Форум » Regnum caelorum » "Не верь глазам своим" - Вилла Ваноццы деи Катанеи, 1 января 1495 года полдень » Ответить
"Не верь глазам своим" - Вилла Ваноццы деи Катанеи, 1 января 1495 года полдень
Sebastiano:
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Sebastiano: <---"О вкусах не спорят" - 1 января 1495 года, утро Живопись – искусство тонкое. Портретная живопись – и вовсе целое таинство, обряд, посвященный красоте, который исполняет художник перед полотном, непременно заставив модель сидеть или стоять по нескольку часов. Чтобы заказчик не думал, что талант творит красоту одним мановением кисти, а испытывал чувство сопричастности к рождению шедевра. Хотя опытному живописцу с хорошей памятью и твердой рукой довольно нескольких набросков и эскиза, сделанных непосредственно с модели, чтобы потом, в тишине и покое собственной мастерской, надев старую рубашку и кожаный передник перенести рисунок на полотно, развести краски и в присутствии незримой музы написать картину за несколько часов, или дня за три в обществе музы зримой, обладающей соблазнительными формами, веселым смехом и талантом отвлекать . Так вышло, что для исполнения заказа Джованны деи Катанеи живописцу не надо было быть еще и актером, теша тщеславие позирующей публики – молодые люди, которых предстояло писать в Риме отсутствовали. Именитые же живописцы, разборчивые в заказах, глянув на имевшиеся в палаццо портреты юноши и девушки, заявляли, что живой натуры картины не заменят, и за работу не брались. Ведь не помучившись позированием, юные супруги все равно не смогут по достоинству оценить шедевр. Один из таких мастеров, заметил однако, что некий весьма одаренный юноша весьма преуспевает в работе такого рода. Если бы Тинелли слышал, что друг его ограничился характеристикой «весьма одаренный», то верно обиделся бы, ибо собственную гениальность Себастиано полагал фактом, не подлежащем сомнениям. Но к заказчице явился, был мил, любезен обаятелен до оскомины, поработав пару дней сделал с портретов копии, и окончательно убедил рассудительную женщину в том, что художники утверждавшие, что без модели работать не способны набивают себе цену, когда пригласил женщину в мастерскую, чтобы показать уже начатую картину. Лица молодых были почти закончены, но в тот момент Тинелли полагался на память заказчицы, желая внести необходимые изменения, если вдруг кисть его подвела. Но Джованна осталась довольна, узнав в портрете своего младшего сына, разве что отметила, что невестка вышла уж больно хороша. На том и расстались, ибо задаток был щедр, сроки не горели, а у Себастиано хватало работы и дел куда более важных. За спиной Тинелли никто не стоял, настроение своими советами не портил, и маэстро, увлекла вдруг идея, что юноша на картине изяществом черт мог бы посоперничать со своей супругой, если бы волею Господа родился девушкой. Но чего не в силах изменить даже Творец мира, другой творец способен сделать играючи. И вот, вместо берета покрывающего голову юноши, на плечи опустились светло-русые локоны; ресницы, которым позавидовала бы любая девица, подчеркнуты легчайшими штрихами; синий дуплет сменили складки платья, в прорезях рукавов которого даже заметна была вышивка на рукавах камизы и с картины на живописца взглянула сероглазая прелестница, которая могла бы быть наперсницей синеглазой брюнетки. Невысокая девушка едва заметно улыбалась, той самой улыбкой, которая волнует сердца мужчин – манящей, но ничего не обещающей. Охваченный вдохновением, Тинелли быстро закончил работу, выписав угол палаццо на заднем плане, цветущие оливы, в тени которых и стояли девушки. Умилился необычайно созерцая созданных красавиц, и вложил в руку светловолосой девы букетик. Потом убрал пошлые цветочки, и на кончики пальцев изящно согнутой руки усадил птичку, а Санче на отворот шейного выреза подарил роскошный аграф. Наконец, вдоволь позабавившись, отправиться спать, намереваясь, полюбоваться завтра на русоволосую девицу, снять краску и написать, как и требовалось юношу. Но все же картина вышла, по мнению маэстро на редкость удачной. На следующий день вернуться к ней не удалось – посиделки в кабаке, через день к Себастиано заглянула его земная муза, через три появился новый заказ – в общем, через две недели художник помнил, что картину для Джованны он закончил, но хотел внести кое-какие несущественные изменения. Месяц спустя, при воспоминании о работе, теперь стоявшей среди других, прислоненных к стене готовых полотен, Себастиано помнил лишь, что был невероятно доволен собой, но вроде собирался переписать платье. А сегодня, придя в свою мастерскую, и храня в своем сердце нежный образ монны Беатриче, застал у двери мастерской слугу, посланного графиней деи Катанеи чтобы рассчитаться с художником и забрать картину. Тинелли, совершенно уверенный, что картину закончил давно, отыскал полотно среди прочих, и взглянув на двух прелестных дев, обмер. Одна из девушек точно не должна была быть девушкой. И ведь с кем связался – с женщиной, сыновья которой носили имя, известное каждому не только в Риме, но и во всей Италии. И проверять на себе, насколько преувеличивают слухи, рассказывавшие о забавах Чезаре Борджиа, Тинелли очень не хотелось. Оставалось покаяться перед Джованной, испросить день-два отсрочки и переписать портрет, ну или вернуть задаток. Каяться лучше лично – в этом Себастиано убедился за свою короткую жизнь не раз, а после зарисовок в кардинальском саду, и вовсе уверовал в человеческую доброту и милосердие. Так что завернув картину в льняное полотно, однако благоразумно не показав слуге, и даже не доверив парню нести столь ценный шедевр, Тинелли отправился на виллу заказчицы. Петро – парень неговорливый, зато исполнительный, вопросов не задавал, только сказал, что едва ли хозяйка найдет время на разговоры с художником. Дел в доме и без того много. Оставив юношу ждать внизу, слуга отправился разыскивать монну Джованну, но, едва поднявшись по лестнице, столкнулся с супругой мессера Жоффре, и, поклонившись, сообщил: - Монна, там внизу ожидает художник, которому монна Джована давеча заказывала какую-то картину. Маэстро Тинелли мне ее не доверил, а пожелал отдать лично, а хозяйка сейчас занята, да и у меня дел полно. И так полдня проходил. Может Вы заберете работу у этого мальчишки? Двадцатитрехлетнему неторопливому Петро спокойное лицо которого могло показаться кому-то туповатым, а уверенные движения медлительными, живой говорливый художник показался несерьезным, но как слуга, хорошо знавший во что может обойтись в этом доме излишняя болтливость, свое мнение Петро держал при себе.
Санча Арагонская: - Забавно получается, теперь я должна охотиться за Джоффре, - по лицу красивой брюнетки пробежала тень. Она скорчила гримаску, но тут же растянула губы в улыбке. Повторив "упражнение" несколько раз, она удовлетворенно хмыкнула - предстояло держать экзамен перед самым внимательным судьей. Никто так строго не оценивает женщину, чем "любящая" свекровь. А давать лишний повод Санче Арагонской, а это была именно она, совсем не хотелось. Особенно сейчас, пока она находилась в этом доме. Надо заметить, неприязнь между женщинами была обоюдной, но, если монна Ваноцца и была недовольна, принимая у себя внезапно нагрянувшую невестку, то вида не подавала. Напротив, метресса приняла гостью со всем радушием и даже весьма прозрачно намекнула, что приготовила паре какой-то сюрприз. "Сюрприз… Знаю я эти сюрпризы", - со смешком подумала неаполитанская принцесса и, выйдя из комнаты, чуть слышно добавила. - Что здесь может быть интересного? От скуки умереть можно… Молодая женщина быстрым шагом направилась к лестнице и, задумавшись, едва не налетела на полного осознания собственной значимости Петро. Она остановилась и слегка нахмурилась, ожидая, что он уступит ей дорогу, но у того были совсем иные намерения. В другое бы время не миновать ему взбучки, но сейчас Санча так скучала, что была рада любому развлечению. - Мальчишка или маэстро? – с веселым недоумением спросила она. Петро еле заметно пожал плечами, - какая разница? - но с почтительным выражением лица пояснил: - Он слишком молод. Как и всегда, когда речь заходила о мужчинах, глаза принцессы Сквиллаче, загорелись ярким огнем. Деланно равнодушно, она провела рукой по перилам и, будто нехотя, произнесла: - Ну что ж, если больше некому… Проведии его в гостиную, не могу же я с ним разговаривать прямо у дверей.
Sebastiano: Петро вернулся за художником, неосмотрительно оставленным наедине с собственным любопытством, но к счастью Тинелли был настолько занят придумыванием объяснений, что внимание его не привлекали посторонние предметы, а потому ничего пока не упало и не разбилось. Пробурчав что-то, что маэстро, погруженный в свои невеселые думы, правильно истолковал, как приглашение, слуга провел Себастиано в гостиную, и обстоятельно подойдя к столь важному делу, как демонстрация шедевра юной госпоже, переставил поближе к свету один из стульев с резной спинкой, и, указав на него, пояснил: - это для картины. Себастиано горестно вздохнул, молясь мысленно своему заступнику и покровителю. Но отчего-то того светлого чувства, которое рождается после молитвы не возникло, видимо Святой Лука был крайне недоволен, тем что живописец надругался над милым юношей, обрядив того в платье. Тинелли поставил картину, не сняв холстины, и остался подле, готовый смело принять все, что пожелает высказать графиня деи Катанеи, когда убедится воочию, что родись ее младший сын девочкой, о прелестях ее говорили бы не меньше, чем о красоте Лукреции.
Санча Арагонская: Легонько похлопав себя по щекам, чтобы придать им еле заметный румянец, Санча вошла в гостиную и остановилась посреди комнаты. По ее губам скользнула улыбка - маэстро Тинелли действительно очень молод: даже несмотря на его несколько напряженное выражение лица, которое могло бы добавить пар-тройку лет, было видно, что юноша вряд ли разменял третий десяток. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Петро - на этот раз он не оставил художника одного. Всем своим видом демонстрируя, что вообще не понимает, зачем мессеру Себастиану понадобилось приходить в палаццо, он раздраженно думал, что всего-то и надо было просто отдать картину, а не отвлекать от дел занятых людей. Знаком показав слуге, что он может удалиться, - что тот и сделал с преогромным удовольствием, - принцесса обошла вокруг импровизированного этюдника, поглядывая при этом больше на Себастиана, нежели на его спрятанное творение, и насмешливо спросила: - Так вы мне покажете, что прячете, или я должна смотреть на эту холстину? - женщина накрутила на палец выбившуюся прядку. - Или это предназначается только для глаз монны Джованны? Так я ее невестка, и вполне могу заменить графиню. В голосе Санчи звучали мур-мурные нотки: пусть маэстро Тинелли был простым художником, но прежде всего он был интересным мужчиной, а неаполитанская принцесса не без оснований считала, что сословные различия хорошо стираются... в темноте. Поэтому почему бы не пококетничать, пока супруга рядом нет? Впрочем, справедливости ради, и присутствие Джоффре для Санчи никогда не было помехой.
Sebastiano: Вошедшая в залу дама была не графиней деи Катанеи, но Тинелли узнал ее мгновенно. Эти выразительные глаза следили за ним в картины, когда живописец, озорно улыбаясь, выписывал русые локоны другой «девушки». Чувственные губы Санчи на портрете были сотканы несколькими десятками нежнейших поцелуев тонкой беличьей кисти, и художник, не видевший прежде улыбки темноволосой принцессы знал наверняка, что когда она улыбается на ее щеках возникают очаровательные ямочки. Разве что ростом девушка оказалась ниже, чем полагал Себастиано, отчего казалась особенно хрупкой в темном бархатном платье. Он почтительно поклонился знатной даме, поприветствовав, как подобает, и робко улыбнулся в ответ на высказанное предложение показать картину. - Признаться, я не ожидал, что увижу именно Вас, монна, - произнес он, откидывая край холста. Тянуть с этим было бессмысленно. Лишние минуты отсрочки приговора, все равно не помогут облегчить участь увлекшегося затеей творца, - что ж… Серая ткань грубыми складками упала на сиденье стула, открыв картину: две девушки, гуляющие в саду под цветущими оливами. И сколь бы сконфуженным не ощущал себя Тинелли, он не мог сейчас не сравнивать свою работу и Санчу во плоти, стараясь оценить сколь удачно сумел изобразить ту, которую видел лишь на картине другого мастера. - Я лишь надеюсь на Ваше великодушие, - добавил он тихо и смущенно, опасаясь услышать все, что эта миниатюрная прелестница имела полное право высказать в данный момент.
Санча Арагонская: Когда монна Ваноцца говорила о сюрпризе, она и представить не могла, насколько тот может быть неожиданным... прежде всего для нее же. Петро, препочитавший не беспокоить хозяйку по мелочам, сам того не зная, уберег графиню от душевного потрясения. Да и для маэстро Тинелли степенный слуга выступил едва ли не ангелом-хранителем... или, хотя бы, оттянул неминуемую расправу. Санча, которую художник заинтересовал гораздо больше, чем принесенное им полотно, бросила беглый взгляд на картину и уже было собралась похвалить творение, вне зависимости от того, понравится оно ей или нет, - почему бы не проявить великодушие к красивому юноше, раз он так просит? - но, приглядевшись, лишь тихонько ахнула и замерла на полуслове. Молчание затягивалось: молодая женщина по всем правилам актерского искусства (взяла паузу - тяни ее сколько сможешь), поочередно смотрела то на смущенного живописца, то на изображенных на холсте "девушек". - Как мило, - с легкой хрипотцой, - единственное, что выдавало ее потрясение, - произнесла, наконец, она и, напоминая кошку, играющую пойманным мышонком, прищурилась. - Так вот, оказывается, какой сюрприз готовила монна Джованна. Очень... неожиданно. Картина действительно была хороша, здесь принцесса Сквиллаче нисколько не покривила душой, но она давно уже научилась даже самые приятные слова говорить с настолько двусмысленным видом, что человеку, которому они предназначались, было непонятно, комплимент это или насмешка. Монна Санча кончиками пальцев дотронулась до сидящей на руке у "подруги" птички и усмехнулась: - Представляю, как обрадуется Джоффре.
Sebastiano: Чем дольше молчала девушка, рассматривая портрет, тем неуютнее чувствовал себя Тинелли. Но вместе с тем его не покидало довольно странное чувство, порой возникающее при встрече с новыми людьми. Может быть то, что Санча ничем не выдала своего негодования, если испытывала подобные чувства, увидев портрет, может то, что после работы над картиной, у художника осталось чувство, что он знаком с оригиналом, но Себастиано казалось, что эту девушку он знал всю жизнь. И тем неприятнее было бы увидеть, как почти совершенные черты ее лица исказятся в гневе или разочаровании. В том, что Жоффре Борджиа «обрадуется», увидев себя в женском платье, живописец очень сомневался, но то, что девушка не набросилась на него с упреками, пробудило в душе маэстро призрачную надежду, что, быть может, ему удастся найти в принцессе Сквиллаче защитницу. И с надеждой взглянув на девушку, Тинелли произнес ту саму фразу, которую за свою недолгую, но насыщенную жизнь повторял едва ли не ежедневно: - Ваша Светлость, если позволите…. Я все могу объяснить… И, не решаясь говорить прежде, чем принцесса выразит свою милость, или, наоборот, презрение, скромно опустил взгляд. Правда смущение не помешало юноше отметить изящную линию шеи и совершенную форму плеч темноволосой чаровницы, пока взор, следуя по вектору скромности, спускался с уровня глаз до созерцания нежных рук девушки.
Санча Арагонская: Если бы маэстро Тинелли по какому-то недомыслию изобразил саму принцессу Сквиллаче в неподобающем виде, расправа была бы неминуема. Если бы он был стар или уродлив, тем паче… Впрочем, в этом случае молодая женщина и вовсе не удостоила бы живописца своим вниманием, а уж, тем более, защитой. Но речь шла всего-навсего о ее супруге, к тому же, - принцесса тихонько хихикнула, – из Джоффре получилась премиленькая девушка. Подумав так, Санча немного нахмурилась – ее "подружка" выглядела не менее привлекательно, чем она сама. А какой женщине это понравится? - Я надеюсь, что у вас приготовлено подходящее объяснение, - испытывая что-то, похожее на ревность, она еще раз бросила взгляд на изображенного девицей Джоффре, и, решив, что это больше забавно, чем оскорбительно, продолжила, - или вы думаете, что, изобразив моего мужа в платье, вы лишили его возможности поступать, как мужчина? При последних словах Санча закусила губу, стараясь удержать вырывающийся смешок: ни для кого не являлось секретом, что у неаполитанской принцессы было свое понимание мужского достоинства, и умение владеть холодным и прочим оружием занимало в нем не последнюю, но отнюдь не главную роль.
Sebastiano: Раз обещал дать объяснения прелестной девушке, нужно постараться говорить так, чтобы чистый лобик красавицы не хмурился недовольством из-за услышанного. Себастиано тихо вздохнул, жалея лишь о том, что на картине принцесса вышла заметно выше ростом. - Ваша светлость, - вздохнул он, - я полагаю, что Ваш супруг, как настоящий мужчина едва ли будет доволен подобной вольностью с моей стороны, но поверьте, если я открою ему истинные причины, мне и вовсе не сносить головы. К счастью юная принцесса отослала слугу, иначе художник не отважился бы открыть душу, и позволить признаниям сплетаться вольно и легко, а взялся бы рассуждать о пропорциях лица и типаже Жоффре, ссылаясь на некий эксперимент, результаты которого не успел скрыть, переписав картину. - Знаете ли Вы, ваша светлость, что в то время, когда кисть касается полотна, мысли художника сосредоточенны на той, которую он пишет? Мазки ложатся недозволенными поцелуями, а взгляд позволяет себе самые нежные ласки, которые творец может подарить своей модели лишь в мечтах. Когда я написал Вас, монна, - в голосе юноши зазвучала тихая грусть, - мою кисть остановила ревность. Видеть рядом с Вами, - короткая пауза заретушировала слово «другого», - мужчину было столь невыносимо, что я готов был бросить работу - сжечь картину, и отказаться от работы, ставшей пыткой для моего сердца, но… уничтожить ее, значило больше не видеть Вас… Тинелли замолчал, в легком шоке от собственных слов. Поднял взгляд на юную принцессу, которой пришлось все это выслушать и решил, что все было несколько не так, как он рассказал сейчас Санче лишь по недомыслию его глупого сердца, а потому с жаром продолжил: - Я думал, что после сумею переписать наряд мессера Жоффре, под стать его положению и полу, но когда закончил работу, в мыслях моих не осталось места… для этих планов. Он подошел ближе к Санче, замерев в полутора шагах от нее, взглянул открыто и честно в синие лукавые глаза и попросил: - Монна, теперь увидев Вас, я понял, что кисть моя не смогла передать и десятой части вашей красоты, а посему, лучше вовсе уничтожить эту картину. И я могу лишь надеяться на ваше снисхождение к моей просьбе. Картину было конечно жаль. Но самого себя ТИнелли было жаль еще больше. И потому, выбирая чем придется поступаться – полотном или собственной шкурой, если Жоффре прикажет слугам пояснить художнику, что мужчин не стоит изображать в женских нарядах без их на то желания, Себастиано полагал, что гибель картины – вполне разумная жертва.
Санча Арагонская: Санча, с детства привыкшая добиваться необходимого при помощи такого же кристально честного взгляда, каким на нее смотрел маэстро Тинелли, лишь усмехнулась. - Значит, несмотря на все ваше восхищение, вы готовы уничтожить и мой портрет? – с веселым недоумением спросила она и, отдавая должное замысловатому комплименту, сделанному ей художником, дотронулась кончиками пальцев до его ладони. Прикосновение было совсем легким, воздушным. Ровно настолько, чтобы не спугнуть, но в то же время дать понять, что оправдание принято, а то, что скрывалось за ним, в полной мере оценено. - Может быть, существует другая возможность уладить ситуацию? - рука принцессы отправилась в путешествие, но кто обвинит в этом задумавшуюся над решением проблемы женщину? – Тем более, - она бросила на Себастиано плутовской взгляд – ситуация была презабавной, - Джоффре получился такой красавец… красавица. Если представить все это, как тонкую лесть. И потом… У какого мастера поднимется рука на собственное творение, если оно так прекрасно? Жар, с которым неаполитанка пыталась убедить собеседника, мог бы удивить человека, хорошо знавшего, насколько эгоистична юная принцесса, но Санча, и пальцем бы не пошевелившая, если бы это не сулило хоть какой-нибудь выгоды, сейчас прекрасно знала, чего она хочет. Во-первых, промах живописца мог бы отвлечь внимание супруга от неожиданности ее визита… хотя бы на время, во-вторых, ей ужасно хотелось посмотреть на выражение лица Джоффре, а в-третьих… А в-третьих юный Себастиано был настолько привлекателен, что в хорошенькой головке принцессы Сквиллаче появилась мысль о том, что он будет не самым плохим пополнением ее коллекции.
Sebastiano: Это была чудесная игра. И о том, что она началась свидетельствовало легчайшее касание женских пальцев. Художник кротко, непонимающе улыбнулся и ответил на фразу синеглазой чаровницы обычным комплиментом: - Потрет передает Вашу красоту, монна, - не более чем тень, лежащая у ног. И я писал лишь с работ других художников, не смея мечтать о встрече. Но сейчас… Его рука накрыла девичьи пальцы, слегка сжав их, а в глазах заплясали озорные блики. - Я вижу сколь беспомощно было мое мастерство перед красотой, созданной Господом. Но если Вы считаете, что можно уладить ситуацию, и желаете оставить картину, мне остается лишь, - юноша поднял руку Санчи в своим губам, и коснулся коротким поцелуем нежной кожи у оснований пальцев, выражая, по сути благодарность за прощение, - надеяться, что его Светлость сочтет это забавной шуткой и развлечется. Пожалуй Себастиано задержал ладонь девушки в своей чуть дольше, чем следовало. Но благодарность его была искренней, как и восхищение красотой и великодушием принцессы Сквиллаче. - Я даже рад, что мне не довелось писать Вас с натуры, - тихо произнес он с неподдельной грустью, - мое сердце не выдержало бы пытки: быть рядом с Вами, не смея прикоснуться… И Ваша Светлость, смею ли я просить?
Санча Арагонская: "Не смея прикоснуться..." - Санча с любопытством посмотрела на художника, гадая, действительно ли он до такой степени робок или, что еще хуже, наивен, но, заметив озорной блеск глаз, весело рассмеялась. Что ж, маэстро Тинелли, играть - так играть. Один из первых любовников неаполитанской принцессы, мнящий себя знатоком человеческих душ, - и, надо заметить, не без оснований, - как-то обронил, что самые очаровательные женщины - это те, в чьих глазах таится чертовщинка. Знал бы он, какое впечатление произвела на Санчу эта сказанную вскользь фраза. Сама она уже смутно помнила лицо того, с кем делила ложе... ну или что там попадется, но была ему очень благодарна за науку. Взглянув на Себастиано с насмешивым укором, - и не стыдно вам лгать, мессер? - она, не потрудившись убрать руку, поинтересовалась: - Вы всегда так нерешительны? А если бы я сказала, что не смеете? - она шутливо покачала головой и продолжила. - Впрочем, почему бы и нет? Так что же вы хотите? Не волнуйтесь, я не кусаюсь.
Sebastiano: Юноша казался серьезным, во всяком случае, только едва заметная улыбка, тронувшая его губы, выдавала настроение художника, когда он со вздохом ответил принцессе: - Если бы Вы не позволили, то просьба не слетела бы с моих губ, и я бы терзался, гадая, какой ответ услышал бы от Вас. Тинелли не обольщался на счет собственного обаяния и подобные беседы с девушками считал тоже своего рода искусством, а потому был непринужден и любезен. Обычно те, кто жаждет согласия, мнутся и теряют слова, тогда как мужчина, который имеет единственную цель – развлечь собеседницу, готов скорее услышать отказ, и имеет на этот случай несколько подходящих фраз. Но до них дело пока не дошло, и Себастиано, понизив голос, озвучил свою просьбу: - Божественная, скажите, я могу надеяться на новую встречу? Все что я прошу - лишь мгновение, без свидетелей, вне этих стен, ведь в любой момент сюда могут войти, и нам придется снова говорить о … живописи.
Санча Арагонская: "И кто здесь кошка, а кто мышка?" - Санча искоса посмотрела на Себастиано и, не без труда усмирив "бесёнка", подначивающего ее высказать все, что она думает о мужчинах, которым требуется только мгновение, пожала плечами: - Разве можно запретить надеяться? Она понизила голос, - не столько потому, что боялась, что их подслушают (глупости какие!), сколько потому, что хотела придать разговору легкую интимность. - Я не вижу ничего плохого, если мы побеседуем в более спокойной обстановке. Почему бы и нет? - фраза прозвучала вполне невинно, но хрипотца в голове молодой женщины превращала обычные слова в обещание. Глаза принцессы затуманились, щечки заалели - как раз для... разговора об искусстве... Который Санча начала уже сейчас, не без ехидства поинтересовавшись, что же маэстро Тинелли все-таки думает делать с портретом.
Sebastiano: «Почему бы и нет?» - на этот вопрос Себастиано сам бы мог назвать десяток «почему». Но решение принимало лишь сердце, или… настроение темноволосой красавицы. И девушка, как и положено прекрасной даме заставляла мужчину помучиться неизвестностью, хотя голос ее обещал благосклонный ответ. Художник же серьезно вздохнул, и сделал вид, что рассматривает картину. Паузы в этой игре давались легко, не угнетали и не делили, требуя заполнения сколь угодно глупыми словами. - Как Вы жестоки, Ваша светлость: давая надежду, не давать ответа, - юноша не стремился выяснять все и сразу, прекрасно зная, что если эта игривая красавица действительно захочет встречи, то, даже отказав сейчас, и сохранив маску неприступности, потом пошлет вослед служанку с письмом, где будет ясно сказано «где» и «когда», - Хотя на что может уповать художник, склоняющийся к ногам своей музы? Когда же девушка спросила о картине, он лишь с деланным равнодушием пожал плечами. - Я лишь мастер. Картина принадлежит Вам, и решать, что с ней делать, теперь уже не мне. Однако, вернувшись к предмету разговора, он коснулся полотна пальцами, очертив плавным движением плечо нарисованной Санчи, затем позволил пальцам коснуться изгиба талии, и уронил руку вниз, словно подчеркивая тяжесть ровных вертикальных складок платья. - Я видел лишь Ваше лицо, - сообщил он, - и только слепой не заметит, что у девушки на моей картине не ваш стан, и не столь хрупкие руки, - пальцы любовно тронули старательно выписанную шею, акцентируя внимание собеседницы на том, что портретное сходство живого человека и изображения на картине не ограничивается только лицом, - если Вы позволите решать мне, то я предпочел бы переписать картину, имея перед собой живую модель. Голос был деловит и спокоен, словно маэстро и не просил о свидании неаполитанскую принцессу.
Санча Арагонская: Санча завороженно наблюдала, как пальцы художника касались ее изображения. Странное дело, но сейчас неаполитанская принцесса испытывала что-то вроде ревности: вот она живая, рядом, а маэстро предпочитает бездушный холст. Или ему требуется что-то большее, чем намек? Она улыбнулась своим мыслям и, облизнув губы, чтобы придать им чувственный блеск, подошла к Себастиану почти вплотную. - Картина, разумеется, останется, она слишком хороша, чтобы ее уничтожить, - промурлыкала принцесса, а про себя подумала, что ни за что на свете не упустит возможности, как увидеть выражение лица дражайшей свекрови (ничего личного, лишь маленькая пакость одной женщины другой), так и понаблюдать за реакцией Джоффре (это может быть забавно). Она, копируя художника, коснулась сначала нарисованной Санчи, а потом, скользнув кончиками пальцев по собственной шее, "уронила" руку вниз и прошептала: - Может, вы напишите еще одну картину? Имея живую модель... перед собой? И тогда у вас уже не будет возможности списать все на... незнание, - лукаво усмехнулась она и, продолжая игру, потупила взор.
Жоффре Борджиа: С тех пор как Жоффре совершил свой легкомысленный побег и вернулся в Рим, жизнь с каждым днем становилась все лучше и лучше. Правда, триумфальное явление неаполитанской принцессы и законной супруги младшего из Борджиа существенно подпортило его радостный настрой. Но не на долго. Вскоре юноша в полной мере наслаждался местью. Теперь они с Санчей поменялись ролями и дражайшая супруга вынуждена была сидеть дома под бдительным надзором матушки, в то время как Жоффре с восторгом вкушал все радости жизни ни в чем себе не отказывая. Воистину, Ваноцца- лучшая из женщин! Для того, что бы окончательно закрепить победу и превратить жену в образец благочестия осталось только посадить Санчу за вышивание. Идея эта пришла в буйную юношескую голову во время конной прогулки и молодой человек окрыленный мыслью вернулся в дом матери, что б немедленно приступить к выполнению плана. То-то Санча разозлиться! Однако, планам как это часто бывает не суждено было осуществится так. А вот слухи имели иное свойство: они расползались легко и быстро, проникая всюду, в особенности туда, где их не ждут. А по тому, слуга принимавший у Жоффре лошадь счел своим долгом предупредить его светлость, что монна Санча беседует с неким мужчиной. « Вот чертовка!» - только и подумал юноша, весело улыбнувшись конюху и поблагодарив того. Ревновать, изображать взбешенного мужа в праведном гневе Борджиа не собирался. Он попросту не умел. Ну, что за глупость такая – ревновать собственную жену? К чему? Это, ведь, так удобно, когда благоверная или не очень верная, занята кем-то иным! Значит у нее совершенно не останется времени омрачать существование законного мужа. Постаравшись спрятать расплывающуюся по лицу кошачью улыбку, юноша неслышно открыл дверь гостиной и скользнул внутрь. Разумеется, пройти мимо такого аттракциона как мужчина Санчи было невозможно. Тем более, что чертовка сама притащила жертву в дом. Неужели, специально на потеху мужу? - Санча, разве, тебя, что не учили, что свидания с любовниками следует устраивать тайно и там, где вас никто не увидит, а не прямо перед носом у моей матери. – голос юноши сочился медом, он остановился на пороге по птичьи склонив голову на бок и окинул незнакомца оценивающим взглядом. – Ну, а вы, месер? Прекрасная монна на столько вскружила вам голову, что вы готовы ее лишиться? Едва ли кто-то осудит меня, если ваше тело завтра выловят в Тибре. – с самым добродушным видом сообщил он. Насмешливый взгляд серых глаз снова и снова возвращался к мольберту возле которого и стояла воркующая парочка. Разумеется на картину следовало взглянуть… Или не следовало? Жоффре набрал воздуха в грудь, забыв его выдохнуть. В серых глазах появились и сделав сальто застыли колкие искорки. - Вижу, я ошибся. Мессер был ведом отнюдь не красотой моей жены. – в голосе Борджиа звучали опасные нотки. – Что ж понимаю вас, я и правда вышел лучше.- если бы взглядом можно было убить несчастный художник успел бы уже несколько раз отправится к праотцам, а следом за ним и принцесса Сквиллаче. Не дожидаясь объяснений и не заботясь о правильности суждений, юноша присвоил мужчине роль исполнителя, а Санче – заказчицы этой нелепицы. « Ну, уж нет, вышиванием ты за такое не отделаешься!»
Sebastiano: Оставалось только принять предложение принцессы, звучавшее столь откровенно соблазнительно, что только беспросветно наивный человек решил бы, что речь идет только о заказе на портрет. Но вопросам «где?» и «когда?» не суждено было решиться в эти минуты, потому что в зале появился супруг чаровницы. Себастиано и Санча не занимались ничем предосудительным – обсуждали картину, и потому, живописец, обернувшись в сторону вошедшего, отвесил почтительный поклон, сопровождавшийся веселой тирадой юного Борджиа, поучавшего супругу, о том, как не надо устраивать свидания. Веселое сообщение о том, что за благосклонность принцессы можно поплатиться зимним купанием, Тинелли очень постарался принять всерьез, но тщетно – глядя на сияющее лицо графа, еще не перешагнувшего возрастную черту отрочества, боятся высказанных угроз не получалось. - Ваша Светлость, увы, при всем моем восхищении вашей супругой, мне и в голову не пришло бы испытывать ее добродетели и сделать что-либо предосудительное, бросающее тень на вашу честь, - рассыпаться в разного рода объяснениях и извинениях Себастиану было не в первой, и потому мягкий журчащий голос звучал спокойно, разве что заметно было, что говорящий находит ситуацию забавной, - мы всего лишь обсуждали особенности…. моей картины, и должен заметить, что я покорен великолепи… -душием вашей супруги. Было очень непросто, произнося словосочетание «покорен великодушием» смотреть на лицо юного графа, а не на декольте Санчи. Но Тинелли героически справился с искушением. Однако юноша увидел-таки картину, и неизбежное случилось. - Я рад, что Вы находите свой портрет удачным, - растерянно и чуть виновато улыбнулся художник, взглядом прося поддержки у девушки. Очень многое сейчас зависело от того, что скажет принцесса Сквиллаче. И Себастиано искренне надеялся, что все образуется, картину младший из отпрысков папы, сочтет лишь забавной шуткой, все дружно посмеются и быстро забудут о случившемся.
Санча Арагонская: Когда Санча не без ехидства думала о реакции Джоффре, ей и в голову не могло прийти, что тот решит, что именно она виновница этого пикантного безобразия. Поэтому, не принимая гнев мужа (какая прелесть, он нахохлился, как птенчик!) на свой счет, она с самой невинной улыбкой шагнула навстречу так некстати, - не мог подождать хотя бы еще пять минуточек, - явившемуся супругу. - Дорогой мой, ты слишком строг! - не обращая внимания на холодность младшего Борджиа, она звучно поцеловала его в щеку и шутливо ткнула в бок. - По-моему, это я должна расстроиться. В голосе принцессы зазвучали-таки обиженные нотки, и она бросила полный укоризны взгляд на стоявшего с виноватым видом Себастиано. - Ты получился таким привлекательным... еще немного и я буду тебя ревновать не только к девушкам, - со смехом закончила она, но, вспомнив слова, с которыми ее поприветствовал дражайший, надула губки. - И вообще, ты стал подозрительным, радость моя. Наверное, - вздохнула она с такой силой, что, казалось, платье лопнет на груди, - воздух Рима тебе вреден Роль заботливой жены не слишком-то удавалась Санче, да она не очень-то и старалась, и при первой же возможности украдкой подмигнула маэстро Тинелли.
Жоффре Борджиа: Глядя на неприлично довольные лица жены и стоящего рядом с ней молодого человека, Жоффре отчаянно хотелось топнуть ногой, выразив обоим все, что он о них думает. Точнее о том, что всерьез его явно не воспринимают. Ну, и не надо. Пусть так, не велика честь! От внезапной ласки и заботы Санчи, юноша поежился, недовольно надул губы и невольно втянул голову в плечи. - А по-моему, мессер, вы уже достаточно сделали, что бы бросить тень на мою честь. – Борджиа недвусмысленно указал взглядом на полотно. – На дуэли вызывали и за меньшее. – Жоффре отдавал себе отчет в том, что ведет себя как маленький обиженный ребенок , но поделать с собой ничего не мог… - Для начала, назовите мне свое имя. А потом представьте, что с вами будет, если это недоразумение попадется на глаза Его Святейшеству. Смею вас заверить, что юмора он не оценит. Юноша бросил косой взгляд на Санчу: - Напротив, милая, я не в чем тебя не подозреваю. Для этого я слишком хорошо тебя знаю. – внезапно на еще недавно обиженном лице расцвела самая хитрая из всех возможных улыбок. – Воздух Рима делает меня крайне занятым. А, раз так – Борджиа поймал тонкие пальчики жены, запечатлев на них легкий поцелуй, - то кто-то должен уделять тебе то время, которое не могу найти для тебя я. Поскольку маэстро, мой должник за то, что я не стану показывать отцу и братьям его шедевр, - не терпящим возражения тоном продолжил он.- то он и займется твоим досугом вместо меня. Глядя на незнакомца, Жоффре думал о том, что мир чудовищно несправедлив. Этот человек, наверняка посещал, наделяя своим вниманием, множество купеческих дочерей и знатных дам, вот уж кого точно, следовало поймать и силком затащить под венец. Так нет же, он мог и дальше свободно разгуливать по Риму, наслаждаясь жизнью. А его – Жоффре, который не то, что на чужих дочерей никогда не заглядывался, но и в веселом доме всего-то разок побывал, не за что, не про что отправили в церковь.
Sebastiano: Рядом с супругой младший из папских отпрысков выглядел неприлично юным. Себастиано, самый старший из присутствующих, смотрел на улыбающегося мальчишку едва сдерживая веселую улыбку. Различие в положении и тот факт, что они не были пока знакомы не позволяли художнику поддержать веселый тон Борджиа, но вежливость и какое-то подобие серьезности удавались Себастиано ценой неимоверных усилий в самообладании. - Дуэль из-за забавного недоразумения могут устроить только дети, - заметил он спокойно, - то что в двенадцать лет вызывает ярость, в двадцать – только недоумение, а мужи зрелые умеют ценить удачную и изящную шутку, истинные же ценители понимают что искусство находится вне рамок и ярлыков, связанных с понятием чести. При всем уважении, Ваша Светлость, дуэль между нами станет посмешищем для всего Рима, и нанесет вашей чести, куда больший урон, чем усмотрело в картине Ваше уязвленное самолюбие. Что же станет со мной, если картину увидит его Святейшество, - Тинелли задумчиво посмотрел на картину, потом перевел взгляд на Жоффре, лукаво улыбнулся сероглазой принцессе и уверенно заявил, - имя Себастиано Тинелли в одночасье станет знаменитым, а в жизнь живописцев известность и богатство приходят обычно вместе. Карие глаза лучились смехом. Тинелли очень хорошо и ярко представил, что если история о такой картине получит огласку, то он получит немало клиентов, возжелавших приобрести работу мастера «высмеявшего нежный возраст, юношескую мягкость черт, и отношения с супругой в которых Жоффре Борджа играет роль «подружки» но не мужа». В самом худшем случае, живописцу придется покинуть Рим и искать защиты и покровительства у тех, кто противостоит Борджиа, но такая перспектива для мастера с подобной скандальной славой была интересным приключением. Другой вопрос, что по складу характера, Себастиано был человеком мягким, не хотел ссоры с мессером Жоффре, не желал обижать принцессу Сквиллаче и скандальной известности тоже не жаждал. Однако решение, к которому пришел юный граф, стало для художника полной неожиданностью. Оставалось надеяться, что принцесса предпочтет сейчас заверить мужа в своем полнейшем безразличии к художнику, которого видит впервые в жизни, и скажет, что у нее немало других дел, к примеру она намерена заняться вышиванием. - Ваша Светлость, надеюсь, Вы шутите? - уточнил он тихо.
Санча Арагонская: Супружество с младшим Борджиа было необременительным. Джоффре не только закрывал глаза на более чем дружеские отношения жены с другими мужчинами, но сам не слишком часто утруждал себя выполнением супружеских обязанностей. В общем, жили правители Сквиллаче душа в душу. Но ведь всему же должен быть свой предел! Уж выбирать себе любовников неаполитанская принцесса могла и сама... И не важно, что мессер Себастиано уже был отмечен молодой женщиной, как будущий... портретист. Санча скрипнула зубами, и мысленно помянув какую-то свечку, мило (даже скулы сводит) улыбнулась: - Какой у меня заботливый супруг! Наверное, я самая счастливая женщина во всей Италии, - в глазах молодой женщины блеснули льдинки, - вместо того, чтобы уделить внимание жене, он собирается дуэли устраивать. Полная праведного гнева, словно не она только что недвусмысленно кокетничала с живописцем, и злясь на то, что этот гнев нельзя выразить, - мальчишка, как он смел такое предложить... будто бы я без него не справилась! - она повернулась к Себастиано и елейным голосом произнесла. - Конечно, шутит, не правда ли Джоффре? Ты ведь просто имел в виду, что хотел бы видеть еще один мой портрет... без подружки? - и Санча кивнула в сторону злополучной картины.
Жоффре Борджиа: Жоффре тихо стоял, подняв на художника чистые невинные глаза и, о чудо, с молчаливой короткостью ангела слушал все, что тот считал нужным ему сказать. Возможно, сторонний наблюдатель мог бы счесть, что юноша раскаялся во всех сказанных им до этого глупостях. Но так мог бы счесть только очень невнимательный наблюдатель, не заметивший, как чуть поднялись вверх уголки губ молодого Борджиа, когда маэстро с полной уверенностью заявил, что картина не вызовет гнева его семьи и для него обернется лишь славой и клиентами. Уж, Жоффре-то знал точно, как пресекаются подобные вольности. Отрезанный у него на глазах язык одного из прихвостней Орсини, поносившего их семью он помнил отлично. Но все это не важно. Совершенно не важно. Ведь сказать он хотел вовсе не это, а… Наконец-то художник дошел до основного тезиса князя Скаиллаяе. И до Санчи тоже дошел смысл сказанного… Юноша просиял, слыша опасные нотки, нарастающего гнева в голосе супруги. Улыбка его стала еще шире, хотя, дальше, казалось, уже некуда: - Разумеется, нет. – беззаботно откликнулся он.- Санча, если ты хочешь заказать, так и не представившемуся, маэстро еще один портрет, - Борджиа не смог удержаться от шпильки. – я не против. Но мы же с вами – взрослые люди. Или по крайней мере вы мните себя таковыми. И мы все прекрасно понимаем чем закончится это «написание портрета». – молодой человек поднял руку, предупреждая возражения неаполитанки.- Молчи, Санча. Так вот, я не понимаю, к чему весь этот балаган? Без меня назначать тайные встречи вы можете. А со мной, так, видите ли, «ничего порочащего мою честь». – Жоффре сделал паузу, расположился на кресле, облокотившись на подлокотник, и продолжил. – Выходит, что вы лжете даже не мне, по тому, что я-то правду знаю, а сами себе. Что свойственно, как известно, малым детям. « Все-таки картина хороша» - отстраненно подумал юноша, делая небольшую паузу в монологе, готовясь к его заключительной части. « Я – хорош.» - Итак, поскольку факт вашего планируемого адьюльтера на лицо, то я предлагаю вам сделку, мессер. – младший из Борджиа понимал, что ему крупно повезет, если после его следующей фразы разъяренная Санча не выцарапает ему глаза прямо на месте. «Тогда, пожалуй, спасение у художника искать придется.» Жоффре набрал воздуху в грудь и…: - Вы мессер будете занимать мое место в спальне в дни исполнения супружеского долга. Точнее ночи.- юноша смешался и на его щеках появился румянец, он даже опустил глаза. Но тут же упрямо мотнул головой.- Знать об этом, разумеется, никто не будет.- в следующее мгновение на лице подрастающего недоразумения появилась ироничная полуулыбка.- И не смотри на меня так, Санча. Да, у меня есть чем занять свои ночи.
Sebastiano: Юный Борджиа продолжал шутить, притом явно считал свои слова серьезными, и более того – имеющими силу если не приказа, то предложения, от которого его более старшие собеседники не могут отказаться. Тинелли, едва сдерживавшийся во время пылкой тирады мальчишки, откровенно рассмеялся. Веселый смех рассыпался по комнате, а Себастиано, зажимая ладонью рот, помотал головой, стараясь избавиться от приступа столь непочтительного веселья. - Мессер – великий знаток искусства любви, раз с такой легкостью рассуждает об очевидности, - живописец набрал в грудь воздуха, и медленно выдохнул, чтобы сдержать новый приступ смеха, - «планируемого адюльтера», и ставит нам в вину несовершенное, как свершившееся. Нежный взгляд юного живописца, обращенный к мальчишке выражал именно то чувство, которое подразумевали изначально богословы, произнося словосочетания «любовь к ближнему»: немного сострадательный, всепрощающий и понимающий, только предательская улыбка играла на губах, портя всю картину. - Однако сколь бы не велики были познания Вашей светлости, в таинствах чувств, Вы забыли самое главное, мессер. Мужчина приносит свою любовь женщине – как дар, и почитает за благо, если прекрасная донна принимает этот дар, благосклонно позволяя любить ее. Великой радостью будет уже внимание дамы, если та согласна выслушать признания поклонника, и счастьем – если сочтет мужчину достойным своего внимания и одарит ответным чувством. Когда юноша произносил эти постулаты, лицо его стало одухотворенным а глаза столь невинно-восторженными, что только законченный циник, сердце которого стало трухлявой деревяшкой, источенной долгоносиками, мог заподозрить за художником помыслы менее чистые, чем звучащие слова. - Ваша же светлость столь неосмотрительно распоряжается моими ночами, что можно счесть это… официальным назначением на должность … камергера, однако, увы, столь великая честь оказана мне шутейно, ведь не по статусу скромному художнику официально иметь доступ в супружескую спальню принца. А без соответствующих титула и должности, мессер, никто не позволит мне переступить порог ни дворца вашей матушки, ни Вашего с супругой, коль скоро обязанности мои должны длится дольше вашего пребывания в Риме. Мордашка Себастиано обрела выражение печальное и всепрощающее и живописец, скромно и кротко опустил голову, даже не глядя на прелестную виновницу его нелепого положения. - Я уже не говорю о том, что любые услуги должны вознаграждаться… достойно. И поверьте если благосклонность женщины – дар, то чтобы соответствовать вкусам дамы, мало одного лишь желания ее супруга.
Санча Арагонская: При словах своего супруга Санча вонзила ногти в ладони - лишь присутствие постороннего мешало ей высказать все, что она думает, как о самом Джоффре, так и сказанных им словах. "Испортил мне все очарование момента! Теперь получается, что все произойдет, - если произойдет, - будет по его пожеланию. А ведь это совсем не так интересно", - сейчас принцессе хотелось топать ногами, как простолюдинке, но слова маэстро Тинелли погасили этот порыв так же быстро, как вода заливает очаг. Действительно, смешно злиться на мальчика-мужа, когда он так трогателен в своей попытке доказать собственную мужественность. - Ах, Джоффре, - в голосе неаполитанки в равных долях смешались мед и яд, - сегодня твои шутки просто искрометны, - разжав кулаки - на ладонях остались следы от впившихся в них ногтей, она, привычно сложила руки под грудью и продолжила, - но боюсь, что маэстро Тинелли, - кстати, он тебе представился, - не оценил юмора. Санчия бросила взгляд на живописца, скромное выражение лица которого, не могло скрыть, что он едва сдерживает улыбку, и закусила губу, чтобы не рассмеяться самой: ситуация была довольно забавной и могла оказаться еще более интересной в дальнейшем. Но, - принцесса не без досады вздохнула, - муж есть муж, - и вполне достаточного того нелепого положения, в которое он сам себя поставил. Она любила подтрунивать над Джоффре, но позволить это кому-то другому... Это оскорбляло и честь самой неаполитанки. - Маэстро Тинелли, - обратилась она к художнику, - из окна этой комнаты открывается весьма живописный вид. Мне кажется, что вам будет интересно посмотреть, - с нажимом закончила она и, не дожидаясь, когда Себастиано отойдет, мелкими шашками приблизилась к раскрасневшемуся (не иначе, как от собственной храбрости) мужу. - Ты сейчас смешон, неужели не видишь? Ни один человек не будет вслух предлагать свою жену другому. Это мальчишество, - прошептала она и, усмехнувшись, пожала плечами. - До этого я справлялась без твоей заботы, справлюсь и сейчас. Санча хотела сказать какую-нибудь колкость, но, внезапно ощутив непривычную нежность (или вспомнив о том, что сейчас не время для ссоры), мягко дотронулась до рукава Жоффре. - Милый, разве мы плохо ладим? Зачем давать лишний повод для злословия? - и не удержавшись, с плутовским блеском в глазах поинтересовалась. - Кстати, может расскажешь, где именно собираешься проводить свои ночи?
Жоффре Борджиа: Жоффре слушал молодого художника зажмурившись от удовольствия и внутренне ликуя. Ах, как же ему хотелось вскочить и хлопая в ладоши в ладоши закричать «получилось- получилось!». Юноша и помыслить не смел, что все пройдет так гладко и маэстро Тинелли с Санчей, словно послушные Арлекин и Коломбина великолепно разыграют для него этот спектакль. - Браво, маэстро, браво! – залился веселым смехом юнец, дополняя свой восторг аплодисментами.- Вы были столь проникновенны, что я едва не прослезился. – Жоффре смахнул с ресниц выступившие от смеха слезинки. – Но, из вашей речи следует, что дело лишь в награде. – хитро улыбнулся мальчишка. Когда же Себастьяно отошел к окну Жоффре выслушал замечание жены и не стирая с лица веселой улыбки, от которой всех знакомых с Борджиа-младшим, уже должен был выработаться рефлекс хватания за оружие и ласково провел ладонью по ее лицу: - Может я и смешон сейчас, Санча, но разве лучше я выгладил в Неаполе, спуская тебе все твои похождения?- юноша склонил голову на бок, говоря как можно мягче. – Видишь ли, сейчас я играю несколько иную роль, и слава рогоносца, мне отнюдь не помощник в делах моих. Так, что, - Борджиа потянулся вверх, легко чмокнув принцессу в щеку, - теперь когда я сделал столь неприличное предложение, выходит так, что вы либо не станете более встречаться с маэстро вовсе, либо, если вашим первоначальным планам все-таки суждено будет сбыться, то выглядеть это будет так, будто вы выполняете мой приказ. – Жоффре снова засмеялся. – Как видишь, не все доступно для Юпитера, что позволено шуту, милая Санча. И, неужели, ты меня ревнуешь к римским ночам? – лукаво поинтересовался наглец.
Sebastiano: Граф был очаровательно жизнерадостен. Себастиано старательно изобразил деликатность, и даже отступил к окну, как просила его принцесса, однако забава мальчишки стала его занимать. Папский сын решил поиграть во взрослые игры, и с детской наивностью полагал, что перекраивает по своему ситуацию, бесцеремонно разрывая тонкие кружевнее сплетения слов, едва едва начавших оформляться в симпатии, которые когда-нибудь, в будущем могли расцвести прекрасными чувствами. Однако раз уж юноша поставил акцент на слове «награда», разочаровывать его и лишать этого минутного торжества и довольства собой, было бы жестоко. Маэстро Тинелли жестоким не был. Но те, кому приходилось заключать с ним сделки, знали, что торгуется юноша ничуть не хуже, чем пишет портреты. - Разумеется, - даря своему собеседнику ласковую улыбку, кивнул Себастиано, - разумеется, только в награде. Нет в мире ни чувств, ни красоты, ни любви, ни вдохновения. Только корысть. И я – корыстнейший из смертных, ибо готов не моргнув глазом пойти на такую сделку, - однако прежде чем радоваться тому, как ловко Вам удалась проделка, спросите себя, готовы ли Вы достойно принять все следствия собственной «удачи»? Лукавые карие глаза живописца смотрели на мальчишку с сочувствием. «Он вырастет и станет прекрасным оратором, и тонким интриганом, - подумалось юноше, - вот только сейчас он с детской глупостью может навлечь беду на собственное имя». - Увы, Ваша светлость, чтобы все было по Вашему, вам надлежит сначала расплатиться, а после радоваться удаче. Корыстолюбцы ведь ничего не делают просто так, а в этом доме мне до сих пор должны за картину. И отдавать приказы Ваша светлость, Вы сможете лишь тогда, когда я стану Вам служить. Готовы вы узнать какую я бы желал награду за то, чтобы доставить себе и вашей супруге удовольствие выставлять Вас посмешищем перед всем Римом? Голос художника сочился медом, однако проскальзывали в его речи холодные нотки. Тинелли отдавал себе отчет, что рискует, сильно рискует поддерживая игру взбалмошного ребенка, но охваченный азартом, не мог не желал остановится. Понимал только, что покинув эту комнату он либо обретет чудесного друга, либо врага, за которым стоит могущество его семьи. Вот только от чего-то Себастиано не было страшно. Он бросил ободряющий взгляд на принцессу, и тепло, заговорщически ей улыбнулся.
Санча Арагонская: "Так и хочется подрезать язычок, - не без восхищения подумала Санча, глядя на разглагольствующего мужа, и, мечтательно улыбнувшись, поправила сама себя, - но я ведь не просто жена Джоффре, теперь я - член семьи Борджиа, посему придется воспользоваться ядом. Не портить же репутацию семейству". Молодая женщина ничего не слышала о судьбе какого-то прихвостня кардинала Орсини, да и не очень-то интересовалась этим. - Мы соединены священными узами брака, - с кротостью, странно контрастирующей с озорным блеском глаз, произнесла она, - как может жена равнодушно смотреть на то, где проводит ночи ее супруг? Надо заметить, здесь Санча отнюдь не лукавила. Ее действительно интересовало, чем именно будет заниматься папкий сын не только ночами, но и днями, но не в ревности было дело. Впрочем, зачем это знать окружающим? Крупная слеза скатилась по запылавшей щеке принцессы и льдинкой застыла на темном бархате платья. Сейчас неаполитанка была в своей стихии и самозабвенно играла незаслуженно обиженную женщину, свято прощающую своего обидчика. Она вскинула на Джоффре блестящие от слез глаза и с укором произнесла: - Я проделала весь этот нелегкий путь, чтобы быть с тобой, но, раз такова твоя воля, я покорюсь, - не выходя из образа, девушка, потупившись, посмотрела на Себастиано, словно призывая того в свидетели, - как только вы договоритесь с маэстро Тинелли о цене. Если представитель благородного семейства ведет себя, как торговец, что ж, мне остается только показать товар... лицом. Она, пытаясь подавить смешок, до боли закусила губу, но, не выдержав, фыркнула и закрыла лицо ладонями.
Жоффре Борджиа: За 13 лет жизни у Жоффре было множество наставников. Почтенные мэтры не всегда приходились по душе мальчишке, и младший сын Борджиа, со своей природной непосредственностью избавлялся от них. Обычно никому и в голову не приходило поднять руку на очаровательное хлопающее длиннющими ресницами существо с любопытными глазами и невинной улыбкой. Но, если подобное случалось… Боевой кличь « маленьких обижают!» оглашал собой весь дом. На крик незамедлительно являлся верный слуга Самсон, выраставший словно из-под земли. И незадачливый учитель был вынужден покинуть палаццо, а иногда и сам Рим. Глада на откровенно насмехающегося Себастьяно, почему-то очень хотелось нахмуриться, топнуть ногой и крикнуть излюбленное: « маленьких обижают!». Хотелось. Но маленьким Жоффре уже не был, Самсон не ждал его с другой стороны двери и доставлять подобную радость маэстро Тинелли юноша не в коем случае не собирался. - О, как я вижу, в вас умолк поэт, но заговорил корыстолюбец.- юноша легко рассмеялся и поднял лучащиеся радостью серые глаза на жену. Борджиа не мог не восхититься ее актерской игрой.- Я слушаю вашу цену, мессер Себастьяно. Молодой князь отдавал себе полный отчет в том какой шум поднимется в Риме, если станет известно об этой сделке. Но уступать он не собирался. Хотя бы по тому, что художник определенно был умен, а значит самостоятельно рыть себе могилу и предавать огласке, то что ей предавать не следует он не станет. Жоффре встал подойдя к супруге, что бы обнять ее: - Я тоже разочарован, Санча. Столь высокие слова и такая низкая подоплека. Очевидно, маэстро не считает твою благосклонность достаточным даром. – ласковые слова Борджиа были полня печали и сочувствия, а длинные полуопущенные ресницы скрывали ироничный блеск стальных глаз. . – Я восхищаюсь вашей смелостью мессер. – совершенно иным тоном воскликнул юноша. – Право же, мне интересно, как вы видите себе мое покровительство вашей связи с моей женой? И… не беспокойтесь о картине. За нее вам заплатят, как только мы закончим наш разговор.
Sebastiano: «Очаровательно.. просто очаровательно», - художник изо всех сил старался сдержать улыбку, но губы предательски изгибались, а веселые блики в карих глазах сводили на нет всю напускную серьезность титаническими усилиями воли изображаемую Тинелли. Жоффре Борджиа оказался достойным представителем святого семейства, и Себастиано, слушая его ответ, размышлял, какую бы плату запросить с мужа за то, чтобы ухаживать за женой, попутно представляя какая бы замечательная новелла вышла бы из всей этой истории. Но чтобы новелла вышла замечательной, ответ должен был быть достойным благосклонности принцессы. Так что не стоило размениваться на просьба о деньгах или должностях, которые вполне мог обеспечить отец этого очаровательного отрока. Итак на кону стояла принцесса, сколь бы циничным не показалось подобное заключение стороннему наблюдателю, окажись такой у милой сцены, устроенной молодыми людьми. И ставки должны быть поистине… королевскими. Художник все же улыбнулся, следя взглядом за графом, обнявшим теперь свою жену, и произнес: - Ваша светлость, - голос у Тинелли был слаще меда, и только озорной прищур глаз выдавал настроение живописца, - я вижу ваше прокровительство достаточным, чтобы обеспечить мне возможность самолично увидеть… босые ноги французского короля. Вы может не слышали один забавный слух, но говорят, что у него шесть пальцев на ногах. Так вот, если вам под силу окажется устроить для меня такую возможность, я, так и быть, учту ваши пожелания. Если же мои условия вам не по карману, Ваша светлость, что ж… - Тинелли развел руками с притворным сожалением и картинно вздохнул, - все, что мне останется – это любить вашу прелестную супругу исключительно платонически. Надеюсь прекрасная донна позволит мне такую малость.?
Санча Арагонская: Санча едва не заскрипела зубами, услышав речь данного Богом, - или его наместником, - супруга. Но подозревая, что тот только и ждет от нее проявления раздражения, лишь кротко улыбнулась: ни дать, ни взять - просто ангел во плоти. Впрочем, на эту роль гораздо больше подходил принц Сквиллаче... если бы его рога не ветвились, как у матерого лося, - не дорос еще, - а срослось, словно нимб. - Мне кажется, - скрывая за медовым голосом яд, пропела неаполитанка, - что у предмета торга не спрашивают, согласен ли он на данную за него цену. Мысленно пообещав себе, что посчитается, как с мужем, так и с живописцем, - любить платонически... это ж надо так оскорбить женщину! - Санчия по очереди посмотрела на обоих собеседников, гадая, кто будет первой жертвой и, коварно усмехнувшись, произнесла: - Вы требуете слишком многого, маэстро Тинелли. Вряд ли плата окажется по карману, - принцесса и не скрывала ехидства, - не так ли, Джоффре?
Жоффре Борджиа: Услышав ответ художника Жоффре сперва оторопело хлопнул пару раз глазами, с совершенно детским изумлением глядя на Себастьяно, а потом расхохотался, ткнувшись лбом в плечико жены, бывшей немного выше самого князя. - Прошу прощения. – выдохнул он подняв, наконец глаза и закусив нижнюю губу, что бы не рассмеяться снова. Борджиа понял, что попался. По той простой причине, что даже если бы очень-очень захотел, то ни за что не смог бы отказаться от столь забавной авантюры. Юноша приблизился к маэстро снизу вверх глядя на него с любопытством кота увидевшего невиданную доселе птичку. - Раньше ради принцесс требовали голову чудовища, а теперь довольно и ног. – пропел младший из Борджиа, лукаво склонив голову на бок. – Санча, - мальчишка очаровательно улыбнулся обернувшись к жене, с восторгом видя опасные искорки в ее глазах - мессер Себастьяно оценивает тебя ровно в две босые ноги Карла. – лучась радостью заключило юное чудовище. – Как тебе это нравится? – мальчишка развернулся на пятках снова возвращая свое внимание художнику. – Мессер, я слишком ценю свою супругу, что бы менять ее на столь отвратительное зрелище. – напустив на себя всю возможную серьезность заявил Жоффре со вздохом.- Но, - уголки губ юноши мимо воли поползли вверх.- святой Бернард учит нас, что шестой палец на ноге - признак Антихриста. А значит, я, как сын Его Святейшества не могу игнорировать подобные сведения. Моя обязанность проверить так ли это на самом деле, - в стальных глазах кувыркнулись чертики. – А ваш долг как истинного христианина помочь мне в этом. – Борджиа ткнул пальцем в грудь художника не собираясь оставлять ему выбора или пути к отступлению
Sebastiano: Себастиано подавил в себе желание зажать шею мальчишки под мышкой, согнув того самым непочтительным образом, чтобы взлохматить рукой русые волосы юного нахала, защищенного своим статусом и положением. Устало вздохнул, и терпеливо, словно разговаривал с реьенком пояснил: - Ваша светлость, неужели вы настолько ребенок, что не научились еще видеть за словами истинного смысла? Вы можете потешаться сколь угодно, рассчитывая на могущество своей семьи, и считая, что подразумевается всякий раз то, что произносится. Маэстро повел плечами и с сочувствием посмотрел на принцессу, думая о том, как же не повезло этой девушке – вместо мужа, который бы любил и заботился, ценя красоту и обаяние столь очаровательной женщины, заполучить в мужья ребенка, с замашками несносного младшего брата, притом явно не испытывающего братской любви к Арагонской красавице, а сама ситуация явно показывала, что о любви супружеской здесь речи и не шло. - Если же Вашей светлости угодно понимать сказанное буквально, - художник развел руками – дескать, бесполезно объяснять тому, кто оказался неспособен понять, что за словами «обеспечить возможность» стоит завуалированный намек на получение должности, притом при дворе французского короля, что едва ли было под силу младшему сыну папы, - то что я могу поделать? Лишь поддержать ваши забавы. Себастиано с интересом следил за игрой мимики на лице отрока, оценив по достоинству желание юного аристократа «сохранить лицо», играя со взрослыми в игру намеков, недомолвок и пикантных шпилек. - Я прошу прощения, - живописец подошел к Санче и поклонился, - что мы с вашим супругом увлеклись мальчишескими перепалками. Мне, как человеку взрослому, следовало бы вовремя остановиться, но, увы, увы… слишком увлекся. Юноша выпрямился, и спокойно тихо подытожил: - Вы – достойная женщина, Ваша светлость – вытерпеть все наши выходки, и, надеюсь, что после моего ухода этот разговор будет забыт. Думаю, я и так отнял у вас много времени, чтобы злоупотреблять вниманием столь важных особ и дальше.
Санча Арагонская: Не один раз на протяжении разговора принцессе Сквиллаче приходилось напоминать себе, что сейчас не время ссориться с супругом. Напротив, сейчас ей, как никогда, нужны самые доверительные отношения. И ссора – не самый лучший способ того добиться, тем более, что супружеское ложе, обычно служащее местом примирения семейных пар, не очень-то привлекало младшего сына папы. - Пожалуй, вы развлекли не только меня, но и Его светлость, маэстро Тинелли, - решив перевести все на шутку (потом посчитаемся, милый), с великодушным видом произнесла она после довольно долгой паузы и, с нежным видом посмотрев на Джоффре, незаметно ущипнула его за бок. Наверное, сладкие нотки в голосе Санчии могли бы обмануть того, кто плохо знаком с нравом неаполитанской принцессы, но уж кому-кому, а папой данному супругу должно было бы быть ясно, что, еще немного, и разразиться самая настоящая гроза. Вот только не хотел ли юный Борджиа именно этого?
Жоффре Борджиа: Раньше Жоффре считал, что женитьба, имеет лишь одну положительную сторону. Став мужем Санчи Арагонской, он попал в иную когорту, теперь никто не осмелился бы назвать его «ребенком». По крайней мере не осмелился бы сделать это открыто. Однако, с некоторых пор он понял, что гораздо удобней, когда тебя считают ребенком. И в самом деле, какой спрос с мальчишки, пусть даже ему трижды повезло родиться папским сыном? А еще, к своему не малому разочарованию, он обнаружил, что эти самые «взрослые», крайне скучный народ. Юноша внимательно выслушал проникновенную речь художника. С каждым словом маэстро лицо его выражало все большее и большее сочувствие, а под конец, молодой князь даже смахнул с длинных ресниц слезинку. Ах, нет показалось. Но, ему и правда было искренне жаль этого человека, еще недавно казавшегося улыбчивым, обаятельным авантюристом, не боящегося гнева сильных мира сего, но в один миг ставшего одним из множества серых, невыразительных «взрослых». - Пусть так. Иногда гораздо лучше не искать скрытого за словами смысла. – Борджиа склонил голову на бок, - Ради блага самого говорящего. Принцесса Сквилачче была вознаграждена самой теплой из имеющихся в арсенале ее супруга улыбок. Жоффре можно было обвинить во многом, но только не в том, что отпрыск благородного семейства был неблагодарным. О, нет, он не мог не оценить того, что Санча, не смотря на все его выходки, все же пытается сохранить хотя бы остатки чести мужа. Но все же она его не понимала. - Я не мог бы желать лучшей жены. – улыбка юноши стала шире и он зажмурился предвкушая взбучку, которую несомненно попробует задать ему Санча. Скучным сегодняшний вечер, определенно не будет. - Если за вашей просьбой кроется желание получить соответствующую должность при дворе Карла, – граф говорил неспешно чуть растягивая слова, длинные ресницы скрывали лукавый взгляд, - то вы противоречите сам себе. – юноша резко посмотрел на художника,- Босые ноги короля говорите… Должность камергера вам, определенно не доверят, слишком ответственная работа. Но, если вы так мечтаете выносить за Его Величеством ночную вазу… - Жоффре метнул в художника неожиданно резкий и дерзкий взгляд. – Вы это, предпочли бы услышать? Извольте.
Caso: В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая, немолодая уже женщина, на бледном лице которой еще читались следы некогда замечательной красоты, а волосы, ныне уложенные в скромную прическу, горели в лучах зимнего солнца столь чистым золотом, что несложно было понять, почему Родриго Борджиа отказался во время оно отводить взгляд. Доброжелательная улыбка, застывшая на полных губах Ваноццы Каттанеи, не дала бы никому – кроме разве что Борджиа – повода заподозрить снедавшее ее бешенство: самая благородная, добродетельная и нелюбопытная мать не удержится от того, чтобы не послушать у двери, что за жена досталась ее сыну. Ваноцца услышала достаточно. – Монна Санча, милая, ваша служанка разыскивает вас, – пропела она. – Я не вполне поняла, зачем, то ли моль съела ваш плащ, то ли платье полиняло… Избавившись тем самым от невестки, она обернулась к художнику, скользнув вмиг остекленевшим взглядом по картине. – Мессер Себастьяно, я вижу, вы закончили ваше бессмертное произведение? Почему же вы не обратились ко мне, разве не я его заказывала? Подождите меня в прихожей, прошу вас. – Холодные синие глаза Ваноццы остановились на мгновенье на младшем сыне, безмолвно оповещая юношу, во что ему встанет любая попытка возражать. – Дитя мое, Неаполь на тебя дурно влияет. Мы еще об этом поговорим. Не задерживаясь, чтобы выслушать ответ, она вышла из комнаты. Эпизод завершен.
полная версия страницы