лице художника и его попытки не растерять самообладания пришлись кардиналу по вкусу. Он любил чувствовать себя хозяином ситуации, а именно таковым Джулиано сейчас и являлся. - Никто бы не хотел, чтобы такое случилось. Вытянув руку, он погладил юношу по подбородку и покачал головой. - Ну? Сущий пустяк по сравнению с целой кучей различных неприятностей. Я был добр к тебе все это время, буду и сейчас. Глаза кардинала сузились. - Но не советую испытывать мое терпение, мальчик. Я уверен, что ты прекрасно осведомлен о том, как проводить время и достигать удовольствия с мужчиной. Сердце же свое, - в голосе Джулиано прозвучала насмешка, - можешь оставить себе.
Микеланджело: Микеланджело чувствовал себя так, будто ему снился прекрасный, приятный сон, а потом все вокруг вдруг обернулось кошмаром. Художник не сразу смог понять, что происходит, и поверить, что происходит это именно с ним. Уж чего он никогда в жизни не боялся, так это стать объектом чьих-либо притязаний подобного толка. Такие вещи происходят с совсем другими людьми, кому он вообще может быть нужен?! Как кардинал мог за мгновение так измениться?! От легкого прикосновения Буонаротти дернулся так, как будто его ударили. - Пожалуйста, Ваше Преосвященство, скажите, что Вы притворяетесь. Что вы просто решили проучить меня и показать, что в словах надо быть осторожнее. Я уяснил урок. А теперь давайте сделаем вид, что этого не было. На иных людей страх нагоняет ступор и апатию, скульптор же, пугаясь, почти сразу начинал злиться. Вот и сейчас он, хоть и по-прежнему чувствовал, что то ли падает в пропасть, то ли тонет в трясине, нашел силы сжать кулаки и сделать еще один шаг назад, уже не растерянный, а уверенный и твердый. - Потому что если Вы не притворяетесь - так извольте знать, что я вас не боюсь. Рассказывайте, что хотите, и кому хотите, ничего вы не докажете. Вы не знаете, о каком человеке я говорил, я ведь даже не назвал вам его имени. А всякие там слухи меня не волнуют. Художник очень старался выглядеть абсолютно уверенным в себе, хотя и подозревал, что кардинал врядли будет впечатлен.
Делла Ровере: - Ты действительно очень смел! Но боюсь, что все так же наивен, - вздохнул Джулиано. На этот раз он не стал преследовать Микеланджело, все равно отходить ему дальше было некуда, он и так почти уперся спиной в стену. Вместо этого кардинал вернулся к столу и налил себе еще вина. - Выяснить имя вовсе не сложно, да и зачем? - пожал он плечами, рассматривая вино через стекло дорогого бокала. - Те, кому надо, все сами придумают и распишут даже красивее, чем есть на самом деле. К чему далеко ходить, взять хотя бы того человека, у которого ты живешь. Он флорентиец так же как и ты, и если я не ошибаюсь занимается здесь прибыльными делами. Вряд ли ему нужен скандал. Джулиано покрутил бокал, наблюдая как вино оставляет на его краях густые маслянистые следы. - Не хочу, чтобы ты меня неправильно понял, я не желаю тебе зла. Лишь предлагаю тебе небольшое соглашение, которое послужит к выгоде нам обоим. Ты получишь мою полную протекцию в Риме и работы достаточно, чтобы занять себя на всю жизнь. А я хочу себе такого скульптора как ты. Договорив, Джулиано перевел взгляд на юношу. - Ты же понимаешь, что я в любом случае получу свое? Ты же можешь выбрать какие за этим будут последствия.
Микеланджело: - Нет-нет, Федерико Кастальди здесь абсолютно не при чем! - Отчаянно воскликнул Микеланджело, даже немного подавшись вперед. Он как-то не подумал о том, что подобные слова, пожалуй, звучат лучше любых признаний. - У него жена красивая, ребенок вон недавно родился... и вообще он всегда такой жуткий бабник был. Я и жить-то у них стал, потому что его матушка, монна Мария, позвала. Не будет никакого скандала. Впрочем, последние слова Буонаротти произнес уже совсем неуверенно. Он наконец начал в полной мере осознавать происходящее и теперь почти физически ощущался, как на его шее затягивается невидимая удавка. Почему-то от этого ему было не столько страшно или гневно, сколько горько и обидно. - Я... нет, Ваше Преосвященство, я не понимаю. - Растерянно помотал головой художник. - Я ведь и так хотел работать для вас. Как заказчик и покровитель вы мне были куда приятнее тех же Борджиа. Я был бы только рад воплощать интересные вам идеи, а деньги - дело десятое. Зачем же вы... так-то? Или это все-таки какая-то проверка? Честно, я ничего не понимаю. Надежда, как известно, умирает последней, и молодой человек очень хотел, чтобы странная неприятная сцена между ним и кардиналом, которая только что имела место быть, канула в небытие. Он был готов хоть день и ночь ваять статуи для делла Ровере за так, лишь бы Федерико и его семья были в безопасности. Но все остальное... хотя чего уж там, сделал бы и остальное. Просто неужели кардинал не мог найти какую-нибудь более приятную кандидатуру?
Делла Ровере: Джулиано позволил юноше договорить до конца, после чего улыбнулся, констатируя тем самым свою полную и безоговорочную победу. - В чем же дело, ты и так будешь работать на меня! - радостно воскликнул кардинал и рассмеялся. - И будешь делать все то, что тебе так нравится. Ты сможешь браться за проекты, за которые никто раньше браться не решался. Создавать то, что ранее казалось создать невозможно. Ты же хотел именно этого? Отставив бокал, Джулиано описал в воздухе руками круг, будто хотел размять плечи, подошел к Микеланджело, положил руку к нему на плечи и обнял, как обнимают, если хотят воодушевить или утешить. - Тогда наши интересы совпадают. Я не хочу быть злодеем в твоих глазах, Микеланджело. Лучше я буду благодетелем и покровителем. А в таком случае не стоит кусать руку, которая тебя кормит. На какое-то мгновение пальцы кардинала крепко сжали юношу за плечо, правда, тут же разжались. - Итак, сегодня ты останешься здесь, мой друг, и отдохнешь в свое удовольствие после всех тех неприятностей, которые тебе пришлось пережить. Я с удовольствием поговорю с тобой еще об искусстве, а этот неприятный разговор мы забудем и больше никогда не будем к нему возвращаться.
Микеланджело: "Мне надо срочно бежать из Рима. Все, хватит, двух неудачных попыток общения с кардиналами хватить даже такому остолопу, как я, чтобы понять: затея это гиблая. Уеду в Болонью, и вместе со мной отсюда исчезнет причина, по которой делла Ровере сможет причинить какой-то вред Кастальди. К тому же, Федерико и сам собирался возвращаться во Флоренцию. Должно получиться." Но чтобы все удалось в будущем, сейчас надо, чтобы кардинал поверил, будто его взяла. Проблема заключалась в том, что сам художник сейчас хотел не юлить и разыгрывать спектакль, а от души стукнуть делла Ровере по темечку. Его Преосвященство уже не молод и не так уж могуч, много ли ему надо... Впрочем, это, конечно же, были лишь сладкие грезы о несбыточном. - При всем уважении, не Вам решать, кем вы будете в моих глазах. "Просто заткнись. Кивни, выдави улыбку, сделай что-нибудь. Но ради всех богов, хоть один раз в жизни, помолчи. Это же не ради себя, это ради друзей. Молчи, болван, ты сделаешь только хуже!" Скульптор стиснул кулаки с такой силой, что, казалось, еще чуть-чуть и его ноги проткнут кожу ладоней. - Впрочем, как скажете, Ваше Преосвященство. - Наконец, процедил юноша, хотя истинные чувства, разумеется, были написаны у него на лице. "Я думал, что он лучше Борджиа, а он гораздо хуже. Те хотя бы никем не притворяются, не прячут свои лица за благопристойными масками". - Простите мне мои грубые слова. В этот момент Буонаротти казалось, что весь Рим слышат, как скрепят его зубы. эпизод закрыт
полная версия страницы