Форум » Regnum caelorum » "Все было впервые и вновь..." - Караман, весна 1469 года » Ответить
"Все было впервые и вновь..." - Караман, весна 1469 года
Мустафа:
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Мустафа: Мустафа хотел было заметить, что куда удобнее было бы изучать входы и выходы при свете дня, и притом не за оду ночь, но потом решил, что это часть обещанного испытания, и решил не встревать со своими дерзкими замечанииями. Величественный дворец был тих и пуст, как в той сказке, где рассказывалось об окаменевшем городе, и если бы время от времени этот совершенный покой не тревожили стражники, бдительно несущие свою службу, Мустафа бы охотно поверил, что здесь только и есть живых душ, что он сам и его таинственный спутник. Шелк был не самой надежной защитой от чужих глаз, к тому же одна нога Мустафы осталась снаружи, и он лежал ни жив ни мертв, боясь и потихоньку поджать ее под себя, и того, что это движение все же будет замечено. Прищурившись, он все-таки рассмотрел в щелочку сапожки проходящих мимо воинов и медленно посчитал до ста, прежде чем вывернуться из-под руки старшего мюлазима, одновременно высовывая голову из-под куска ткани: - Вылезай, они ушли, - пригласил Мустафа, выпутываясь из отреза, как бабочка из кокона.
Gem: Мальчик откинул тяжелую ткань и шумно вздохнул: не один только Мустафа сидел, боясь пошевелиться, под грудой драгоценной ткани, но и его провожатый прекрасно представлял, чем кончится для "султанских мальчиков" столь дерзкий побег: как ни любил Ахмет-паша своих воспитанников, и что только не прощал им за пылкое пристрастие к запретной персидской поэзии, фалака*, нет-нет, да и гуляла по нежным ступням и растопыренным пальчикам будущей элиты Империи. "Прежде чем взять палку в руки, чтоб наказать непокорного",- говаривал поэт, облеченный Мехмет-Фатихом почетным званием "дядьки" для своего сына,- "испробуйте на себе, какова она в деле". Старший из двух подростков поднялся, поправляя одежду; тюрбан съехал ему на нос, и длинные русые волосы, в проникающих из окон лунных лучах казавшиеся серебром, выбились из под тонкой ткани. Нетерпеливым, решительным жестом он водворил непослушный предмет туалета на место, и, оглядевшись и прислушавшись, сделал шаг к решетке, преграждавшей путь на недостроенную половину покоев. - Теперь второе испытание,- повелительным, не терпящим возражений тоном проговорил он, внимательно оглядывая невысокую фигурку своего товарища по приключению.- Ты должен пролезть через эту решетку и открыть эти ворота. Представь, что вокруг враги и замок вот-вот захватят! Давай, лезь! В этот момент со стороны оставленных мальчиками покоев донесся невнятный шум. Русоволосый мюлазим вздрогнул и сделал движение броситься обратно к спасительной шелковой куче - но, подавив порыв, он крепко схватил Мустафу за плечо, не давая тому отступить перед преградой. - Давай, давай!- нетерпение читалось теперь в его тоне, как будто в самом деле жизни и благополучию шехзаде угрожала опасность.- Давай же быстрее! Ты, может быть думаешь, что я делаю это без разрешения?- желая в корне пресечь колебанья товарища, торопливо заговорил он, понижая голос, потому что шум из жилой половины дворца неуклонно приближался. Рука подростка нырнула за воротник бархатной курточки и извлекла оттуда большой, с украшенной тускло блеснувшими камнями ручкой ключ.- Вот, гляди, этим ты отопрешь замок с той стороны, мне его дал сам принц! Ну же, давай! фалака*- способ наказания, применявшийся в Турции к непослушным детям и слугам; в упрощенном варианте - удары палкой (стеком, тростью) по пяткам босых ног.
Мустафа: Тут-то в невинную душу Мустафы и закрались подозрения: то, как рьяно его убеждали в полной законности происходящего, произвело совершенно обратное действие. Ключ, который он сжимал в кулаке, может, и впрямь принадлежал Джему, а не был потихоньку стащен у капиджибаши, но вряд сам принц знал о том, где сейчас находится эта важная и ценная вещь. Разрываясь между желанием выпалить в лицо изменнику, что его хитрость раскрыта, и сомнениями - может, все-таки это настоящее испытание? - Мустафа все же не выдержал. - Если враги по ту сторону, то я не понимаю, зачем верным слугам шехзаде уметь быстро отпирать им решетку, - промолвил он с самым невинным видом.
Gem: Хитрец, чья уловка грозила вот-вот вместо блистательной победы встретить позорное поражение, с досады даже притопнул ногой. - Ты что, оглох?!- его глаза полыхнули гневом, а в голосе послышалась властность, которую трудно было ожидать даже от Великого Визиря. Но окрик слишком уж громко отдался в пустом коридоре, и, кусая губы, старший из мальчиков принялся быстро шептать, пядь за пядь подтаскивая Мустафу к вожделенной решетке. - Послушай меня! Вообрази, что дворец осажден вражескими войсками и принцу надо спастись... неужели ты думаешь, что он побежит внутрь своих покоев, вместо того, чтобы искать себе путь наружу? Конечно же, решетка будет закрыта, чтобы не пустить сюда наших врагов! Давай же, давай!- то ли чувствуя слабость собственных доводов, то ли решив не тратить время на уговоры, он с силой прижал неожиданно заупрямившегося приятеля к непокорной преграде, едва ли не впихивая тому в руки заветный ключ и то и дело оглядываясь; в тишине было отчетливо слышно, как быстро стучит его сердце - гулко и часто, словно у трепещущей в силках ловца птички. Черты красивого личика покривились, казалось, мальчик готов вот-вот заплакать, то ли от страха перед поимкой, то ли с досады, что столь блестящий план терпит неудачу. Но плечо младшего беглеца оставалось таким же неподатливым, а по коридорам уже отчетливо разносились встревоженные крики стражи; яростно топнув, и изо всех сил встряхнув недогадливого товарища, русоволосый воскликнул: - Лезь и отпирай, глупый мальчишка! Я приказываю тебе повиноваться, именем моего отца, султана Мехмеда Фатиха! Если сейчас же ты не выполнишь то, что приказывает тебе твой господин, принц Османского государства, завтра же я прикажу выбросить тебя в бассейн с голодными крокодилами и болотными пиявками!
Мустафа: Мустафа открыл и закрыл рот. Во-первых, ему не верилось, что в случае опасности сын великого Завоевателя будет спасаться бегством, а не примет почетную смерть в бою, чтобы вознестись в райские кущи. Во-вторых, он сомневался, что тот царственно-невозмутимый мальчик, которого он имел честь нынче наблюдать в мабеине, станет бегать по ночам от собственной стражи. Но все эти соображения были слишком длинны, чтобы быть изложенными вслух сейчас, когда топот телохранителей был уже слишком близко, поэтому Мустафа тут же нашел доводы в пользу того, чтобы исполнять полученный приказ. Если его отдал самозванец, то по ту сторону решетки он будет в большей безопасности, чем по эту; если же это в самом деле шехзаде, то прямая обязанность Мустафы - повиноваться ему беспрекословно, и если Гияс-ад-Дину Джему зачем-то понадобилось отпереть дверь, то это следует исполнить наилучшим образом. Мысль о том, что он может застрять в причудливых переплетениях металлических завитков, посетила Мустафу очень вовремя - то есть когда голова и плечи уже были снаружи, а нижняя часть - все еще внутри. Вообразив, как его обнаружат в таком непотребном виде и расскажут о недостойном поведении сына отцу, Мустафа заизвивался едва ли не по-змеиному, отчего решетка предательски заскрежетала. К счастью, он уже неловко плюхнулся животом на землю и, морщась, принялся возиться с замочной скважиной, еще не решив окончательно, стоит ли отпирать калитку своему спутнику.
Gem: Принц, впрочем, не оставил ему времени на раздумья: стоило тугому замку провернуться положенное количество раз - каждый полный круг звучал как визгливая ругань базарной торговки, у которой полуголодные ученики из ближайшего медресе стянули с прилавка благоухающий, огромный, как солнце, экмек* - как дрожащий от нетерпения мальчик сильно толкнул решетку, едва не сшибив с ног своего соучастника. Вылетев в открывшийся проход, как комета, он тут же захлопнул тяжелую створку и, подхватив за шиворот растерявшегося мюлазима, поволок его за собой с той же прытью, с какой стайка уличных мальчишек тащит украденный все у той же знакомой читателю торговки мешок с ее сладким товаром. Пролетев несколько шагов, принц и его товарищ, все еще понуждаемый к действию неумолимой рукой взбалмошного высочества, укрылись за сложенными в кучу инструментами и материалами, обходившимися устроителям новых султанских покоев не в одну сотню алтун**. И вовремя! В оставленном позади дверном проеме уже мелькали грозные тени и мигающие, словно испуганные светильники стражи. Сильная рука толкнула решетку - очевидно, наследник Фатиха уже пробовал бежать этим путем, а, может быть, обнаружилась пропажа ключа,- но этот самый ключ, предусмотрительно вставленный в замок и повернутый, не позволил воротам открыться; а дотянуться до него, как известно читателю, не мог и гибкий ребенок, не то что могучий муж, назначенный в придворную стражу. Сидящий рядом с Мустафой мальчик засмеялся. - Теперь, чтобы попасть в этот коридор, им прийдется вернуться назад и спуститься на этаж вниз,- шепотом, приблизив лицо к самому уху Мустафы, проговорил он, потирая ладони.- А с той стороны коридора еще одна решетка, ключ от которой у старшего привратника, который сейчас напился и спит где-нибудь сном праведника. Так что эти дураки либо принуждены будут выбить решетку, либо так и останутся тут стоять до самого утра... И все равно им нас не увидеть!- торжествующие интонации в его голосе достигли верхнего предела. Но, почувствовав, вероятно, что одних его слов мало, чтоб прояснить для невольного спутника всю гениальность осуществленного замысла, шехзаде приподнялся, хоть и со скрываемой осторожностью, из своего временного укрытия и показал язык совещающимся за запертыми дверями преследователям. В скобках стоит добавить, что этот невинный, в общем-то жест, для турецкого подростка того времени был совершенно и полностью неприличным, ибо обозначает он действие, которое мудрецы из страны Син с присущим им остроумием назвали "игрою на кожаной флейте". * экмек - удивительно душистый хлеб, который, по преданию, получил Адам в утешение от архангела Джабраила после того, как был изгнан из Рая. ** Алтун - золотая монета, начавшая чеканиться при султане Мехмеде II Фатихе в 1453 г. Вес алтуна (около 3,5 г.) был равен весу европейских дукатов. От этого же слова произошел, как считается, русский алтын.
Мустафа: Мустафа, чья невинность едва не граничила со святостью, не ведал о глубинном смысле этого жеста, однако мог предположить, что ни одному взрослому мужчине не понравится, когда ему корчит рожи дерзкий мальчишка, будь он хоть трижды шехзаде. Решетка, конечно, была на совесть вмурована в дверные косяки, но если с полдюжины чаушей навалится на нее со всей злости, то лучше в этот момент находиться подальше. - Простите, господин, - заговорил он, понизив голос, - но можно ли мне спросить - куда мы бежим? Воображение тут же нарисовало перед внутренним взором Мустафы картину бешеной скачки в неизвестном направлении на породистых тонконогих лошадях. За спиной гикали всадники, посланные таинственным врагом, в ушах свистел ветер, а может, вовсе не ветер, а петля аркана, в небе кружили с тревожными вскриками птицы....
Gem: Мальчик, по-своему понявший вопрос товарища, с поистине царственной небрежностью дернул плечом. - Боишься?- его глаза прищурились, а личико приобрело подчеркнуто кровожадное выражение, какое бывает у старших детей, когда им хочется напугать или избавиться от путающейся под ногами мелюзги.- Знаешь, что такое фалака? Твой отец-христианин когда-нибудь порол тебя палкой по голым пяткам? Или, может, он наказывал тебя стеком по пальцам, когда ты не повиновался ему? Я слышал, христиане бросают глупых и непослушных детей на съедение тиграм... Громкий треск, донесшийся от решетки, прервал эту проникновенную речь на самом интересном месте. Стража, видимо, посовещавшись и решив, что деваться беглецам было некуда, попыталась-таки выбить решетку,- но, сработанная на совесть, эта ажурная преграда выдержала натиск, вернув увлеченного беглеца с неба на землю. - Думали, поймали меня?- вновь обретя насмешливый тон, фыркнул наследник Фатиха.- Как бы не так! Пошли со мной!- и, подхватив Мустафу под руку, с силой поволок его за собой. Но все еще колебавшийся товарищ показался ему медлительным и неуступчивым: громко фыркнув, принц разжал хватку, и в три прыжка очутился на подоконнике высокого арочного окна, еще не забранного, по традиции, узорчатыми позолоченными ставнями. Тонкая мальчишеская фигурка на мгновение замерла над бездной, темным силуэтом заслоняя видимые с высоты далекие горы и верхушки садовых деревьев у его ног, озаренные молочно-бледной, едва мерцающей над облаками луной. То ли испугавшись собственной смелости, то ли потеряв равновесие, шехзаде покачнулся и торопливо схватился за витую арку, разделявшую оконный проем; поток воздуха подхватил и раздул края его рубашки и светлые локоны, выбившиеся из-под тюрбана. Стража, уловив движение и увидев, наконец, беглеца, разразилась испуганными криками - но, закинув голову и рассмеявшись, малолетний наследник турецкой империи перемахнул через золоченую раму и спрыгнул вниз. * наказание фалакой (битье палкой по пяткам) широко применялось в Османской Турции для наказания непослушных детей. В более суровом варианте - со связыванием ног, а иногда и подвешиванием за ноги, его применяли так же к мелким, но неисправимым преступникам.
Мустафа: Долг повелевал Мустафе повсюду следовать за своим господином, однако то, что он был ниже шехзаде едва ли не на голову и куда слабее в руках, помешало ему одолеть препятствие с той же легкостью, как это сделал Джем. Забраться на подоконник ему удалось со второй попытки, да и то, он оступился и беспомощно повис, цепляясь пальцами за край. К счастью, ему удалось нащупать ногой неровность в каменной кладке, на вид безупречно ровной и однородной, и это избавило его от щенячьего удела - со скулежом подпрыгивать под хозяйским окном. Кое-как Мустафа подтянулся на руках, обдирая о камень грудь и живот под задравшейся рубахой, и рывком наполовину перебросил себя через подоконник, что было и к лучшему. Если бы он рванулся вперед так же энергично, как в то мгновение, когда выбирался из коварных завитков решетки, то сверзился бы вверх тормашками с немаленькой высоты. - Мой отец - правоверный, - возмущенно заметил Мустафа, обращаясь к белеющему в сумраке тюрбану шехзаде. Поскольку снизу была видна только его мордашка, неестественно бледная в лунном свете, можно было вообразить себе, что примерно так же воззвала отрубленная голова хакима Рубана к неблагодарному царю Юнану.
Gem: В этом месте, пожалуй, следует сделать небольшое отступление, чтобы читатель, без сомнения, образованный и немало наслышанный о чудесах пышного Востока, не подумал невзначай, что малолетнего фатихида удерживал над садом ковер-самолет, или вызванные нечистыми заклинаниями магрибских мудрецов джинны. Возможно, сам принц и не отказался бы от подобного приключения, позабыв печальный опыт Симона-волхва, которого, как говорят христианские богословы, святой Петр ниспроверг на землю, разогнав прислуживавших тому бесов,- но автор этих строк не рискнет погрешить против истины и приписать малолетнему царевичу столь странные деяния. Все было куда проще: как уже упоминалось, еще днем над незаконченными стенами дворца трудилось множество мастеровых, чьи ловкие руки в изобилии украшали камень рисунками диковинных цветов и девяносто девятью именами Аллаха, и от которых внутри незаконченных портиков и галерей остались также уже упоминавшиеся инструменты. Но, чтобы не уподобиться невежде, который срывает лишь верхние побеги с плодоносного древа познания, эти достойные люди воздвигли высокие строительные леса, позволявшие им добираться до самых далеких углов и создавать свои шедевры; хрупкая на вид, эта конструкция легко выдерживала вес трех взрослых мужчин даже в самой верхней точке - что уж говорить о подростке, чьи ищущие глаза уже давно приметили этот способ побега. Вот на эти самые леса будущий анатолийский султан, соперник своего старшего брата, а ныне - ребенок, едва перешагнувший порог десятой весны,* выпрыгнул из окна галереи с бесстрашием, достойным лучшего применения, и именно там он стоял, пытаясь восстановить равновесие, когда наверху появилось бледное лицо младшего мальчика, обратившего к нему с возмущенными речами. То ли потому, что шехзаде не желал уподобляться неблагодарному, умертвившему врача за причиненное добро, то ли потому, что он не нуждался более в услугах Мустафы, краса и надежда Османской империи задрала голову, едва не потеряв при этом свой тюрбан, и энергично взмахнула рукой. - Сиди там! Спрячься, они тебя не заметят. Я прикажу, чтоб тебя не наказывали... завтра. Это великодушное обещание, возможно, немного успокоило бы многочисленных дядек, так как показывало намерение принца вернуться ближе к утру во дворец,- но не слишком то должно было вдохновлять невольного соучастника, которого в стенах дворцовых покоев ожидали надранные до красноты уши, а то и фалака, о которой с таким увлечением расспрашивал Джем. * в исламе новорожденный ребенок считается годовалым.
Мустафа: Мустафа не слишком грациозно перевалился через подоконник и, ощутив под коленями занозистые доски, осторожно высунул нос за край, оценивая проделанный им путь наверх. Мальчика совершенно не радовала мысль о том, что все его усилия пропала втуне, более того, что придется с неменьшими трудностями возвращаться обратно, чтобы в качестве вознаграждения за все получить хорошую взбучку от воспитателей шехзаде. - Моя обязанность - сопровождать вас, господин, - упрямо промолвил Мустафа, - что, если вам снова понадобится помощь? Искушенный Искандер-ага использовал бы слово "услуга", однако его сын еще не достиг того мастерства в игре словами, которое позволяло присягать именем Аллаха, что черное - это белое и наоборот. Тем не менее, Мустафа понимал, что ему куда лучше быть пойманным в обществе принца, нежели одиноко трястись в кустах, предвкушая наказание и пеняя себе за малодушие, с которым он отпустил шехзаде совершать подвиги.
Gem: Старший мальчик в ответ на эти речи лишь громко хмыкнул, однако даже самое наивное ухо расслышало бы в этом звуке скорей одобрение, чем небрежность, которую он пытался выказать по отношению к своему спутнику еще несколько мгновений назад. Затем он обернулся к расстилавшемуся перед беглецами широкому горизонту и с недетской серьезностью жадно вдохнул овевающий их со всех сторон благоухающий ветер. - Когда я стану султаном,- проговорил он восторженно, вытягивая вперед руки, словно желая, чтоб неуловимый посланец небес вознес его на своих крыльях,- я последую примеру великого Салах-ад-Дина, открывшего некогда святыни Аль-Кудса* для паломников трех вер. Я постою в горах прекрасный дворец, который будет сиять среди их белоснежных шапок, как шахская диадема Ала ад-Дина** среди чванливых шапок муфтиев. Он будет окружен розовыми садами, а на улицах день и ночь будет звучать музыка. Вот увидишь!- блестящие глаза мальчика жадно впитывали в себя окружающий мир. Жуткое и одновременно прекрасное ощущение заставило мурашки волнами побежать по его спине. Кроны серебряных ив под ногами была как волны; хотелось нырнуть в них, подобно маленькой красноклювой чайке, и резвиться и играть в волнующихся и шелестящих водах, подобно дельфину. Ах, если бы это было так! Шум, донесшийся из галереи, заставил мальчика оглянуться: стража, по-видимому, нашла способ справиться с непокорными воротами, и теперь от отделанных мрамором стен звонко отражались шаги и голоса. Шехзаде полуприсел на корточки, прячась от черезчур пристальных взоров, и сделал Мустафе знак следовать за собой. Все так же пригибаясь, он добежал до края верхней площадки, с которого вела вниз шаткая лесенка и скатился по ней с решимостью, подхлестываемой мыслью о грозящем ему наказании. Как видно, своевольный потомок Мехмеда уже имел достаточно поводов убедиться, что Ахмет-Паша не любит шутить шутки. *Аль-Кудс - арабское название Иерусалима, означающее "священный город, святое место". ** По преданию, Ала ад-Дин Мухаммед II в 1304 году завоевал государство раджей Мальвы, и получил в дар от побежденных индусов знаменитый алмаз Кохинур
Мустафа: Что можно было ответить на все эти речи кроме "Иншаллах!", особенно, когда ты при этом смотришь вниз с высоты, на какую не забирался прежде? Мустафа умом понимал, что доски настила не могут прогибаться у него под ногами, но чувства уверяли его в противоположном. Он ухватился за край подоконника, но большей уверенности в себе от этого не испытал, а тем временем шум, производимый усердными стражами, делался все ближе. Мустафа до сегодняшнего дня не знал, что есть фалака, и надо ли говорить, что он и не желал на себе познать, сколь тяжела может быть рука разгневанного лала. Он все еще не понимал, куда с таким упорством стремится принц - Мустафе еще только предстояло понять, как жаждет свободы тот, кто заперт в драгоценной клетке. Сын Искандер-аги никогда не чувствовал себя ограниченным в своих желаниях - благо, они почти всегда совпадали с рамками приличий, а потому мог оценить размах дерзости шехзаде, но не ее причины. - Простите, господин, - Мустафа не хотел показаться глупым или назойливым, а потому не решился повторить прямого вопроса, - мы сейчас спустимся вниз и пойдем к воротам? Герои тетушкиных сказок никогда не спрашивали, куда и зачем следует отправляться в путь, хотя мальчика это всегда изрядно удивляло - почему именно в Каир, а не в Искандарию?
Gem: Не услышал ли шехзаде вопрос своего нового придворного, или сам не знал, куда дальше следует направить свои стопы, но только он не ответил на робкую попытку Мустафы. Спрыгнув на землю, пригибаясь, он, что было духу, шмыгнул в кусты олеандра, чьи розовые цветы, в летние месяцы клонящиеся к земле пенно-розовыми гроздьями, сейчас едва начали покрываться первыми цветами. Затаившись в густой зелени, наследник Фатиха расширенными глазами уставился на галерею, по которой метались пятна неверного света; он тихонько смеялся, но дрожащие руки и громкий стук сердца выдавали волнение и страх, пробужденный в мальчике его дерзким поступком. Когда пламя факелов, сгрудившись, озарило недостроенный покой наподобие большого костра, Джем дернул спутника за рукав. - Пошли. Все также хоронясь среди зарослей, беглецы припустили прочь от стен дворца; густые кроны деревьев и кустов, высаженных уже после взятия города армией Мехмед-султана, служили им надежным укрытием. По вечерам сад был изобильно расцвечен фонариками и лампами,- но сейчас масло в светильнях уже догорело (а, может, было потушено рачительной прислугой), и это превратило место будущего отдохновения в самый настоящий густой лес, полный неведомыми опасностями и чудовищами. Слабо шуршащие струи фонтанов можно было легко представить движением щупалец и шипеньем неведомых змей, корни и ветви цеплялись за ноги, а мерцающий свет луны придавал привычным вещам новые контуры и формы. Сейчас в этом погруженном в темноту месте мог бы заблудиться и дворцовый садовник - что уж говорить о двух мальчиках, один из которых никогда не бывал в здешних местах, а второй посещал их лишь в сопровождении пышной свиты. То ли почувствовав робость, то ли вняв, наконец, голосу рассудка, шехзаде перешел с бега на шаг и придвинулся ближе к своему спутнику. - Здорово, да?- прошептал он голосом, в котором, однако, уже читалось куда меньше прежнего энтузиазма. Но показать свою робость перед слугой значило навсегда потерять лицо, поэтому сын султана тряхнул разметавшимися волосами и проговорил громко. - Или ты предпочел бы нежиться в тепленькой кроватке под боком у своей мамочки? Мы, сыны Высочайшей Империи, должны спать в седле и повергать под копыта коней покоренные народы!
Мустафа: В представлении Искандера-аги повергание народов должно было происходить менее возвышенно, но с большей пользой для казны, и Мехмед Фатих, пожалуй, отчасти бы с этим мнением согласился. Но мальчики, пробирающиеся сквозь полные опасностей дебри ночного сада, пока что не задумывались о том, что случается после победоносных подвигов. - Я мечтаю о путешествиях, господин, - немного задето отозвался Мустафа, стараясь не представлять себе, как матушка с госпожой Айше тоскуют у окошка. - Подобно Ибн Баттуте, я бы желал повидать священную Мекку, Египет, Рум и дальше - государство индов. А еще есть страны, которые Аллах населил псоглавцами, и те, где у людей ноги вместо рук, а глаза на животе. В голове у мальчика от треволнений нынешнего дня с рассказами шейха Юсуфа перепутались запрещенные Кораном картинки из отцовских книг. Неизвестно, о каких еще чудесах свидетельствовал бы Ибн Баттута его устами, если бы Мустафа не сообразил, как нелепо выглядит - еще бы, мечтает о путешествиях, а сам уныло тащится за шехзаде, словно хвост за крокодилом! Мустафа решительно шагнул в просвет между кустами, сквозь который поодаль виднелся силуэт фонтана - пирамиды из трех чаш, но внезапно раздался нечеловеческий вопль, сколь громкий, столь и омерзительный. Поскольку разумным было бежать прочь, Мустафа решил поступить ровно наоборот и бросился навстречу неведомой опасности, все еще желая произвести впечатление на принца. Это ему удалось в полной мере - из-под ног смельчака выскочил переполошенный ночными гуляками павлин и испустил еще один крик, будто призывал на помощь дворцовую стражу.
Gem: Мальчик, едва не задавший стрекача при первом, неожиданном крике, рассмеялся героизму своего спутника. Когда султан среди птиц, волоча хвост, припустил прочь в окружении своего многочисленного гарема, сын всамомделишнего султана вновь подхватил под локоть товарища и потянул того дальше. - Пошли! Решительно обогнув примеченный Мустафой фонтан, шехзаде продолжал тащить за собой своего малолетнего подданного к одному ему известной - и известной ли? - цели. - Мой повар время от времени готовит павлинье мясо,- проговорил он будничным тоном, словно речь шла о кипяченом молоке с пенкой или гюльбешекер, набившем оскомину варенье из розовых лепестков.- Говорят, что оно дает вечную молодость, потому что павлины не протухают. Лала говорит, что все это глупые россказни, и еще никому не удалось таким образом обрести бессмертие, а мой учитель астрологии... Видишь вон тот огонек?- резко меняя тему разговора, царевич внезапно ткнул пальцем в пустоту.- Нам туда. ... Среди почти полной темноты сада пламя отдаленного костерка казалось не более чем светлячком, которого занесло послушать разносившееся повсюду монотонное пенье цикад. Но принц был, похоже, уверен, что не ошибается: во всяком случае, он припустил навстречу цели своего опасного путешествия с резвостью, сделавшей бы честь опаздывающему скороходу. Очень скоро перед ними раскинулся небольшой лагерь тех самых мастеровых, что еще днем кропотливо трудились над украшением султанского дворца: прошмыгнув между жилищами и повозками с неразобранным скарбом, мальчики очутились в самом центре этого временного поселения, на площади, очерченной светом возносившего искры в благоухающее весеннее небо костра. Человек десять мужчин образовали второй, куда более тесный круг возле почти опустевшего котла с пловом; их раскрасневшиеся, ярко высвеченные огнем лица смеялись,- смех этот звенел по округе, зажигая кровь каким-то яростным первобытным весельем, и заставляя сердце подпрыгивать и замирать в груди от восторга. Джем, не отдавая себе отчета, до были стиснул руку стоящего рядом Мустафы. - Смотри: они пьют вино!
Мустафа: "Харам!" - было первой мыслью, посетившей благонравного отпрыска Искандер-аги, однако в голосе принца не было возмущения, а вовсе даже наоборот - чуть ли не восхищение людьми, творящими недозволенное. На языке у Мустафы вертелось с полдюжины подходящих к случаю хадисов Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!), но слово мудрости казалось - о ужас! - неуместным здесь и сейчас. Мустафа осторожно повел головой, словно зверек, привлеченный пламенем людского очага, и одновременно встревоженный множеством незнакомых звуков и запахов, и оглянулся на принца: - Отсюда плохо видно, господин. Может быть, мы подойдем ближе? Если вам будет угодно спрятаться под той телегой, мы даже услышим, о чем они говорят.
Gem: Джем только фыркнул в ответ на осторожное предложенье товарища и, гордо задрав голову, направился прямо к костру. Сейчас его смело можно было выставлять на парад, или какой-нибудь конкурс по благородному поведению среди принцев - если бы, конечно, кто-то догадался провести такое мероприятие в ту эпоху. Выпрямленная спина, посадка головы, походка и жесты вызвали бы у преподавателя манер поток восхищенных слез,- если, разумеется, исключить повод, по которому шахский сын выказывал все это великолепие. Веселящиеся у огня люди тоже не остались равнодушными к подобному появлению: сперва одна голова с удивлением повернулась в сторону шествующего мальчика, потом другая; потом говорившие, хлопая друг друга по плечам в знак внимания, принялись один за другим озираться на незваного гостя. Разговор смолк, бренчание тамбуры, настраиваемой кем-то из собравшихся, стихло. Вытянувшись в струнку, наследник престола двигался среди изумленно переглядывающихся мужчин, ступая так осторожно, словно под его ногами была не земля, а едва распустившиеся лепестки роз. Но увы, это величественное появление было прервано самым что ни на есть печальным образом; чрезмерно увлекшись наблюдением сквозь ресницы за недоумевающими лицами подданных, принц споткнулся о брошенную кем-то вязанку хвороста - и, нелепо шатнувшись, едва не растянулся во весь рост, сшибив котел с пловом, и едва не угодив головой прямо в костер. Шапочка вместе с чалмой, не удержавшись на сиятельной макушке, покатились в пламя. Все повскакали, и, толкая друг друга, бросились к упавшему. Тишину буквально взорвали два общих вздоха - испуганный, и облегченный, когда стало ясно, что со странным гостем ничего не случилось. И тут же заговорили все разом: кто-то смеялся, трепля светлые волосы Джема, кто-то вполголоса ругался, говоря, что сорванца неплохо бы проучить палкой по рукам, кто-то, изловчась, вытолкнул покрывшийся подпалинами головной убор из кострища и теперь деловито рассматривал дорогую кисею, превратившуюся в лохмотья, гадая, каким образом один из "султанских мальчиков" мог очутиться в этом месте в столь поздний час.
полная версия страницы