Форум » Regnum caelorum » "И ты во мне - вот видишь?! - не ошиблась" - весна 1493 года » Ответить
"И ты во мне - вот видишь?! - не ошиблась" - весна 1493 года
Рамиро де Лорка: Излечи меня...на закате дня...
Ответов - 15
Margherita: Мартовским вечером в пустынном палаццо было тихо и душно. Так тихо, что шорох олеандров в саду под окнами казался единственным звуком, способным нарушить это мрачное в своей торжественности безмолвие. Такое же мрачное, как настроение единственной обитательницы палаццо в этот теплый и, как всегда, одинокий вечер. Этой обитательнице недавно сравнялось четырнадцать, и на лице ее был написан подлинный протест. Ну в самом деле, как тут не протестовать, когда вместо того, чтобы прогуливаться в городском саду, напоенном ароматами весны, тебя заставляют весь день вышивать покрышку на аналой домашней капеллы? Маргарита сидела у окна, опустив голову на руки, и слушала пение птиц в саду. Вышивание было брошено. И хотя няня вышла из комнаты только несколько минут назад, наказав девушке докончить покрышку к ее возвращению, в планы воспитанницы на этот вечер рукоделие уже не входило. День клонился к закату, и Маргарита молча злилась, сосредоточив свой взгляд на душистом костре рододендронов в густой зелени сада. Дом казался еще тише, чем обычно - отца, как всегда, не было, а мать вчера отбыла в Венецию навестить какого-то родственника, находившегося при смерти. Это обстоятельство до недавнего времени неплохо способствовало поднятию настроения Маргариты - в отсутствие матери она собиралась пожить в свое удовольствие. Вечный Город в его восхитительном расцвете весны представлялся куда привлекательнее душной комнаты с рукоделием, и девочка лелеяла надежду, что хотя бы пару недель никто не сможет заставить ее сесть за работу. Однако няня, воздействовать на которую Маргарите обычно не составляло труда, в отсутствие госпожи проявила неожиданную суровость, и на сегодня о прогулках пришлось забыть. Еще один день, прожитый зря. Но сдаваться было не в правилах девушки, и она с нетерпением смотрела на закат, возвещавший о скором наступлении нового дня.
Рамиро де Лорка: А вот для, не так давно удостоившегося чести занять пост начальника городской стражи, Рамиро де Лорки этот мартовский вечер проходил отнюдь не так спокойно, как для его дочери. Надо сказать, удача никогда особенно не покровительствовала "Испанскому Демону", но в этот раз Фортуна по-настоящему отвернулась от него. Точнее, она сначала отвернулась, потом повернулась, плюнула ему в лицо, и затем снова отвернулась. Наемному убийцы Борджиа было поручено пробраться в логово опасной шайки воров, обретавшихся в Вечном Городе, за которой сам де Лорка уже довольно долгое время следил. И вот, когда ему стало известно точное место, где находилось их жилище, испанцу предстояло наведаться туда и разворошить это осиное гнездо, расправившись со всеми членами шайки. И, что характерно - он отказался взять с собой своих людей. Оставив позади себя улицу виа дель Каваллето, пройдя несколькими затхлыми кварталами, где ночью советовалось вообще не появляться, начальник городской стражи оказался на пустынной улице, где находилось логовище его нынешних жертв. Однако, на этот раз, в сети угодил сам птицелов. Не успел он и приблизиться к, не располагающему к себе внешним видом, небольшому дому, как из-за угла и из-за, одиноко стоящей неподалеку, телеги выскочило четверо людей, тут же набросившихся на испанца. Засада. Рамиро, молниеносно среагировав, вытащил свой короткий меч. Несколько секунд спустя, один из разбойников замертво упал на землю с перерезанным горлом. Стычка была не очень долгой, но достаточно кровопролитной. Воспользовавшись наиболее удачным моментом, светловолосый вор совершил скачок с левой стороны испанца и вонзил кинжал ему в бок. На бледном лице начальника городской стражи не отразилось никаких эмоций. Он лишь крепче стиснул зубы и продолжал бой. Скоро этот же разбойник валялся на пыльной дороге с, торчащем в его груди, коротким мечом. Но даже столь искусный мастер холодного оружия, как Рамиро, начинал уставать. И, в особенности, от острой боли в боку. А, между тем, как его силы начинали понемногу затухать, разбойники лишь продолжали нападать еще яростнее. Ко всему прочему, кинжалу одного из врагов удалось достать испанца и скользнуть им по его животу сквозь кожаный дублет. И все же, несколько секунд спустя, негодяй уже корчился на земле, заколотый кинжалом под ребра. Лихорадочно блестящими, серыми глазами де Лорка посмотрел на последнего. Тот явно не собирался сдаваться. У Рамиро не осталось оружия. А руками и ногами много против кинжала не сделаешь. К тому же, эти четверо - далеко не вся шайка. И, возможно, остальные ее члены находятся где-то поблизости, готовясь наброситься, словно стервятники, на раненого зверя и заклевать его. Рамиро понимал, что он физически уже не сможет держаться. И, если бы нападавших было чуть больше, возле небольшого жилища преступников сейчас лежал бы его собственный труп. А и последний из роковой четверки тоже может покончить с ним. Чтобы там ни было, а умирать испанцу пока не хотелось. Недолго думая, де Лорка, собрав всю волю в кулак, стремительно метнулся за угол дома и, что было мочи, побежал по узенькой улице вдоль бедных строений. Без скорой медицинской помощи он долго не протянет. И он знал, где всегда может рассчитывать на это, наскоро обработав раны до прихода настоящего лекаря. Спасительным местом, где верный слуга семьи Борджиа мог сделать это, как ни смешно, являлся его собственный дом, по иронии судьбы находившийся не так далеко отсюда. Заходящее за горизонт, солнце окрасило атласное небо в багровые тона... Не чувствуя за собой погоню, превозмогая боль, терзавшую его тело, крепко прижимая одну руку, которая вся уже была в крови, к сквозной ране в боку, чередуя ее с перемещением немного правее, на тяжелый порез, он бежал закоулками, темными уже углами, огибая, окутанные вечерними сумерками, улицы, скользя вдоль домов и лавок, оказываясь в очередном квартале. И вот, наконец, перед его затуманенным взором показалось палаццо. Достигнув внутреннего дворика, ничего не замечая вокруг себя и перед собой, Рамиро прошел по, вымощенной гравием, дорожке, миновав, гордо стоящую, скульптуру волка. Испанец сбавил шаг, стараясь, несмотря ни на что, сохранить твердость и не терять равновесия. Но, в тот же момент, он почувствовал, как последние силы оставляют его. Пелена мрака застилала ему глаза. Сквозь, покидающее его, сознание де Лорка надеялся, что кто-то уже увидел его и спешит облегчить страдания. Но даже эта мысль тут же испарилась, когда испанец, сделав инстинктивное движение руками, будто пытаясь на что-то облокотиться, вдруг пошатнулся и обессиленно рухнул прямо в густую зелень травы, вместе с нежными вересковыми растениями украшающей сад его дома, где он надеялся обрести спасение.
Margherita: Солнце уже почти спряталось за ограду большого сада, в котором утопал дом де Лорка (хозяйка дома при всей черствости своей натуры всё же не была равнодушна к живой природе), когда Маргарите наскучило предаваться мечтам о завтрашнем дне. Она захотела спать и, лениво потянувшись, пересела на постель. Няня так и не вернулась, наверное, учинила разборки с каким-нибудь слугой, - вот не посчастливилось-то бедняге навлечь на себя гнев дотошной Филиппы. И вернется она, вероятно, теперь только с тем, чтобы пожелать своей воспитаннице спокойной ночи. Но несмотря на сонливость, Маргарита не собиралась ложиться так скоро. Раз уж мамы нет дома, а на нянюшку легли двойные заботы, разве не грех отказать себе в удовольствии побродить по ночному саду? Ведь сама нянюшка часто рассказывала маленькой госпоже перед сном, что именно в сумерки в саду появляется призрак пожилой графини. Палаццо сначала принадлежал этой графине, а потом, много десятилетий спустя, его заняла молодая чета де Лорка. Но обычно выходить в сад после захода солнца было запрещено, и любопытство Маргариты никогда не находило удовлетворения. Сейчас же случай представился как нельзя более подходящий. До настоящих сумерек было еще далеко, но девочка все равно решила спуститься в сад. Она любила свой утопающий в зелени и огне рододендронов маленький Эдем - это было, пожалуй, единственное, что вызывало в Маргарите нежные чувства. Поэтому она решила побродить там, никем не замеченной, в своем излюбленном уголке, и среди гранатов дождаться наступления темноты. Она выскользнула из комнаты и бесшумно спустилась по широкой парадной лестнице. Дом был погружен в ту легкую знойную дремоту, которая постепенно уступала место крепкому ночному сну. Оглядываясь и стараясь ступать как можно бесшумней, дабы не попасться на глаза няне или слугам, Маргарита отворила глухо скрипнувшую дверь. Эта дверь вела во внутренний дворик, откуда можно было спокойно выбраться в сад без страха оказаться пойманной. В маленьком дворике, окруженном со всех сторон высокими каменными стенами, было прохладно и темно, и девушка по привычке направила стопы по посыпанной гравием дорожке. Она не сразу обратила внимание на что-то большое и продолговатое, попавшееся ей на пути. От неожиданности она остановилась как вкопанная. Глаза ее, с трудом привыкавшие к темноте, не сразу различили, что это человек. И, о святые угодники... Маргарита осторожно склонилась над телом и в ужасе отпрянула, узнав своего собственного отца. Неужели пьян?.. Маргарита не могла припомнить своего отца нетрезвым. Она вообще мало чего могла припомнить связанного со своим отцом, но это был уж слишком из ряда вон выходящий случай, так что первые десять секунд девочка простояла в оцепенении. Затем она быстрым взглядом обвела стремительно темневший дворик словно в поисках помощи, но вокруг не было ни души, да и в доме тишина стояла не менее пронзительная, чем на улице. Чувствуя, как медленно холодеют конечности, Маргарита опустилась на колени, осторожно тронула отца за руку и тихонько ахнула, увидев свои перепачканные кровью пальцы. Да он ранен! Маргарита в панике прижала ладонь к щеке, а глаза ее лихорадочно бегали. - Папа, - слегка охрипшим от волнения голосом проговорила девушка, склонившись над отцом. - Папа, вы меня слышите?.. Не получив ответа, Маргарита попыталась приподнять дона Рамиро, но и эта попытка осталась безуспешной - несмотря на силу и выносливость, дотащить мужчину на себе четырнадцатилетней девушке явно не под силу. И хотя сердце по-прежнему гулким стуком отзывалось о ребра, Маргарита уже успела взять себя в руки. Она резво поднялась с колен и в один миг очутилась в холле палаццо. Одно ей было ясно наверняка - вряд ли стоило будоражить весь дом и поднимать панику из-за того, что ее отец лежит там в траве без сознания. Маргарита имела весьма смутное представление о том, чем, помимо служения во имя безопасности города, занимается дон Рамиро, но догадывалась, что поставить в известность о случившемся лучше как можно меньшее количество слуг. Няня только раскричится и, чего доброго, упадет в обморок, а потом непременно разнесет на хвосте всем своим кумушкам слух о том, что господин де Лорка вернулся домой раненым. Значит, остается старый верный дворецкий Бартоло. Он попал в дом де Лорка вместе с новой хозяйкой и с самого рождения был Маргарите чем-то сродни доброго дедушки. Кроткий, немногословный и исполнительный, Бартоло был сейчас незаменим. Стараясь издавать как можно меньше шума, Маргарита молнией промчалась по первому этажу, выбежала через парадный вход на террасу и к вящему своему облегчению увидела, как длинная фигура дворецкого удаляется по главной аллее. Наверное, отправился запирать ворота на ночь. Подхватив юбки, девушка бросилась за ним сломя голову и со всей силы дернула за рукав. - Монна Маргарита... - изумленно обернулся старик. - Пойдем со мной, времени терять нельзя, ну давай же, быстрей, - прерывающимся от бега сердитым шепотом проговорила Маргарита, таща Бартоло за собой. Привыкший за четырнадцать лет к капризам своей маленькой госпожи, требовавшим незамедлительного исполнения, Бартоло покорно пошел за нею. Маргарита молча привела его к отцу. - Мессер Рамиро!.. - сдавленно вскрикнул старик. Он побледнел и опустился на колени перед бесчувственным хозяином. - Без лишних слов, - резко прервала его Маргарита. - Мне кажется, он не может идти. Давай, бери его, а я буду идти впереди, чтобы ни на кого не наткнуться. Ну, чего встал как вкопанный? Неси! - в голосе монны Маргариты прозвучали те металлические нотки, которое Бартоло часто слышал от своего сурового хозяина, поэтому, взбодренный привычным окриком, он не без усилий закинул де Лорку себе на плечо и пошел с ним к дому, стараясь шагать как можно скорее. Маргарита приблизилась к дверям первой и, приоткрыв их, увидела няню. Та с озабоченным видом стояла посреди вестибюля и, похоже, терялась в догадках относительно местонахождения своей госпожи. Сделав Бартоло знак постоять снаружи, Маргарита решительно распахнула дверь и подошла к кормилице. - Где ты ходишь! - Филиппа с недовольным видом оправила помявшееся платье девочки. Испачканную кровью руку та предусмотрительно спрятала за спину. - Тебе давно пора спать, моя милая, отправляйся сейчас же в кровать. - Ты не знаешь, отец сегодня будет поздно? - властным тоном спросила Маргарита, заглядывая за спину женщины - не маячит ли там еще кто-нибудь из слуг. - Он не имеет привычки кого бы то ни было в это посвящать, да и не твое это дело, так что ступай немедленно спать, Маргарита. Сначала зайди в парильню, там тебя ждет горячая вода. - У меня болит голова, Филиппа, я сейчас никуда не пойду, - отрезала воспитанница. Возмущение, явственно проступившее на лице кормилицы, было незамедлительно подавлено: - Оставь меня в покое и уходи к себе, а не то в церковь я завтра не пойду и скажу маме, когда она вернется, что ты опять пускала в дом своих цыган! - И гневный блеск в глазах девочки, которая успела стремительно забраться на середину лестницы, не давал повода усомниться в истинности ее намерений. Громко рассуждая о геенне огненной, в которую рано или поздно попадают все дьявольские отродья, кормилица повиновалась. Маргарита тут же снова оказалась у дверей, осторожно отворила их, и Бартоло с хозяином на спине направился во внутренние покои палаццо. На пути к спальне хозяев им не попался ни один слуга, отчасти благодаря везению, а отчасти скорости, какую только можно было развить с таким драгоценным грузом. Маргарита перепрыгивала через ступеньки и бежала по коридорам точно белочка, и запыхавшийся Бартоло старался от нее не отставать. Когда дон Рамиро был осторожно положен на постель и освобожден от значительного количества своего одеяния, умелыми руками дворецкого (и не без помощи ловкой дочери) ему была оказана необходимая первая помощь. Кое-что понимавший в этом Бартоло заключил, что порез был глубоким, но, к счастью, недостаточно опасным, чтобы потребовалась неотложная помощь врача. Мессер Рамиро потерял много крови, но опасности для жизни его ранение, пожалуй, не представляло. Бартоло пошел за нашатырем и чистой тканью, чтобы перебинтовать рану, а Маргарита принесла из парильни предназначавшуюся для нее горячую воду. - Пойду я, монна Маргарита, с гравием-то что-нибудь сделаю... - устало протирая вспотевший лоб, проговорил Бартоло. - На нем следы, наверное, остались... Маргарита молча склонилась над отцом, так что ее крупные темные кудри упали ему на лицо, бывшее всегда таким чужим и за последние полчаса сделавшееся удивительно знакомым. - Но ты понимаешь, Бартоло - никому ни слова, - выпрямившись, отрывисто произнесла девушка. Кивнув, дворецкий покинул комнату.
Рамиро де Лорка: Он будто спал. Канув во мрак, он оказался вовсе не там, где готовился оказаться. Когда глаза его закрылись, он, вопреки ожиданиям, не витал во тьме, как в страшной пустоте, не видя и не чувствуя ничего вокруг себя. Нет. Его словно принял в свои объятия Морфей. Он видел свет, видел солнце, видел траву. Свое детство. Вот его родной дом в Хативе. Он плохо помнил отца, который всегда был пьянчугой, часто напускался на свою жену и даже на сына, хотя конкретно эту картину Рамиро не удавалось воспроизвести перед глазами. Зато он помнил мать. И точно знал, что она любила его. И помнил, какая печаль охватила его, когда она занемогла и скончалась. Боже, какие сентиментальные, какие глупые и далекие, которые никогда не всплывали до этого, видения прошлого могут вставать перед глазами раненого человека, потерявшего сознание. Особенно смешно было то, что этот человек был наемный убийца, жестокий и безжалостный, карающих всех, кого ему прикажут, и кто стоит на пути у его господ. Да и у него самого тоже. Никому в своей жизни он не протягивал руку помощи, даже если в ней нуждались. С гораздо большей успешностью ему всегда удавалось отрезать эту, протянутую ему, руку. А сейчас он сам нуждался в помощи. Нуждался, как никогда. И помощь, столь необходимая и ожидаемая, все-таки пришла. Сквозь, затуманенное болью и пеленой мрака, сознание начальник городской стражи почувствовал, как его подхватывают, заставляя приподняться, после чего закидывают на плечо и несут в дом. Веки испанца чуть приподнялись. - Помогите... - едва слышно прохрипел он, - Помогите...мне... На мгновение распахнувшиеся, серые глаза "Кровавого Лорки" вновь закрылись. Перед его взором стали внезапно возникать лица тех, кого он когда-то убил по неумолимому приказу Борджиа. И убил без колебаний. С удовольствием. Ему редко снились картины из его прошлого. Родной дом, мать, даже его родовитый господин, у которого он в юности служил пажом. Все это переносилось в разуме тогда, когда он бывал тяжело ранен, рассудок мутился, а сознание реальности покидало его. Точно так же, как произошло некоторое время назад, когда он валялся на твердом гравии своего сада. А сейчас, когда его уже внесли в дом, когда расположили на большой кровати в его спальне, Рамиро беспрестанно терзали образы давно сгубленных его стараниями людей. Они будто звали его к себе. Он слышал их крики, стоны, мольбы. А еще явственно различал слова - "расплата настанет". Что, если он уже умер и попал в чистилище? А все эти лица и фигуры ему вовсе не снятся. Что, если это души умерших, призывающих его к себе, мучивших его за то, что он сделал с ними? Однако новая вспышка боли, пронзившая все его тело, дала понять, что начальник городской стражи еще не отправился к праотцам, и вернула с небес на землю. Сдавленный крик вырвался из уст испанца, когда он почувствовал прикосновения к своим ранам и то, как их обрабатывают. Рамиро ни раз был ранен и бывал в ситуациях и похуже. Но сейчас ему казалось, что хуже еще не было. Боль, сковавшая его, была просто адской. Де Лорке всегда хорошо удавалось терпеть ее, но сейчас она казалась ему особенно острой, такой, что ее трудно было спокойно выдержать. Прилагая немалые усилия, чтобы не закричать, испанец стиснул зубы так, что врачевавшие его могли слышать лишь сдавленно-мучительные стоны, издаваемые им. Наконец, обработка его порезов была закончена, а раны были перебинтованы. Прошло немного времени после того, как слуга вышел из покоев начальника городской стражи. Поморщившись, как во сне от чего-то нехорошего, мужчина открыл глаза, обнаружив себя лежащем на своей постели обнаженным по пояс, в результате чего, горящий в камине и освещающий комнату, огонь блеклым светом поигрывал на его широких плечах, сильной груди и твердому животу, на котором, обтянутые кожей, лениво перекатывались бугорки мышц. Рамиро обнаружил, что рана его уже перевязана, хотя ноющая боль до сих пор не отпустила его, по-прежнему вынуждая его исторгать еле слышные стоны. Наконец, он заметил, что на лицо его ниспадают длинные, шелковистые, вьющиеся темные волосы, так хорошо знакомые ему. Испанец поднял свои, лихорадочно блестящие, серые глаза на лицо девушки, склонившийся над ним. Хоть и нечасто видел, но Рамиро очень хорошо знал это красивое, чуть бледное, как и у него, лицо его дочери Которая сегодня, похоже, явилась его добрым ангелом и спасительницей. И от этого в душе де Лорки возникало два противоречивых чувства одновременно. Радость. И злоба. - Маргарита... - после некоторого молчания, чуть приподнявшись и опять поморщившись, пытаясь справиться с, вновь накатившей из-за сделанного движения, болью, только и смог выдохнуть мужчина. После чего снова уронил голову и прикрыл веки.
Margherita: От звука голоса своего отца, слабого и хриплого, Маргарита вздрогнула. Он так редко обращался к ней, что теперь, особенно в таком плачевном состоянии, слышать его было вдвойне странно. И непривычно. Маргарита не могла бы вспомнить, когда последний раз разговаривала с отцом, и было ли такое вообще. Так же молча, как он проходил мимо нее, играющей на полу в своей детской, так же безмолвно он проходил через ее жизнь, непонятный, чуждый и далекий, но вызывавший странное непреодолимое восхищение в ее сердце. И сейчас непосредственная близость сурового мужественного человека и пугала ее, и открывала что то новое в этой загадочной душе. Не привыкшая к бурным проявлениям эмоций, ласкам и вообще сдержанная по природе, Маргарита отстранилась и завела за уши непослушные волосы. Слегка смутившись, она поинтересовалась: - Как вы себя чувствуете, папа? Бартоло сказал, врача вызывать не обязательно. Или стоит позвать? Она внимательным взглядом скользнула по лицу отца, а изнутри ее жгло любопытство - чем же вызвано сегодняшнее происшествие? Разумеется, она не может просто так взять и спросить, да и сам отец ей вряд ли расскажет. И впервые Маргарита почувствовала даже нечто вроде проснувшегося интереса к его житью-бытью.
Рамиро де Лорка: В то же время, как до затуманенного слуха начальника городской стражи слабым отзвуком долетели слова его дочери, мужчина ощутил, как тело сотрясает неудержимая дрожь. Попытавшись не думать о ране, Рамиро, сделав глубокий вдох, а затем выдох, сконцентрировал все свое внимание на вопросе, адресованным ему девушкой. - Бывало...и похуже, - сдавленным голосом, больше похожим на глухое рычание хищника, произнес де Лорка. Морщась, с тихим стоном, подавляя слабо утихшую боль, испанец вновь чуть приподнялся на своем ложе и устремил на ее, чуть бледноватое, но с заалевшимся на щеках румянцем, лицо свои лихорадочно блестящие серые глаза. - Это...ты...нашла меня? - сглотнув, тихо спросил свою дочь Рамиро.
Margherita: - Я, - так же тихо ответила девушка, пристально глядя отцу в глаза. - В саду. - На розовых губах горел вопрос, а может быть, и не один, а десятки вопросов, но природные сдержанность и замкнутость позволили бы Маргарите скорее умереть, чем хоть что-то спросить. Она расправила на коленях складки платья, пытаясь скрыть охватившее ее смущение. Слишком уж непривычной было всё происходившее. Так нелепо и смешно одновременно... Интересно, отец сейчас чувствует себя так же глупо? От этой мысли Маргариту охватило внезапное безотчетное желание улыбнуться, которое шло настолько вразрез с общими смущением и растерянностью, что было незамедлительно подавлено. Становилось уже довольно поздно, и отцу, вероятно, требовался хороший сон, а может быть, сперва и ужин. - Может быть, вы хотите есть? - снова переведя проницательные темные глаза на начальника городской стражи, поинтересовалась Маргарита. - Я сейчас же прикажу вам что-нибудь приготовить.
Рамиро де Лорка: Поразительно, как насмешлива порой бывает судьба. Его, мрачного и непреклонного воина, соглядатая и убийцу, никогда не перед кем не отступавшего, никогда никого не боявшегося, находит израненным собственная дочь. Словно ангел-хранитель вытащила она его с порога между жизнью и смертью назад, в жизнь. Несмотря на то, что тяжелые раны, полученные де Лоркой, были не смертельны, без оказания быстрой помощи, обработки и перевязки, они вполне могли привести к очень плачевным последствиям. И привели бы, если бы не Маргарита. Если бы не ее проницательный взор, которая она, без сомнения, унаследовала от своего отца, не углядел его, бессознательно лежащего в сумеречной прохладе красивого сада, такого мирного и спокойного, и так явно не вяжущегося с образом жизни начальника городской стражи. Однако, нашедшая и излечившая его, она видела боль, видела слабость своего сурового отца. И Рамиро, видевший свою дочь чуть ли ни раз в десять дней, и очень редко разговаривавший с ней, радовался при одной мысли о том, что именно ей он обязан своим спасением. Но, в одно время с тем, он злился, досадовал на себя за свое безрассудство, за то, что позволил себя ранить, за то, что один, как самонадеянный глупец, полез в "осиное гнездо", и тем самым предоставил дочери не самое приятное зрелище. Что еще того хуже - зрелище слабости ее отца. Де Лорка, хоть и никогда этого не говорил, старался являться примером для своей дочери. Чтобы она видела, каким должен быть настоящий мужчина. Грозным воином. Твердым, как скала, человеком. И чтобы она осознавала, что этот человек - ее отец. Тот, кому она должна всегда подражать и стремиться быть такой же. И, с одной стороны, Рамиро скорее готов был бы умереть, чем допустить, чтобы Маргарита хоть раз увидела брешь в его нерушимом, как он хотел ей всегда показывать, духе и теле. Но, с другой стороны... В глубине своей мрачной, но не до конца утратившей теплых отцовских чувств, души он был рад, что все случилось именно так, как случилось. «Благодарю тебя за то, что спасла мне жизнь», - рвались с губ начальника стражи тихие слова, которые он хотел сказать девушке. Но они так и не слетели из его уст. И лишь зоркий взгляд, которым, в чем мы уже убедились, безусловно, обладала Маргарита, мог уловить безграничную благодарность и нежность, лишь на одно крохотное мгновение мелькнувшие в серых глазах испанца. - Нет, монна, я не голоден, - довольно холодно отозвался мужчина понемногу окрепшим голосом, не переставая пронизывать дочь своим пристальным взором, - Единственное, чего бы я хотел, это Вашего присутствия сейчас рядом со мной. Рамиро не лгал. Как бы отчужденно не звучал его голос, он говорил чистую правду. Ничего другого, как нахождения сейчас рядом с ним его дочери, не было ему нужно. Он никогда не говорил ей каких-то ласковых слов. И не потому, что ему не хотелось. Просто потому, что он не умел. Его воспитали таким. Жестким, скрытным, неразговорчивым. А жизнь, которую он вел, лишь дополняла и усиливала эти качества, не оставляя место каким-либо теплым чувствам. Но сейчас, глядя в ясные глаза Маргариты, ему неудержимо хотелось быть другим. Только для нее. - Полагаю, Вы хотели меня о чем-то спросить? - спокойно произнес Рамиро, видя замешательство, любопытство и испуг, читавшиеся на красивом лице девушки.
Margherita: Разум, привыкший к одиноким рефлексиям, невольно получает способность проникать в суть вещей, даже если принадлежит существу совсем юному. Маргарита смотрела в глаза своему отцу и, как ей казалось, вполне понимала владевшие им чувства и настроения. И совсем не хотела досаждать ему своим присутствием, особенно в ситуации, о которой, как девушке казалось, де Лорка предпочел бы поскорее забыть. Поэтому его просьба остаться, адресованная к дочери, показалась Маргарите столь же удивительной, сколь и приятной. Неужели все-таки есть нечто в отношении отца к ней, чего она не понимала до сих пор? Ей всегда казалось, что он смотрит на нее как на котенка, путающегося под ногами, и потому предпочитала наблюдать за ним именно так, как это делают эти представители животного мира - затаившись, исподволь, но подмечая всё. В их семье не принято было говорить о любви, и к своим четырнадцати годам Маргарита очень смутно представляла себе, что это за чувство, а потому ей казалось невозможным, чтобы отец мог испытывать к ней нечто подобное. Нет, любви на свете нет, а вот уважение отца она мечтала бы заработать больше всего на свете. Но сначала она должна стать ему интересной, стать достойной того, чтобы этот могучий величественный человек снизошел до нее. И смутно девушка чувствовала, что было кое-что, что объединяло их, может быть, всегда, всю ее жизнь, и оно невольно толкало их сейчас друг другу. И было это одиночеством. - Если вы желаете, мессер, я побуду с вами, - произнесла Маргарита спокойно и отчетливо, не отрывая пристального взгляда от смуглого лица Рамиро. Она представила весь ужас и изумление кормилицы, когда та сперва обнаружит отсутствие своей воспитанницы в ее спальне, а затем - присутствие ее в комнате отца, да еще и господина в таком положении. Но Маргариту сейчас меньше всего заботило, что подумает няня. Она старалась не выдавать своего любопытства, но, видимо, было уже поздно - отец оказался гораздо проницательнее. И, не в силах унять шевельнувшееся чувство досады, девушка перевела взгляд на стену напротив и проговорила: - Боюсь, мой вопрос показался бы вам слишком дерзким, мессер.
Рамиро де Лорка: - Да, я так желаю, - утвердительно кивнул начальник городской стражи, на мгновение отрывая взгляд лихорадочно блестящих серых глаз от лица дочери, и перемещая его на поигрывающий языками пламени огонь в камине, - Кстати, кто еще видел меня? Лорку очень интересовал этот вопрос, поскольку ему хотелось быть в курсе относительно тех людей, которые стали свидетелями его незавидного положения, а значит, тоже видели его слабость. Разумеется, чем меньше - тем лучше. А размышлять над тем, что сказать в случае расспросов со стороны осведомленных слуг, испанец не стал. Как правильно заметила его дочь, подобные вопросы - большая дерзость. Но, если со стороны дочери она не только была простительна, и, в глубине души, даже желательна Рамиро, то слугам он бы никогда ее не простил. Впрочем, зная суровый нрав своего господина, они и не рискнут спрашивать. А поэтому можно было не волноваться. Касаемо них. Но в отношении дочки... Де Лорка не только не волновался, он даже боялся того, какие вопросы, какие подозрения могут зародиться в хорошенькой и весьма проницательной головке Маргариты. - Никогда ничего не бойся, - довольно строгим тоном отрезал Рамиро, вновь переместив на нее свой взор, - Страх - вот, что толкает человека на самые глупые поступки. Страх и неуверенность в себе. «Впрочем, самоуверенность - тоже», - внезапно подумалось начальнику городской стражи, когда он снова ощутил сотрясающую его тело дрожь. Стараясь не думать ни о ней, ни о боли, испанец продолжил твердым голосом. - Задавай, - сказал он.
Margherita: Любопытство Маргариты набирало обороты, и апатия вперемежку с угрюмостью, составлявшие ее обычное настроение, испарились, уступив место живейшей заинтересованности. Однако она испытывала досаду от того, что уже выдала отцу свой интерес - ей, привыкшей не посвящать никого в свои мысли и чувства, было нелегко примириться со столь явным поражением. Поэтому в ее планы вовсе не входило дать отцу знать об владевших ею мыслях. И стараясь казаться как можно более равнодушной, придав лицу привычное отстраненное выражение, Маргарита опустила голову и принялась расправлять платье на коленях. - Только Бартоло, - коротко ответила девушка. Пояснять, что дворецкий никому ничего не скажет, было бессмысленно - за четырнадцать лет верной службы этот старый венецианец успел создать в доме де Лорка репутацию исключительно преданного человека, умевшего хранить любые тайны - в том числе и те, что сами хозяева имели друг от друга. Высказывание отца о страхе привело девочку в восторг, и она даже, не сдержавшись, вскинула на Рамиро глаза, тут же снова их отведя. Ее собственные размышления по поводу страха и его влияния на судьбу человека настолько отвечали тому, что изрек сейчас отец, что на несколько секунд Маргариту охватила эйфория. Ах, если бы она могла постоянно слушать его, с трепетом пронеслось у нее в голове, слушать и внимать всему, что он бы ей говорил, чтобы потом стать такой же умной, сильной и бесстрашной. У нее был самый лучший в мире отец, но она не могла позволить ему узнать об этом. - Мой интерес и дочернее беспокойство, мессер, - уклончиво и так почтительно, как подобает дочери, начала Маргарита, не глядя на Рамиро, - не могут простираться дальше нанесенной вам раны. Вопреки моим опасениям, я не имею права подозревать вас в чем-то дурном, и мне хочется верить, что причина случившегося - не более чем нелепая случайность.
Рамиро де Лорка: Де Лорка облегченно выдохнул. И, с одной стороны, конечно, был отнюдь не обрадован тем фактом, что кто-то еще был свидетелем такого зрелища, как тяжело раненый Рамиро, но, все же, его утешало то, что этим "кем-то" являлся Бартоло - самый старый и преданный слуга испанца, в чьей верности начальник городской стражи не сомневался ни на секунду. - Хорошо, - мужчина сделал глубокий вдох и откинулся на подушку, прикрыв глаза. Когда до его слуха долетели фразы девушки, уголки губ испанца дрогнули в слабой улыбке. Маргарита всегда умела быть одновременно и почтительной, и завуалированно задать интересующий ее вопрос. Рамиро справедливо мог бы гордиться ее хитростью, не оттеняющей ее уважение к отцу. - Иначе говоря, - нарочно подстрекал ее де Лорка, поворачивая голову в ее сторону и приоткрывая глаза и, чуть прищурившись, глядя на девушку своими ястребиными глазами, - Ты хочешь знать, почему твой отец явился в наш дом в таком незавидном состоянии?
Margherita: Переход к легкому и неформальному тону, который вдруг совершил отец, был столь же неожиданным, сколь и приятным. Маргарита чувствовала, что он не испытывает к ней презрения или раздражения, какое у родителей часто вызывают недалекие и пока еще не слишком взрослые дети, и осознание этого окрыляло ее, заставляя губы неудержимо расплываться в радостной улыбке. Но если улыбку на лице она подавить могла, то скрыть взволнованного, восхищенного блеска глаз еще ни одному человеку не было под силу. Вместо ответа она сделала совершенно невинное лицо и скромно улыбнулась отцу, опустив глаза и тем самым давая ему понять, что он не ошибся в своих подозрениях. Чувство досады и недовольства от столь поспешной капитуляции, обуревавшее ее несколько минут назад, почти пропало. Что-то очень странное, близкое, согревающее душу непонятным теплом, поднималось из глубин ее существа и прокладывало незримый понтон между нею и начальником городской стражи. Маргарита деловито склонилась над раной Рамиро и еще раз внимательно осмотрела бинты, после чего коснулась ладонью отцовского лба. - Мессер, вы хорошо себя чувствуете? Мне кажется, у вас жар. - В голосе девушки слышалось искреннее беспокойство. Безусловно, ее интерес относительно обстоятельств, в которых де Лорка приобрел свою рану, не становился меньше, но видеть отца здоровым ей хотелось несравненно сильнее, нежели удовлетворить свое любопытство. После небольшой паузы она проговорила решительным и даже несколько строгим тоном: - В чем бы ни была причина вашего сегодняшнего появления домой в подобном виде, очень надеюсь, что больше вы не заставите меня так волноваться. - И в улыбку, которая последовала за этой фразой, Маргарита попыталась вложить все проснувшееся тепло и приязнь к отцу.
Рамиро де Лорка: Рамиро, не моргая, смотрел на девушку, в лице которой теперь заметил оттенки смущения, а в красивых глазах - восхищенный и несколько лукавый блеск. И именно в это самое мгновение этот взгляд дочери вызвал в нем, совершенно неестественное для него, но, до такой степени сильное чувство умиления, что мужчине стоило больших усилий побороть желание нежно притянуть к себе Маргариту и шепотом, на ушко, рассказать то, что с ним произошло. - Я угодил в засаду, - тихо произнес начальник городской стражи, не говоря ничего лишнего. Просто отвечая на вопрос девушки, который она, видимо, очень хотела задать, но никак не решалась. А отец решил ее больше не мучить. На последующие слова Маргариты о жаре испанец отрицательно покачал головой. Причем, сам не понимая, что значило это покачивание. То ли он действительно был уверен в том, что никакого жара нет. То ли не имел ни малейшего представления. То ли не совсем расслышал или осознал смысл вопроса дочери, а потому инстинктивно выразил свое непонимание в подобной форме. И в то же время мягкое прикосновение руки дочери ко лбу раненого породило в его сердце, внезапно вспыхнувшее, тепло по отношению к девушке. Но Лорка, столько проживший на свете и воспитавший свою дочь, до сих пор пока еще не умел и не знал, как это тепло реализовывать. Однако, казалось, еще совсем немного... И он поймет. Научится. - Твой отец сегодня был слишком самонадеян и глуп, - неожиданно для самого себя, не веря, что когда-либо мог признаться дочери хоть в каком-нибудь своем недостатке, вымолвил мужчина, - Это и послужило причиной. В ответ на заботливо-строгий тон девушки Рамиро снова едва заметно улыбнулся, одарив дочь длящимся всего пару секунд ласковым взглядом. Испанца вновь бросило в дрожь. Тело тихонько сотрясалось и на нем выступили мурашки. Но Лорка даже не заикнулся о просьбе накрыть его чем-нибудь теплым, снова не желая показывать свою слабость девушке и предпочитая терпеть.
Margherita: Затаив дыхание и не отрывая взгляда от де Лорки, девушка внимала его словам. Выражение любопытства на ее лице сменилось сперва выражением изумления, а затем - участия и понимания. Она тихонько сжала руку отца и склонила голову. - Не представляю, чтобы вы в чем-то могли повести себя глупо, папа, - прошептала Маргарита. Произносить "папа" вместо "мессер" было непривычно и давалось нелегко, но сейчас, наверное, по-другому бы и не вышло. Она глядела на отца и медленно улыбалась, держа его руку, как вдруг почувствовала, что он дрожит. - А еще вы говорите, что жара нет! - Резво поднявшись с места и накрыв Рамиро всем теплым, что нашлось в комнате, Маргарита затем снова склонилась над ним. - Постарайтесь заснуть, а с утра я пошлю за доктором, - серьезно и тихо произнесла девушка, а взгляд ее карих глаз был нежным и тревожным. - Я действительно не хочу сейчас препятствовать вашему выздоровлению своим присутствием.
полная версия страницы